Дэниел Мартин - Джон Фаулз

— Это — скарабей редчайшего класса. Одиннадцатая династия.359 Мне известны не более десятка подобных. — Учёный посмотрел в другой конец комнаты, где стоял хозяин. — Я только что сказал мистеру Абдулламу, что, на мой взгляд, скарабей подлинный. — Он слегка развёл руками. — Через мои руки прошли тысячи скарабеев, мадам. Меня не так уж легко провести.

— И что же?

— Мистер Абдуллам только что объяснил мне, что этот скарабей был сделан старым мастером из соседней деревни. В прошлом году. Он сам наблюдал, как тот его вытачивал.

— Господи Боже мой!

Мудрый старик смотрел на них с улыбкой.

— Главное правило — чем скромнее вещь выглядит, тем больше шансов, что она подлинная. — Он взял скарабея и любовно водрузил его на место, подле кофейных чашек.

— Спасибо, что показали нам, — пробормотала Джейн.

Он развёл руками: мол, это и мне доставило удовольствие.

— Caveat emptor?360 Да? Но нашему другу вполне можно доверять. Цену он запрашивает справедливую.

Они снова его поблагодарили, заплатили за покупки, с улыбкой кивнули старику на прощание, а он с серьёзной миной поклонился им в ответ; мистер Абдуллам проводил их к выходу из лавки. Однако не успели они сделать несколько шагов по дороге к судну, как Джейн неожиданно остановилась.

— Подожди меня здесь минутку, Дэн, ладно? — И поспешно добавила: — Очень прошу. И не задавай вопросов.

Он смотрел, как она идёт назад, к лавке, и снова входит туда. Минуты через три она вышла, держа в руках небольшой белый свёрток, похожий на завёрнутый в папиросную бумагу апельсин, и сразу же протянула свёрток ему.

— О, Джейн… ради Бога!

— Не могла удержаться. Увидела в самой глубине шкафа. Ты не заметил.

— Это просто нечестно.

— Ты хоть взгляни.

Он сорвал липкую ленту, скреплявшую бумагу, и развернул вещицу. Это был фрагмент сосуда, полая керамическая голова: широкое лицо, вместо глаз и рта — щёлочки.

Джейн спросила:

— Кого-нибудь тебе напоминает?

С минуту он молча смотрел на фрагмент и вдруг широко усмехнулся, подняв на Джейн глаза:

— Ассад! — Он снова принялся рассматривать голову. — Фантастика! Просто как две капли воды.

— Это — верхушка коптского сосуда для воды. Наш немецкий друг заверил меня, что такие встречаются слишком часто, чтобы кто-то захотел создавать подделки.

— Какое же это время?

— Он полагает, примерно третий век до нашей эры. Плюс-минус лет сто.

Дэн взглянул ей в глаза, потом притянул к себе за локоть, наклонился и поцеловал в щёку; это привело её в замешательство. Она улыбнулась и потупилась, словно показывая ему, что он придаёт всему этому слишком большое значение.

— Ну если только ты не слишком много…

— Да вовсе нет!

— Она восхитительна.

— Просто символ, знак.

— Да нет. Мне на самом деле очень нравится.

Он снова принялся рассматривать древнюю керамику — на расстоянии вытянутой руки; сходство и правда было поразительным… это задевало за живое… устойчивость расовых черт, гены…

Они направились к пристани, разговаривая о лавке, о её хозяине, о том, каким милым оказался старик учёный. Но Дэну припомнилась недавняя неловкость в такси, урок, преподанный ей перед отъездом из Каира — об истинном характере знаков благодарности, — который она, видимо, учла, и он подумал о том, что она не сразу решилась купить эту голову: оказалось, что ему почти так же, как сам подарок, приятна эта победа искреннего порыва над настороженностью, застенчивостью, бережливостью — что бы там ни было. В Каире он ждал слишком многого, совершенно неоправданно надеялся, что сразу же — как дар ему — вернётся её былая естественность или хотя бы их прежняя товарищеская близость.

Очень медленно Дэн начинал кое-что понимать о себе самом: он хочет увидеть, найти в Джейн её былую суть, словно некую реальность, которую она сознательно от него прячет; а это не только означает, что он пытается закрыть глаза на гораздо более значительную реальность всего, что с тех пор произошло, но и выдаёт в нём самом какое-то отставание, замедленность развития, квазифрейдистское стремление отыскать навсегда утраченное, обрести мать, которой не знал. И в этом тоже, как и в отношении к отцу, он оказался гораздо более закомплексован, чем ему самому хотелось бы признать. Что-то в нём всегда заставляло искать её, даже в более юных женщинах… если же повернуть этот процесс вспять, можно сказать, что теперь в Джейн он пытается отыскать Дженни. Все сколько-нибудь близкие отношения с женщинами, даже лишённые какой-либо сексуальности (например, его отношения с Фиби, в которых он давным-давно обнаружил чуть комичные, но вполне ощутимые черты материнско-сыновнего статуса), были вариантами одной и той же модели, и прерывались они именно потому, что не могли удовлетворить требований, предъявляемых его подсознанием. Это постоянно повторяющееся непреодолимое стремление было абсурдно по самой сути своей, и все разочарования и недовольства Дэна, связанные с Джейн, в значительной степени проистекали именно отсюда. Он твёрдо решил про себя: я должен привыкнуть принимать эту женщину такой, как она есть.

