Осажденный Севастополь - Михаил Филиппов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах как у вас тут хорошо, на бастионе, — говорила она. — Ха! Ха! Ха! Только зачем вы положили моего мужа так неловко на такие гадкие носилки? Ведь вы знаете, это мой муж! У меня его никто не отымет! Ха! Ха! Ха! Ты ранен, мой милый? Бедный, бедный! Ха! Ха! Ха! Ха! Не думайте, что я боюсь… Ничего страшного нет, ничего, ничего, ничего… Меня никто не смеет выслать в Петербург. Я останусь с ним… Отдайте мне его!
Капитан Реймерс поручил одному из молодых мичманов проводить княгиню, которая ухватилась за носилки; ее с трудом могли уговорить, и она наконец позволила нести носилки, а сама, не обращая внимания на падавшие близ нее снаряды, шла за ними, опираясь на руку мичмана и продолжая смеяться и говорить бессвязные фразы.
Княгиня опомнилась только, когда носилки прибыли на главный перевязочный пункт, снова переведенный в Благородное собрание. В первой огромной комнате висели койки и стояли кровати, из которых лишь одна была пуста, и на нее положили графа. Поминутно слышались крики: "На стол!", "На койку!", "В дом Гущина!". Дверь налево в ампутационный зал была открыта настежь. Оттуда слышались стоны и крутая солдатская брань: ругались солдаты, усыпленные хлороформом. Некоторые раненые были положены прямо на пол.
В то самое время, когда внесли графа, в ампутационный зал вошел старик в солдатской шинели нараспашку, из-под которой выглядывала длинная красная фуфайка, какие носят скорее бабы, чем мужчины. На голове у старика был картуз, из-под которого выбивались клочки седых волос, спускаясь на висках. Старик отправился к зеленому столику, стоявшему в углу комнаты, и сел у столика, молчаливый, задумчивый и, казалось, безучастный ко всему окружающему. Это был Пирогов.
Вокруг маленького операционного столика толпилось несколько медиков, сверкали ножи и пилы, текла ручьями кровь, и жирный, опьяняющий запах ее пополам с запахом хлороформа бил в нос всякому, приходившему сюда со свежего воздуха.
Минуту погодя к Пирогову подошел один из докторов и спросил его о чем-то. Пирогов встал, и сосредоточенное выражение его лица стало еще более серьезным, но приняло оттенок особой уверенности. Он подошел к столу, взглянул на лежавшего пациента и, взяв нож, сделал несколько взмахов.
— Гениально! Гениально! — шептались между собою доктора, изумленные новым, небывало смелым приемом, который был придуман Пироговым тут же с экспромта.
Но носилки следовали за носилками, операция за операцией, и никакая гениальность не могла бороться с такою массою работы. Серьезное выражение лица Пирогова сменилось озабоченным; засучив рукава с окровавленными руками, он сновал взад и вперед по палате, как будто отыскивая кого.
Вошел офицер, назначенный дежурным, никогда еще не видевший Пирогова.
— Что мне здесь делать, доктор? — спросил он, не догадываясь, что имеет дело с знаменитостью.
— Делайте что хотите! Тут некогда разговаривать с вами: видите, какая каша. А вот, подержите-ка мне этого молодца!
В углу стоял солдатик с простреленным пулею большим пальцем. Пирогов сделал знак фельдшеру.
— Этого без хлороформа, нет времени! — сказал он и при содействии офицера и фельдшера принялся за вылущивание пальца. Солдат стал кричать и барахтаться.
— Молчи, не то всю руку отрежу! — прикрикнул Пирогов.
Солдат перестал барахтаться, но отрывисто вопил:
— Ваше благородие! Явите божескую милость! Заставьте Бога молить!
Но операция была уже кончена, и фельдшер начал перевязывать.
— Это что за чудак-оператор? — спросил офицер.
— Как! Вы Николая Ивановича не знаете? — спросил фельдшер, с некоторым сожалением взглянув на офицера.
"Дай Бог и не знать!" — мелькнуло в уме у дежурного офицера, но из любопытства он стал искать знаменитого оператора, чтобы еще раз взглянуть на него. Пирогов уже ушел в другую комнату, где кипели самовары и сновали сестры милосердия в белых капюшонах, а также солдаты, фельдшера. Здесь же была княгиня, умолявшая одну из сестер дать графу Татищеву поскорее хоть стакан чаю, так как раненого мучила жажда.
Дежурный офицер наткнулся на носилки, в которых несли неопределенную массу, издававшую едва внятный, изнемогающий стон. Заглянув поближе, он увидел окровавленные кишки вперемешку с кусками одежды пластуна и еще какую-то кровавую массу вместо головы.
— Этого в Гущин дом! — решил, махнув рукою, попавшийся тут же дежурный врач. — Нечего было и носить сюда!
Офицер знал, что в дом Гущина несут лишь безнадежных. Только что пронесли эти носилки, как внесли другие и, сняв с них раненого, положили его на кровать подле той, где лежал граф Татищев.
Княгиня добыла наконец стакан чаю и принесла графу. Он с благодарностью посмотрел ей в глаза.
— Кажется, мне лучше, Лиза, — сказал он слабым голосом. — Думаю, что обойдется без ампутации.
— Я уже хлопотала о тебе, — сказала княгиня. — Тут ничего не добьешься. Едва могла найти Пирогова. Тебя перенесут в другую палату, там будет спокойнее… Здесь такой шум, такие ужасы…
Татищев пристально вглядывался в только что принесенного раненого… "Неужели это он?" Граф вздрогнул. Да, действительно он. От волнения графу сделалось хуже, его стал мучить озноб. В раненом граф узнал отца Лели капитана Спицына. Графа так потрясла эта неожиданная встреча, что он вскоре стал бредить и впал в забытье. Княгиня не спала всю ночь, ухаживая за ним.
Утром графа перенесли в другую палату, так как нашли, что дело обойдется без ампутации. Как нарочно, в эту же палату перенесли и капитана.
Капитан Спицын был ранен осколком бомбы, влетевшей в трубу его дома и разнесшей в прах все убранство его "каюты". Очнувшись, капитан сказал только:
— А ведь про трубу я и забыл! Ну что стоило засыпать ее землею!
Осколком бомбы его ранило в живот, и доктора сомневались в выздоровлении, так как помощь была подана слишком поздно: много времени прошло, пока Иван успел найти носильщиков, и капитан велел во что бы то ни стало нести к знакомому флотскому доктору, служившему теперь на главном перевязочном пункте.
Утром у капитана живот потемнел, и доктора обнаружили признаки начавшейся гангрены. Знакомый доктор со слезами на глазах сказал об этом капитану.
— Ну, что же, умирать когда-нибудь надо, — сказал спокойно капитан. Доктор, у меня есть к вам просьба. Исполните?
— Как вы можете спрашивать!
— Видите эту даму, сидящую у изголовья молодого артиллерийского офицера. Попросите ее подойти сюда, мне надо сказать ей несколько слов.
Доктор исполнил поручение.
Граф спал, и княгиня, ничего не зная о капитане, не нашла возможным отказать раненому. Она подошла к нему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});