Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В каютах I класса, кроме чинов нашего отряда, ехала еще четверка пассажиров – жена английского посла в Афинах О. Н. Роджерсон с сыном, Философов из русского посольства в Афинах и два каких-то англичанина, из русских же ехал еще князь Трубецкой, младший брат московского губернского предводителя дворянства, получивший назначение в наше посольстве в Константинополе. О. Н. Роджерсон была родной сестрой княжны Лобановой, фрейлины великой княгини Елизаветы Федоровны, и я с ней был уже ранее знаком, так что очень обрадовался, увидев ее.
Пароходное общество было так любезно, что взяло с нас за билеты вместо 23 рублей – 14 рублей, а за весь груз в 400 пудов – всего 24 рубля.
Путешествие до Константинополя было совершено при чудной погоде, малейшей качке.
После завтрака я пригласил к себе главного врача И. П. Ланга, чтобы получить от него отчет выданным ему мною еще в Москве деньгам на расходы и проверить все списки вещей, взятых с собой, что я не успел сделать в Москве. Оказалось, что очень многих необходимых вещей не было, ни шатра, ни палаток, так что я весьма задумался – что мы будем делать, если придется расположиться под открытым небом. Кроме того, не было даже носилок, кухонной посуды, консервов и т. д.
Все это мне оставалось закупить в Константинополе, что меня весьма озаботило.
Просматривали списки врачей, я увидел, что среди врачей не было ни одного терапевта, а между тем у меня были сведения, что и в Турции, и на Крите свирепствовали тиф, оспа и скорбут.[423]
Весь день у меня ушел на составление книг для отчетов, проверки счетов, составления программы дальнейших моих действий. К счастью, погода благоприятствовала, и я мог спокойно заниматься, вечер был дивный, луна чудно освещала гладкую поверхность моря, красота была изумительная.
На другой день, в полдень, пароход плавно входил в дивный Босфор, а через два часа стал на якорь в Золотом Роге. К сожалению, погода испортилась еще в тот момент, когда мы подходили к Босфору, пошел дождь, так что я не мог оценить всю красоту как Босфора, так и Золотого Рога. Море было совсем темное, а не бирюзовое, каким оно бывает при хорошей погоде. Меня поразило огромное количество судов на рейде, я не мог понять, каким образом не происходит между ними столкновений, как они могут двигаться в такой тесноте, как от них увертываются маленькие лодочки, снующие буквально везде. Как только наш пароход стал на якорь в Золотом Роге, у нас началась страшная суматоха, десятки лодочек буквально стали окружать пароход, я с волнением следил за ними, как они ловко лавировали в узком пространстве. Вскоре пришел паровой катер с кавасом (курьер-переводчик, и в то же время сорт телохранителей из турок, существует при каждом посольстве) из английского посольства за О. Н. Роджерсон. Она уехала в город. А я все ждал, когда приедут за мной из нашего посольства и начинал уже беспокоиться. Князь Трубецкой, назначенный на службу в наше посольство в Константинополь, любезно предложил мне поехать с ним к нашему послу. Я уже был в статском и радостно воспользовался его приглашением, как только за ним приехал кавас. Послом нашим был А. И. Нелидов, высокой степени порядочный, благороднейший человек, пользовавшийся огромным уважением турецкого султана и его правительства, с ним очень считались.
Нелидов меня тотчас же принял, был страшно любезен, очаровал меня своей предупредительностью. Тут же у него я познакомился и с драгоманами[424] посольства Максимовым и Яковлевым. Оба оказались премилыми людьми, произвели на меня самое лучшее впечатление и впоследствии очень мне помогали, оказывая всякое содействие при отношениях с турецкими властями.
Нелидов поручил меня своему драгоману Яковлеву, а Максимова командировал во дворец узнать, возможно ли переправить наш отряд в турецкую армию в распоряжение главнокомандующего Эдхема-паши. За ответом Нелидов просил меня приехать к 7 часам вечера, а на другой день пригласил меня со старшим врачом и сестрой к завтраку. От А. И. Нелидова я отправился вместе с драгоманом Яковлевым на пароход «Королева Ольга». Посол поручил ему передать от его имени приветствие нашему отряду. Сестры и врачи были очень рады известию, что мы, вероятно, поедем в Воло, все ободрились и поехали в Константинополь с кавасом посольства, отданного в наше распоряжение, я же, испросив разрешение у капитана оставить отряд на пароходе до следующего дня, отправился с Яковлевым осматривать город.
Времени было очень мало, так что я мог осмотреть только храм Св. Софии, обращенный в мечеть, и музей древностей Св. Софии, когда я вошел, поразила меня своими размерами. Когда смотришь снаружи, то не отдаешь себе отчета, как этот храм громаден. Шло богослужение, когда мы вошли, и потому нас пропустили только наверх, на хоры, откуда мы и осматривали весь храм. Все меня до того поражало, что я останавливался в недоумении, в каком-то экстазе. Какое должно было быть великолепие, когда этот храм был православным собором, если он и теперь производил такое огромное подавляющее впечатление, когда он содержался далеко не так, как, казалось, должна была содержаться такая святыня, все было грязно, всюду масса пыли, стены облезшие.
Я невольно себе представил Софию православным собором, невольно вспомнил, как русские послы, видящие благолепное совершение божественного священнодействия в этом храме, «мнеши себе не на земли, а на небеси стояти» и как они, обратившись к великому князю Владимиру, сказали: «никтоже, вкусив сладкого, восхощетъ горькаго, тако и мы не можем паки остати зде и служити кумирам». На стенах храма я даже увидал не уничтоженные и замазанные крылья ангелов наподобие васнецовских, только лица был замазаны и заменены какими-то турецкими надписями. В куполе алтаря можно было разглядеть слегка видневшееся изображение Спасителя в тех местах, где стерлась новая краска. Чувство досады, обиды охватило меня при виде этого великолепнейшего храма, находящегося в последнее время в руках турок. Когда наступит момент, подумал я, когда вновь православное пение огласит своды этой святыни.
Из Св. Софии мы прошли в музей, где больше всего меня поразил замечательный саркофаг Александра Македонского дивной работы и отлично сохранившийся. Было мало времени, так что я не мог долго оставаться в музее, надо было спешить, магазины могли закрыться, а мне ведь очень многое нужно было купить. Благодаря моему милому спутнику, который знал Константинополь как свои пять пальцев, мне удалось все решительно купить по очень дешевым ценам. Покончив с покупками, Яковлев пригласил меня к себе обедать, познакомил с женой, очень милой пресимпатичной француженкой. Я отлично провел у них время, мне казалось, что я давно с ними знаком. Она была, по-видимому, отличной хозяйкой, т. к. дала мне массу практичных советов по хозяйственным делам, с которыми мне приходилось впервые сталкиваться. Около 10 часов вечера вместе с Яковлевым я отправился в русскую больницу к доктору Щепотьеву, заведовавшему этим благотворительным русским учреждением. Он и его жена встретили меня с радушием и русским гостеприимством, угощали чаем, всевозможными закусками. Щепотьев мне очень помог по части консервов, дал мне каталог, в котором с его помощью я отметил все те, которые, по его мнению, были необходимы для нашего лазарета, указав мне все фирмы, где я могу их достать, а также, где я могу найти шатры, палатки и носилки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});