Её вина - Анна Джолос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какие-нибудь важные детали секретарша озвучила?
– Лишь тот факт, что лицо Игната было разбито, – пожимаю плечами я.
– Моё глубочайшее уважение Виктору Сергеевичу, – не может не прокомментировать Троицкий. – Прям от души!
– А ушли они из офиса вместе? – уточняет Паша.
– Да. Вместе.
– Хм…
Это его явно озадачивает.
– Сперва, когда мне позвонил Звягинцев, я решила, что в случившемся замешан Игнат. Скажем так, у него есть связи и люди, так что он вполне мог бы устроить папе неприятности.
– Плюс ко всему, Виктор не так давно сделал Игната своим замом, – добавляет Троицкий.
– Конфликт. Чем не мотив? – Паша чешет подбородок.
– Но учитывая, что Игнат мёртв, версия того, что он причастен к взрыву, отпадает сама собой, – подытоживает Александр.
– Именно.
– Арин, а твоему отцу поступали какие-нибудь угрозы? Он же бизнесмен. Мало ли…
– Если и поступали, то я ничего об этом не знаю, – сокрушённо качаю головой.
– Надо бы уточнить этот момент.
– Я спрошу у него обязательно.
– Это важно. Зачастую вот так работают конкуренты, вполне распространённое явление.
– Думаете, это кто-то из его рабочего окружения? – прищуриваюсь я и начинаю мысленно перебирать имена всех тех, с кем сотрудничает отец.
– Не исключено.
– Скажите, парни, – смотрю на экран своего телефона. – А мы могли бы понаблюдать за одним человеком? Я хорошо вам заплачу.
– Да не вопрос, если есть надобность, – с готовностью загорается Паша.
– Есть… – перевожу взгляд на Александра, но тот, кажется, энтузиазм напарника не поддерживает…
Глава 74 Арина
Глубокий вдох и я толкаю дверь палаты. Вхожу, делаю несколько маленьких, нерешительных шагов вперёд. Руки, в которых держу цветы, предательски трясутся. Кажется, что я вот-вот выроню букет.
– Привет, пап, – с трудом сдерживая слёзы, здороваюсь я.
Ставлю яркие хризантемы в вазу, пододвигаю стул и присев, испускаю горестных вздох.
Тишину нарушает только мерная работа аппаратов. Невыносимо видеть отца вот таким: слабым, изнеможённым, лежащим на больничной кровати. Трубки, капельница... Папа ведь даже дышать сейчас не может самостоятельно. Лишь то, что смотрит на меня, периодически моргая, говорит о том, что он в сознании.
Бедный мой!
Ожоги на лице и теле, рука и нога загипсованы.
От представшей картины сердце мучительно больно сжимается, а в горле застревает ком.
– Папа… – мои пальцы касаются его.
Такие холодные, боже…
Осторожно сжимаю их, а когда чувствую лёгкое движение в ответ, нервы всё-таки сдают. Не железная ведь.
Плачу, глотая солёные слёзы. Прижимаюсь дрожащими губами к тыльной стороне его ладони.
Знаю, надо быть сильной, но я… не могу. Элементарно не получается. Как представлю, что могла потерять его, так душа рвётся на части.
Самый близкий, самый родной мой человек! Я просто не пережила бы... Умерла бы вместе с ним, клянусь.
– Я так люблю тебя, пап. Прости, что редко говорила об этом, – отчаянно целую его руку и тихонько рыдаю. – Прости, что такая непутёвая у тебя. За всё прости! Только держись, умоляю! Не оставляй, пап. Я не справлюсь.
Осознание того, сколько проблем я принесла ему за прошедшие годы, раздирает грудь. Я – ужасная дочь. Взбалмошная, непослушная. Своенравная, вечно идущая наперекор. Избалованная донельзя, без царя в голове... Но несмотря на это, моя любовь к нему настолько сильна и безгранична, что я, не задумываясь, отдала бы свою жизнь за него. Если бы потребовалось. Если бы могла.
Зажмуриваюсь. Считаю про себя до десяти и обратно. Стискиваю челюсти до зубовного скрежета. Надо успокоиться и взять себя в руки. Ему сейчас нужна моя поддержка, а не эти бесполезные слёзы.
– Всё будет хорошо. Я обещаю, – шепчу тихо.
Поднимаю взгляд на родителя, и внутри меня что-то ломается. Даже дышать перестаю. Потому что отец тоже плачет. Его выдают блестящие от влаги глаза.
– Не надо, пап. Пожалуйста, – качаю головой.
Глупая дура! Расстроила его. Распустила нюни, как самая последняя размазня! Позорище!
– Дома всё хорошо, не переживай. Мы с Кристиной… стараемся поддерживать друг друга. Не воюем. Можно сказать, у нас перемирие. Пусть и временное.
Знаю, для него это чрезвычайно важно. Потому и приходится преподнести информацию вот таким образом. На самом деле, не так уж далеко от истины. Я ведь и правда демонстрирую колоссальную выдержку и чудеса терпения, наблюдая регулярные истерики, случающиеся у беременной Кристины.
– Сейчас лишь твоё здоровье имеет значение, на остальное плевать. Тебе нужно отдыхать и набираться сил.
Поправляю одеяло и шмыгаю носом.
– Вот только спросить хочу кое-что. Кивни, если да, – прошу я, внимательно глядя на него. – Тебе кто-нибудь угрожал накануне, пап? Может, ты получал какие-то предупреждения? Может, кто-то шантажировал тебя? Звонки, сообщения, письма…
Отец никак не реагирует на мои слова, и это явно означает нет. Что, честно говоря, загоняет в тупик, ведь версия про конкурентов очень даже похожа на правду.
– Я поняла тебя, пап. Ответ на этот вопрос нужен для следствия. Они ищут зацепки, чтобы нам помочь.
Дверь открывается. В палате появляется медсестра Татьяна. С ней я познакомилась днём ранее.
– Простите, что прерываю, Арин, но нам с Виктором Сергеевичем пора делать обезболивающие уколы, – извиняющимся тоном сообщает она.
– Да, конечно, я понимаю, – встаю, подхожу к отцу ближе и наклоняюсь, чтобы поцеловать его в лоб. – Поправляйся. Я обязательно заеду к тебе позже.
Вздыхаю. Бросаю на него ещё один обеспокоенный взгляд и направляюсь в коридор.
На всякий случай
