Собиратели Руси - Дмитрий Иванович Иловаиский

святыню, именно главу св. Андрея, увезенную им из Патраса, которую Римское духовенство встретило с великим торжеством и положило в базилике св. Петра. К этой святыне деспот потом прибавил еще другую: руку св. Иоанна Крестителя. Фома Палеолог производил на римлян симпатичное впечатление величавой, красивой наружностью и оттенком печали на своем челе. Его окружал небольшой греческий двор, во главе которого стоял вельможа Траханиот. Известные кардиналы из Греков, Исидор и Виссарион, своим участием облегчали ему горечь изгнания и чужбины. Пий II усердно проповедовал крестовый поход против турок и даже хотел лично принять в нем участие; но он вскоре умер (1464). А в следующем году скончался и Фома Палеолог, в то самое время, когда он с нетерпением ожидал к себе свою семью, которая по его приказу оставила Корфу и высадилась в Анконе. Он был женат на Екатерине, дочери одного из Морейских владетелей, от которой имел двух сыновей и двух дочерей. Екатерина скончалась во время пребывания на Корфу. Старшая дочь Елена, бывшая в супружестве за сербским господарем Лазарем II, овдовев, ушла в монастырь. Оставались два сына, Андрей и Мануил, и младшая дочь Зоя. Они поселились в Риме под покровительством папы (Павла II) и на его иждивении. Здесь по завещанию отца, их опекуном и покровителем, сделался кардинал Виссарион, который, по смерти своего друга Исидора, назначен был таким же титулярным патриархом Константинопольским. Он позаботился дать юным принцам и принцессе тщательное воспитание; причем старался внушить им привязанность не только к церковной унии, но и к самой Латинской церкви.

Принцесса Зоя еще не вышла из отроческих лет, когда покровители ее папы и Виссарион уже начали отыскивать ей достойного жениха. По этому поводу попеременно велись переговоры с некоторыми владетельными итальянскими и неитальянскими фамилиями (Гонзага, Карачьола, Лузиньян Кипрский); но переговоры эти оканчивались без успеха, отчасти по неимению приданого у невесты, отчасти вследствие интриг (со стороны Венецианской республики, имевшей виды на остров Кипр). Между тем внимание Виссариона остановилось на женихе гораздо более могущественном: на великом князе Московском. Нетрудно было расположить папу Павла II в пользу брака Иоанна с Зоей: известно, что Римская курия при всяком удобном случае возобновляла попытки подчинить Русь своему духовному господству. Того, что не удалось митрополиту Исидору; т. е. соединения Русской церкви с Латинскою, папа надеялся достигнуть посредством будущей супруги великого князя, воспитанной в идеях унии и латинства. Этим браком полагали достигнуть и другой цели: возникавшее могущество Москвы начинало обращать на себя внимание при Европейских дворах, и она казалась весьма желательной союзницей в новых крестовых походах, замышляемых против турок. Иоанн со своей стороны был польщен предложением ему невесты из такой знаменитой царственной фамилии, с которой притом он уже состоял в дальнем родстве: так как его тетка Анна Васильевна была супругой старшего брата Фомы, императора Иоанна Палеолога.

Сношения Москвы с Римом по этому вопросу возникли при посредстве с одной стороны выезжих в Италию греков, с другой итальянцев, перешедших в Московскую службу (вероятно, не прямо из Италии, а из Крыма, угнетаемого татарами и турками). Главная роль в этих сношениях досталась на долю Джан Батиста Вольпе, родом из города Виченцы, занимавшего на московской службе должность «денежника», т. е. монетного мастера и известного здесь под именем Ивана Фрязина (Фрягами назывались у нас по преимуществу итальянцы). В ответ на римское предложение, Иван Фрязин, конечно с соизволения великого князя, отрядил в Рим одного итальянца и одного грека, которые и вступили в переговоры о невесте с кардиналом Виссарионом (1468). В Москву они воротились уже в сопровождении посланцев сего последнего и некоторых родственников Ивана Фрязина. Прежде нежели сделать решительный шаг, великий князь по обычаю советовался с боярами, со своей матерью Марией и митрополитом Филиппом, и получил их одобрение на сватовство. Затем сам Иван Фрязин двукратно отправляется в Рим послом от великого князя. В первый раз он ездил, чтобы посмотреть невесту и привезти ее портрет. Зоя или, как ее стали называть, Софья Палеолог, судя по отзывам современников, была красивой наружности, среднего или небольшого роста; белизна кожи, большие глаза, брови дугой, круглые плечи и полная фигура отличали ее от смуглых, худощавых итальянских красавиц — обстоятельство, отмеченное некоторыми известиями и пришедшееся, конечно, по вкусу великому князю Московскому. Царевне в это время было за 20 лет. Во второй раз Иван Фрязин поехал в Рим в январе 1472 года, во главе целого посольства, чтобы совершить там обручальный обряд и привезти невесту в Москву. В Болонье он встретился с главным руководителем всего этого дела, т. е. с Виссарионом, который отправлялся во Францию папским послом к королю Людовику XL Виссарион радостно приветствовал Московское посольство; но самому ему не пришлось более участвовать в этом деле: он умер в том же году во время своего возвращения из Франции.

На папском престоле восседал тогда преемник Павла II, Сикст IV. Он милостиво принял московское посольство, которое поднесло ему подарки, состоявшие главным образом из собольих мехов, и, если верить итальянским свидетельствам, — изъявило от имени великого князя чувства глубокой преданности (едва ли не покорности) римскому первосвященнику. Папа и Священная коллегия (кардиналов) со своей стороны держали с послами такой тон, как будто вся Русская церковь, т. е. и Киевская, и Московская митрополия, приступила к Флорентийской унии. Сикст IV, подобно своим предшественникам, носился с проповедью крестового похода против турок, и с этой целью в то время заключал лигу с Неаполем и Венецией. В конце мая в базилике Св. Петра благословил знамена, назначавшиеся для крестоносцев, а, спустя дня три, в той же базилике происходило торжественное обручение царевны Софьи с заместителем великого князя Московского, т. е. с Иваном Фрязиным, в присутствии многочисленной римской знати и греческой свиты царевны. Но когда надлежало обменяться кольцами, Джан Батиста Вольпе или Иван Фрязин должен был признаться, что он не привез кольца для невесты, так как подобного обычая будто бы не существовало в Москве. Такое объяснение показалось маловероятным, и в Римской курии невольно возникли некоторые сомнения в искренности посла и в его полномочиях; по крайней мере на другой день папа сам высказал это членам своей консистории. Тем не менее он отпустил в Москву царевну Софью с ее свитой, в сопровождении своего легата, некоего католического епископа Антония (Бонумбре), которому, по-видимому, поручено было ни более ни менее как утверждение Флорентийской унии в России, конечно, с помощью той же царевны Софьи. На путевые издержки была выдана значительная сумма (6000 дукатов) из папской казны.

Царевна отправилась из Рима с большой свитой, состоявшей из итальянцев и греков; среди