Кровавое заклятие - Дэвид Дархэм

Они и понятия не имели, что Мэна вернулась с Увумаля среди ночи. Выбравшись на берег, она направилась в город, держась городских окраин и прячась в тенях. Мэна сильно прихрамывала на правую ногу, все ее тело было покрыто синяками; что-то сдавливало грудь. Возможно, она переломала ребра, падая с дерева. Или подхватила воспаление легких, пока брела по холодному, мокрому лесу, волоча за собой тяжелую тушу, а потом плыла по исчерченному дождем морю обратно к Вумейру. Трудно сказать наверняка.

Тихий сонный Руинат был укутан черным одеялом ночи и тяжелых туч. Вода скапливалась в колеях от телег, отпечатках ног на дороге, в любых углублениях. Мэна шла, не обращая внимания на лужи, просто пересекала их, временами по щиколотку погружаясь в воду и жидкую грязь. Меч был привязан к ее спине, а за собой она волокла огромную тушу — такую тяжелую, что едва ухитрялась переставлять ноги. Веревку Мэна несколько раз обернула вокруг талии и перекинула через плечо. К другому концу была привязана мертвая птица с крыльями, крепко примотанными к туловищу. Мэна несла ее домой как подношение, дар людям Вуму. И пусть они сами решат, что с ней делать.

Забраться на ступени храма оказалось почти непосильной задачей. Туша цеплялась за все углы и выступы. Мэна согнулась в три погибели, волоча ее за собой вверх по лестнице. На верхней площадке она отвязала веревку от талии и закинула на резное каменное изображение Майбен. Потом навалилась на веревку всем весом и тянула, тянула, тянула, пока орлица не приподнялась над землей. Тут Мэна и оставила ее — просто бросила веревку и ушла прочь.

Мэна проскользнула в дом, стараясь двигаться как можно тише. Она знала, где спят служанки, и была уверена, что ее отсутствие ничего не изменило. Тем не менее в доме был кто-то еще. Человек, спавший в одной из комнат. Мелио… Мэна слышала его дыхание и чувствовала его запах в воздухе. Она не ожидала этого. Не учитывала его в своих дальнейших планах. И все же Мэна знала, что не может уйти просто так. Она обязана что-то сказать ему на прощание, оставить некий знак. Иначе ей не будет покоя. Надо как-то отблагодарить его за все, что марах для нее сделал.

Мэна быстро написала записку и, прижав клочок бумаги к груди, осторожно вошла в комнату. Девушка старалась дышать тихо и двигалась неслышно — как она умела, если было необходимо. Прислонив меч к стене, Мэна приблизилась к спящему. Его ни в коем случае нельзя разбудить, иначе все планы пойдут прахом. Сложенный листок бумаги лег на тюфяк под рукой Мелио. Понимая, что рискует, Мэна все же позволила себе задержаться на несколько секунд и немного постоять рядом с Мелио. Она любовалась его спокойным, умиротворенным лицом и более не удивлялась тому, что эти черты так ее притягивали. Хотя Мелио не был писаным красавцем, Мэна не видела лица, которое нравилось бы ей больше, чем это. По крайней мере с тех пор, как она последний раз смотрела на отца, рассказывающего ей мифы из древних времен.

Впрочем, чувство, которое она испытывала к Мелио, совсем не походило на привязанность к отцу. Мэна знала, что люди называют это чувство любовью. Она все поняла еще прежде, чем вошла в комнату.

Мэна любила его. Любила так сильно, что если б она разбудила Мелио, то никогда бы уже не смогла выполнить свой план. Потому-то Мэна и ушла, не потревожив его сна. Лишь оставила записку, где неровными, скачущими буквами написала по-акацийски:

М,

ты во всем был прав.

Мне понадобилось время, чтобы это понять, но теперь я знаю. М.

Чуть ниже она добавила еще две строчки. Не запоздалую мысль, а скорее постскриптум:

Я люблю тебя.

Если когда-нибудь жизнь позволит, я докажу свою любовь.

Мэне понадобилось еще несколько часов, чтобы должным образом подготовиться. Требовалась одна последняя хитрость, которая помогла бы ей выполнить план. Мэна тихо проскользнула в гардеробную, разделась, вымылась в бассейне с ароматной, пахнущей цветами водой и облачилась в наряд богини. Она накинула многослойные оперенные одежды и на ощупь наложила грим. Под утро, наконец удовлетворенная своим внешним видом, Мэна прямиком отправилась к дому градоначальника, где спали мейнские гости.

Все остальное произошло быстро. Маэндер задал Мэне всего несколько вопросов — только чтобы наверняка определить ее личность. Через полчаса она уже была на их корабле, и тот отвалил от причала, едва начался отлив. Мэна ощутила качку, когда корабль покинул мелкие воды гавани и понесся по крутым волнам, которые в то время года катили с юга на север.

Казалось, Маэндеру нравится проводить время в обществе Мэны и задавать ей вопросы, хотя она не могла сказать ему ничего нового — такого, чего мейнец не знал бы сам. Она понятия не имела, где сейчас ее братья. Все, что Мэна выяснила о своих родственниках, ей поведал Мелио, а он знал немного. На самом деле Маэндер рассказал Мэне гораздо больше, чем она ему. Так Мэна выяснила, что Аливер живет и здравствует в Талае. Он начал собирать армию в сердце этих земель и теперь постепенно продвигался на север вместе с войском, которое росло день ото дня.

— Говорят, он стал славным оратором, — сказал Маэндер. — Колдуны наложили на него какое-то заклятие, и теперь Аливер поднимает народ на борьбу одними только словами. Обещает освободить империю от угнетения, от рабского труда, от непомерных налогов, даже от Квоты. Странное дело. Похоже, твой братец позабыл, что именно его предки установили в мире такой порядок.

Был еще один слух — неподтвержденный пока, но правдоподобный, — будто к Аливеру недавно присоединился Дариэл. До недавних пор, сказал Маэндер, младший Акаран был обычным пиратом и разбойничал в Серых Валах. А Коринн подарили Хэнишу, и тот приспособил ее для постельных утех.

— Многие за глаза называют принцессу шлюхой вождя. Я сам, разумеется, никогда так не говорил.

— Верно, — кивнул Ларкен. — Если бы ты хотел ее как-нибудь назвать, то сказал бы это в лицо.

Слушая рассказы мейнца, Мэна едва умудрялась сдерживать бурлящие чувства. Впрочем, она уже нашла способ справляться с ними. Пока Мэна тащила по лесу труп Майбен, ее преследовали воспоминания детства: били ее, как древесные ветки, впивались, словно кровососущие насекомые. Дорогой Мэна даже разговаривала с братьями и сестрой — рассказывала им о себе, спрашивала, кем они стали, старалась понять, есть ли у них шанс воссоединиться и стать такими же, как прежде. Разумеется, нет. Ничто уже не будет как прежде. Мог ли кто-нибудь представить, что она станет той, кто она сейчас? Родные тоже наверняка сильно переменились. Тем не менее Мэна решила, что в ее душе нет места сомнениям: она будет любить их всех, несмотря ни на что.