Чаша и Крест - Вера Семенова

Простые валленцы вели себя менее враждебно, но открыто пожирали нас глазами, забегали вперед, чтобы рассмотреть получше, толкали друг друга в бок и перешептывались, даже не стараясь сделать свой шепот менее громким. Валлена всегда была городом, покровительствующим искусствам, музыке и театру, так что даже у обычных жителей была в крови склонность к мелодраматическим эффектам и таинственным сюжетам.

— Говорят, их Великий Магистр две недели как мертвый, а они пытаются его оживить.

— Да, для этого им каждую ночь надо красть по маленькому мальчику или невинной девушке и приносить в жертву на носу своего корабля.

— Нет, это чашники наслали на него порчу.

— Много вы понимаете! Просто он понравился нашему Мануэлю, и тот прячет его у себя во дворце.

— Как может человек с таким лицом понравиться Мануэлю?

— А для разнообразия.

— Перестаньте ерунду молоть! Он давно уже смертельно болен, и в тот момент, когда он умрет, проклятие сойдет на то место, где он будет находиться. Он поэтому и приехал умирать в Валлену, специально.

Даже когда мы оборачивались, не выдерживая откровенной галиматьи, валленские жители продолжали смотреть на нас невинными и любопытными глазами.

Поэтому относительное спокойствие мы испытывали только в доме Рандалин, но туда невозможно было впихнуть весь наш Орден, он был слишком маленьким. Большинство отсиживалось на кораблях, сходя на берег только за самыми необходимыми покупками.

К концу третьей недели Гвендор наконец пришел в себя. Я невольно стал свидетелем этой сцены, хотя в отличие от Жерара совсем не стремился подслушивать. Я просто спал в кресле, измотавшись после бессонной ночи — мы по очереди дежурили у его постели, сменяя друг друга, вернее, если быть справедливым — хотя бы изредка отпуская Рандалин поспать. На рассвете она неслышно подошла, слегка встряхнула меня за плечо, потому что я уже начал клевать носом, и кивнула в сторону того самого кресла, стоящего у окна.

Вначале мне показалось, что это продолжение моего сна.

Низкий голос, так сильно напоминающий голос Гвендора до болезни, произнес:

— Простите, Рандалин… я, похоже, несколько злоупотребил вашим гостеприимством и причинил вам некоторое беспокойство. Я сейчас встану.

Она тихо засмеялась, и в ее голосе звучало столько счастья, что мне показалось, будто меня накрыла теплая волна.

— Не торопитесь, Великий Магистр. Несколько лишних минут или даже часов не сильно изменят картину.

Я нерешительно приоткрыл глаза. Рандалин сидела на краю постели, чуть наклоняясь над Гвендором, пытающимся приподняться на локте.

— Сколько же времени… я здесь?

— В общем-то не очень много. Две недели шесть дней.

— Две недели?

Гвендор даже сделал попытку сесть, но видимо, она была слишком резкой, потому что он снова откинулся на подушки, на мгновение прикрыв глаза.

— Вам не следовало так утруждать себя, Рандалин, — сказал он сквозь зубы. — Я не просил от вас таких жертв. Я всего лишь просил позвать лекаря.

— Я так и сделала, — Рандалин чуть наклонила голову к плечу. Похоже, ее теперь нисколько не смущал холодный тон Гвендора — она научилась распознавать за ним его истинное настроение. — Я позвала лучшего лекаря, которого могла найти в Валлене на тот момент.

— Вот как? Было бы любопытно с ним познакомиться.

— Мы с вами некоторое время уже знакомы, мессир Гвендор, — она улыбалась, и такой открытой улыбки я никогда еще не замечал на лице мрачноватой и самоуверенной женщины, которую видел в разных ситуациях. — Только, похоже, вы не подозреваете о некоторых моих талантах.

— Видимо, действительно не подозреваю.

— Какое-то время назад, когда мне казалось, что моя жизнь закончена… сначала я хотела только разрушать и убивать. Мне хотелось, чтобы другие были так же несчастны, как и я. Я придумала себе врагов и хотела, чтобы они склонились передо мной… перед моим Орденом.

— Не сомневаюсь, что у вас это получилось. Как получается все, за что вы беретесь, — в голосе Гвендора не было иронии. Он внимательно смотрел на склонившуюся над ним Рандалин. Словно какая-то сила притягивала их друг к другу, заставляя ее медленно придвигаться все ближе. Ее волосы, небрежно откинутые за спину, соскользнули и теперь почти касались его расстегнутой рубашки.

— Но от этого стало еще хуже, — продолжала она. — Когда у тебя в душе собственный ад, то не поможет, если ты будешь создавать нечто подобное вокруг. И тогда я вернулась в Валлену, и три года помогала лекарям в городской больнице. Скил говорит, что у меня есть кое-какие способности. На самом деле я делала это только для себя. Только это помогло мне выжить. ли в моей постели… качнулась к нему. ающих тайн. рубашки. и, на мгновение прикрыв гл

— Когда-нибудь вы мне расскажете о своей жизни, Рандалин?

— Конечно. А вы мне — о своей. Не сомневаюсь, — она снова радостно улыбнулась, — что в вашей жизни много захватывающих тайн.

Лицо Гвендора внезапно изменилось так сильно, что она испуганно качнулась к нему.

— Вам плохо? Что с вами?

— Рандалин, — сказал он хрипло, — я очень виноват перед вами… Вы… никогда меня не простите…

— Конечно, — она все еще пыталась шутить, — как можно простить, что вы почти три недели пролежали в моей постели. Без всякого удовольствия для меня.

— Нет, — он покачал головой, но было видно, что ему трудно шевелить губами, — я, наверно, никогда не смогу сказать вам… Рандалин.

Но они были уже слишком близко друг от друга. Она почти лежала у него на груди, упираясь руками в его подушку. Гвендор уже ничего не мог говорить — задохнувшись от счастья, он проводил пальцами по ее волосам. Когда рука с двумя пальцами скользнула по ее щеке, Рандалин быстро повернула голову и прижалась к ней губами. Он вздрогнул и притянул ее к себе.

В камере Эмайны все было по-другому — там они обнимались из последних сил, от отчаяния, ожидая каждую секунду, что их оторвут друг от друга. Здесь же они медленно, невыносимо медленно касались губами и языком, продлевая каждое прикосновение.

Я не выдержал и что-то забормотал, изображая медленное пробуждение. Гвендор моментально убрал руку с ее затылка, но Рандалин отстранилась неторопливо, особенно не скрываясь.

Я настолько не знал, что сказать, что был искренне рад, когда в дверь нетерпеливо заколотили.

— Мадонна, откройте! — раздался голос Санцио. — У меня важное сообщение.

Рандалин наконец выпрямилась, но вставать с края постели Гвендора не собиралась.

— Настолько важное, — сказала она ядовитым голосом, — что вы не замечаете, что дверь открыта?