На исходе ночи - Евгений Габуния

Однако вернемся к «Камере ужасов». В 1873 году музей Тюссо посетил персидский шах. Он проявил повышенный интерес к гильотине и пожелал увидеть ее в действии. Царю царей вежливо пояснили, что одной только гильотины недостаточно, нужен еще и смертник. Ни минуты не колеблясь, восточный деспот тут же выделил для демонстрации одного из членов своей свиты. Говорят, его величество был очень раздосадован, когда и на сей раз ему было отказано в этом невинном удовольствии. Не знаю уж, быть может, он выписал дьявольскую машину себе домой и там позабавился вволю.

В рекламном проспекте о достопримечательностях Лондона есть такой совет: если вы намереваетесь посетить «Камеру ужасов», возьмите с собой друга, не ходите один. Прозрачный намек на то, что будет очень страшно и жутко. А я вот хожу один, без друга, и не испытываю никакого страха. Только чувство гадливости вызывают эти зловещие куклы, от которых веет смертью, жестокостью и пороком. Однако это не идет ни в какое сравнение с целой гаммой чувств, которые испытываешь по выходе из «Камеры ужасов». Доминируют ненависть и отвращение. В коридоре, в стеклянном боксе, стоит Гитлер, одетый в военную униформу с паучьей свастикой на рукаве. Не знаю, стоило ли скульпторам старушки Тюссо тратить время и талант на этого выродка. Да и воска жалко! Ну а если уж сделали, то самая подходящая компания для этого величайшего преступника всех времен и народов, перед которым какой-то там Джек-Потрошитель (девять жертв) или даже последний печально знаменитый английский гангстер Гарри Аллен (39 человек прикончил лично, участвовал в убийстве еще 100), выглядят невинными младенцами — вместе с ними в «Камере ужасов». Здесь у старушки Тюссо явно не хватило последовательности.

Почему я так подробно пишу об этом музее? Наверное, прежде всего потому, что это просто интересно. Но не только, а еще и потому, что о нем наши журналисты пишут скупо, вернее, лишь упоминают, причем снисходительно, с непонятным пренебрежением. А в одной интересной в целом книге об Англии уважаемого мной журналиста-международника этот единственный в своем роде музей, который посещают каждый год два миллиона человек, назван даже «пресловутым». Безусловно, мнения о нем могут быть разные, неоднозначные, однако эта оценка кажется несправедливой.

Сразу после посещения воскового паноптикума с его бьющими на сенсацию экспонатами я соприкоснулся с настоящим искусством в галерее Тэйт. Когда-то здесь, на северном берегу Темзы, между мостами Воксхолл и Ламбет, стояло приземистое мрачное здание так называемой образцовой тюрьмы, откуда преступники начинали по реке свой далекий путь на каторгу в британские колонии. В конце XIX века некий удачливый бизнесмен Генри Тэйт, сколотивший состояние на операциях с сахаром, преподнес нации щедрый подарок: тридцать картин британских художников. Не знаю уж, что подвигнуло сахарного короля на такой в общем благородный шаг: то ли желание прослыть покровителем искусств, просвещенным меценатом, то ли не давали покоя нажитые на чужом поте и крови миллионы, то ли что еще, но факт остается фактом. И вот тогда выяснилось, что картины экспонировать негде: в Национальной галерее не хватало места не только для работ, подаренных меценатом, но даже и для картин великого английского художника Тернера. Они размещались в крошечной комнате. Два года продолжались публичные дебаты, переговоры, обсуждения, пока правительство не выделило участок, занимаемый тюрьмой, под строительство картинной галереи. Этим участие государства и ограничилось. Снова пришел на помощь сахарный король, который финансировал строительство галереи. С тех пор здание неоднократно перестраивалось, расширялось, опять-таки в основном на средства богачей-меценатов. Одно осталось неизменным — галерея по-прежнему носит имя ее основателя Генри Тэйта, которому было пожаловано рыцарское звание.

Сейчас галерея Тэйт «патронируется» королевой-матерью. Однако высочайшее покровительство не избавляет ее от финансовых затруднений. В холле посетители получают небольшие проспектики. Стилизованный абстрактный рисунок, в котором все же можно узнать человеческий глаз, смотрит вопросительно и требовательно. «Вы друг галереи Тэйт?» — спрашивает надпись под рисунком. Из текста явствует, что хотя галерея получает ежегодную субсидию от правительства, она «крайне нуждается в финансовой помощи». Здесь же, в холле, стоит стеклянный ящик, куда друзья галереи опускают свои фунты. С 1958 года добровольные пожертвования составили около 300 тыс. фунтов. Сумма не ахти какая, учитывая инфляцию и баснословные цены на произведения подлинного искусства.

Двойственное чувство вызывает этот заполненный зелеными банкнотами ящик. Любители искусства от чистого сердца опускают в него свои, зачастую заработанные нелегким трудом, деньги, и нельзя не оценить их благородного порыва. Но есть в этом, как и во всякой благотворительности, что-то унизительное. Неужели правительство цивилизованной Англии, родины европейской демократии, как любят величать ее англичане, не в состоянии изыскать средства для поддержания одного из самых прославленных своих художественных музеев? Ведь здесь собрана самая полная в Британии коллекция произведений выдающихся английских художников: Тернера, Хоггарта, Гейнсборо, Рейнольдса, Констебля, Берн-Джонса и многих других, чьими именами по праву гордятся англичане. Добавьте к ним работы таких мастеров, как Пикассо, Ван Гог, Матисс, Роден, Уистлер, Генри Мур, Шагал и многих других знаменитых художников и скульпторов, и вы получите представление о сокровищах галереи.

Я не собираюсь здесь рассказывать об этих хорошо известных художниках. О них уже столько написано и сказано, что я ничего нового не добавлю. Однако, не претендуя, разумеется, на художественный анализ, рискну просто поделиться своими впечатлениями от знакомства с некоторыми экспонатами. Долго я стоял перед ярко-красным квадратом на белом фоне, который называется «Бродвей», пытаясь вникнуть в замысел… художника Элсворта Келли, нет, все-таки правильнее назвать его автором. Что хотел он сказать зрителю? И почему именно Бродвей, а не Пикадилли или, на худой конец, какая-нибудь менее знаменитая стрит? Или, быть может, мистер Келли просто весельчак и решил разыграть простодушных провинциалов и туристов, которые составляют большинство посетителей? Если это так, возникает еще один вопрос: каким образом эта «картина» оказалась в столь солидном музее?

Этот вопрос я задавал себе не раз. Вот произведение некоего автора с русской фамилией — Павла Селезнева: белый, чуточку шероховатый, неровный холст. Рядом — синий квадрат, которому его автор Ивс Клин дал загадочное название IKB. Ему же принадлежит и белый квадрат, названный на манер автомобильного номера: «B-69-26». А что вы скажите о такой картине: бежевый холст, разрезанный посредине чем-то острым, похоже, что бритвой? Или о черных и белых полукружиях на светлом фоне, которые называются «Линейные мотивы»?