Они подошли к украшенным арками рядам недавно выстроенных магазинчиков, предназначенных специально для туристов и заполненных кричащей безвкусицей; пассаж тянулся к Нилу, вплоть до самой пристани. Джейн с Дэном шли не торопясь, от витрины к витрине, приглядываясь к ценам. Джейн хотела купить корзинку, чтобы брать с собой на экскурсию необходимые вещи, и они зашли в одну из лавок — может, что-нибудь подходящее и отыщется; минут десять спустя они вышли оттуда с дешёвой тростниковой сумкой в руках. Остановившись под аркой входа, Джейн приподняла сумку, чтобы получше её разглядеть. Позади них раздался голос:

— Это уж и вовсе не антикварная вещь.

Они увидели знакомую бородку — старик немец тоже возвращался на корабль. На нём был строгий серый костюм, сорочка с галстуком и панама с чёрной лентой и чуть загнутыми полями: панаме вроде бы очень хотелось походить на котелок; старик выглядел так, словно давно привык к здешнему климату, задолго до наступления эры «демократичной» одежды. А может быть, это трость и белая гвоздика в петлице делали его похожим на космополита былых времён. Они улыбнулись его шутке, и Дэн ещё раз поблагодарил его за помощь, тем более что советы были даны на таком прекрасном английском; не возражает ли он, если они продолжат обратный путь вместе?

Они пошли дальше, Джейн — меж двумя мужчинами. Она сказала, что её удивляет невероятное количество продающихся антикварных вещей.

— Это — тяжкая проблема. Здесь по крайней мере это делается открыто. Если поступать так, как это пытаются делать турки… — Он пожал плечами.

Дэн спросил, что будет дальше с тем скарабеем. В серо-голубых глазах старого учёного появился ледяной блеск.

— Вне всякого сомнения, в один прекрасный день он осчастливит какой-нибудь из американских музеев. Пройдёт через множество рук. К тому времени истинная история его обретения — как бы это получше выразиться? — будет утеряна.

— Думаю, если он мог ввести в заблуждение даже такого специалиста, как вы…

Старик поднял руку.

— Он ввёл меня в заблуждение при первом взгляде. Но у меня большой, ах, очень большой опыт. Привыкаешь ни за что не верить своим глазам. Никогда. Даже если откопал находку собственными руками. Потому что многие экспедиции платят рабочим за ценные находки. В этом всё дело. И ценные находки вам время от времени устраивают. — Он указал тростью на Фивейские холмы. — Там есть деревушка. Курна. Известна величайшими мастерами по подделкам любого рода; они даже способны захоронить подлинные вещи там, где — как им известно — вы ожидаете их найти. С их точки зрения, такое вполне простительно. Раскопки — это значит работа, так почему бы и нет? — Он улыбнулся. — Египтология не времяпрепровождение для дурачков.

— Вы доверяете мистеру Абдулламу?

— Доверяю — слишком сильное слово, мадам. Я доверяю его знаниям. Он действительно много знает. Фальшивая вещь должна быть совершенно уникальной, чтобы ввести его в заблуждение. Он знает все их уловки, знает — как это у вас говорят? — торговую марку каждого. — Учёный постучал себя пальцем около уха. — У него множество ушей, как говорят арабы.

— Он давно этим занимается?

— Дольше, чем вы могли бы подумать. Он присутствовал при вскрытии захоронения Тутанхамона в тысяча девятьсот двадцать втором году. Был одним из рабочих в экспедиции Говарда Картера.

— Боже милостивый!

— Очень интересный человек.

Тут, словно решив, что всё это для них скучные материи, он спросил Джейн, где именно они в Англии живут.

— Я живу в Оксфорде.

Это доставило старому немцу такое удовольствие, что он не обратил внимания на главное слово в её фразе.

— Ах вот как! Я работал в Музее Ашмола.361 Очень люблю Оксфорд, по правде говоря. Один из самых очаровательных городов в мире. — Он взглянул на Дэна. — А вы, сэр? Вы не преподаёте?..