Невеста каторжника, или Тайны Бастилии - Георг Борн

Королю, разумеется, тотчас же доложили о происшествии с его фавориткой. Он был сильно обеспокоен, узнав, что маркиза впала в беспамятство и это состояние продолжалось несколько часов.

Мало того, что его величество был привязан к маркизе, как к женщине, доставившей ему немало радостей в альковных забавах, он также чрезвычайно дорожил ею, обнаружив в Жанетте Пуассон истинно государственный ум и здравый смысл, чего были лишены многие, если не все его министры. По существу, она приняла в свои изящные ручки бразды управления государством и делала это чрезвычайно разумно.

Эта хрупкая и изящная женщина с фарфоровым личиком, словно бы сошедшим с пасторалей Франсуа Буше, околдовала не только короля, но и многих вельмож в его окружении. Все признавали ее власть. Все, кроме герцога Бофора и его партии, впрочем, не очень многочисленной.

Король ненавидел государственные дела. Несмотря на свое высокое происхождение, он предпочитал предаваться вполне земным удовольствиям, зная, что за него разумно правит маркиза де Помпадур.

Сейчас он в сопровождении обер–церемонимейстера и нескольких придворных направлялся к ней. В длинной анфиладе дворцовых комнат гулко отдавались их шаги.

В одном из залов короля подкарауливал герцог Бофор со своим сторонником виконтом. Склонившись перед королем, герцог остановил его вопросом:

— Известно ли вам, ваше величество, о происшествии в покоях маркизы?

— Известно, известно, — торопливо ответил король, вовсе не желавший обсуждать эту щекотливую тему с герцогом.

— А известны ли вашему величеству подробности этого происшествия? — не отставал тот.

Не успел король открыть рот, чтобы ответить, что ему вовсе не интересны эти подробности, что он не желает о них слышать, как, нарушая этикет, вмешался виконт Марильяк.

— Вашему величеству, должно быть, неизвестно, что человек, ворвавшийся в покои маркизы, был не кто иной, как ее законный муж, некий Нарцисс Рамо…

— Тише! Ни слова больше об этом! — прервал его король с недовольным видом. — Я не желаю выслушивать россказни об этой прискорбной истории. — Затем король обернулся к придворному интенданту и приказал: — Распорядитесь, чтобы этому человеку выплатили десять тысяч франков отступных, и пусть он больше не показывается во дворце… В конце концов, купите ему ферму как можно дальше от Парижа. Я так хочу!

Герцог не желал, однако, признавать свое поражение и снова начал прерванный монолог:

— Ваше величество, этот Нарцисс Рамо…

Но король неожиданно топнул ногой, что было признаком величайшего неудовольствия, и сердито сказал:

— Я же просил вас, герцог! Ни слова больше об этом. Неужели вы хотите во что бы то ни стало досадить мне?!

— При дворе только и разговоров, что об этом происшествии…

— Дайте мне дорогу! — воскликнул король побагровев. — Идемте, господа! Герцог, как видно, решил вывести меня из себя.

Людовик решительно зашагал вперед. За ним покорно двинулась свита.

Герцог Бофор был взбешен. Он сжал зубы и прошипел:

— Идемте, виконт. Нам здесь нечего делать. С нами обходятся, как с последними лакеями. Нам предпочли кокотку…

Они разошлись в разные стороны — суверен и сюзерен. Лучше сказать, они встали по разные стороны…

Король отправился выражать свое благоволение фаворитке, а герцог — сколачивать оппозицию.

Его величество застал маркизу в постели. Она попыталась встать при его приближении, но он жестом остановил ее.

— Я был чрезвычайно обеспокоен происшествием, случившимся с вами, мадам. Ваше здоровье дорого не только мне, но и всем придворным. — И он сделал широкий жест вокруг себя. Свита согласно наклонила головы, как бы в подтверждение слов короля. — Конечно, есть люди, которые злословят по этому поводу. Но я полон решимости не обращать никакого внимания на их речи.

— О, ваше величество! — воскликнула маркиза, глядя на короля глазами преданной собаки. — Если бы вы знали, каким целебным источником становятся для меня ваши слова. Я чувствую прилив живительных сил. И полна единственным желанием — служить вам, служить всем своим естеством — на благо трона и Франции.

— Прекрасные слова, — одобрил король. — Вы слышали, господа? — обратился он к свите. — Маркиза говорит как истинная патриотка… Я рад, мадам, что вижу вас на пороге полного выздоровления. Я нуждаюсь в вас — прошу помнить об этом. И очень хотел бы оберечь вас от каких‑либо огорчений.

А затем король удалился.

Маркиза была вне себя от радости. Она снова взяла верх над ненавистным герцогом. Ее опасения, что король воспримет инцидент с Нарциссом Рамо, мужем из ее давнего прошлого, но все‑таки мужем, как повод для разрыва, развеялись окончательно. То, чего она инстинктивно боялась все время своего пребывания в Версале, тоже отпало, и теперь уже ясно, что отпало навсегда. Ей больше ничего не угрожает.

Она хлопнула в ладоши.

— Пусть войдет Леон, — сказала она явившейся камер–фрейлине.

Леон не заставил себя ждать.

— Слушаю вас, моя госпожа, — склонился он.

— Что Нарцисс Рамо? — она вопросительно поглядела на пажа.

Леон пребывал в легком замешательстве. Не то чтобы он не был готов к ответу, — все было давным–давно продумано и даже обсуждено с доверенной наперсницей маркизы, графиней Бельфор.

Он знал, как подготовить госпожу к известию о смерти ее уже бывшего мужа. Но ведь она непременно захочет побывать на могиле Нарцисса. Или — того хуже — увидеть его тело. И Бог знает, какие последствия все это повлечет за собой.

Он постарался скорчить печальную мину, что при его подвижном лице было нетрудно, и со вздохом произнес:

— Врачи говорят, что его состояние внушает серьезные опасения. При столь слабом сердце, — а оно было ослаблено выпавшими на его долю невзгодами — они боятся, что он долго не протянет.

— Бедный–бедный Нарцисс…

Маркиза была заметно огорчена этим известием. Она, как видно, испытывала чувство вины, но, разумеется, не собиралась никому признаваться в этом, даже самым доверенным людям, в числе которых был и Леон. — Как жаль, что я не в состоянии навестить его. Мне так хотелось бы этого. Но, быть может, я почувствую себя несколько лучше и тогда смогу это сделать.

— Но вам, моя госпожа, вредны какие‑либо волнения, — напомнил паж. — А ваше чувствительное сердце не вынесло бы столь печальной картины.

— Да, ты прав, — поспешила согласиться маркиза. — Но у каждого из нас есть долг перед своей совестью, и мы обязаны исполнить его — несмотря ни на что.

— Долг перед его величеством королем и перед Францией едва ли не равнозначен долгу перед совестью, — осмелился заметить Леон.