Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III - А. Сахаров (редактор)

В январе 1744 года императрица подписала трактат «о возобновлении постановленного в 1733 году оборонительного союза» с польским королем Августом III, являвшимся одновременно курфюрстом Саксонии. Между тем события в Европе еще более усложнились. Фридрих II под предлогом защиты германского императора и баварского курфюрста Карла VII в августе 1744 года ввел войска в Саксонию и Богемию, а в конце того же года был заключен договор Австрии, Саксонии, Англии и Голландии с целью общими силами отразить новый натиск Пруссии. Накануне этого события 14 декабря 1744 года Елизавета Петровна распорядилась привести в боевую готовность иррегулярные войска «ввиду распространяющегося в Европе военного пламени и сильного вооружения соседних держав». Эти войска, преимущественно казаки и калмыки, вызывали страх у Фридриха II, который подробно расспрашивал о них российского дипломата И.Л. Любераса.

Пруссия и Саксония официально не были в состоянии войны, что избавляло Россию от необходимости следовать союзническим обязательствам. Елизавета Петровна в то время предпочитала сохранять нейтралитет и соглашалась лишь на посредничество России в «умирении Европы». Но дальнейшие события заставили императрицу твердо определить свою внешнеполитическую позицию. В августе 1745 года Пруссия объявила войну Саксонии, и Россия оказалась в состоянии союза с враждующими державами. Фридрих II и Август III обратились к российской императрице за помощью друг против друга.

Девятнадцатого сентября 1745 года Елизавета Петровна созвала «конференцию» для обсуждения вопроса: «Надлежит ли ныне королю прусскому, яко ближайшему и наисильнейшему соседу, долее в усиление приходить допускать?» На другой день участники совещания представили императрице письменные мнения, в которых единодушно высказывались против Пруссии. Третьего октября того же года на очередной «конференции» мнения были зачитаны наряду с письмом прусского посла, в котором содержалась очередная просьба о военной помощи на основании союзного договора. Выслушав доклады, Елизавета заявила, что «случай союза здесь признан быть не может», поскольку Фридрих II является нарушителем мира. Поэтому «справедливее подать помощь Саксонии. Сверх того, для русских интересов усиление прусского короля не только не полезно, но и опасно». Императрица распорядилась двинуть войска в Курляндию и объявить Пруссии, что в случае продолжения агрессии она будет остановлена силой русского оружия. Подписав соответствующую декларацию, Елизавета Петровна «стала на колени перед образом, призывая Бога в свидетели, что поступает по совести и справедливо». Решение императрицы определило российскую внешнюю политику более чем на пятнадцать лет вперед. Отныне доминирующим ее направлением стало дипломатическое и военное противостояние Пруссии.

Неблагоприятные погодные условия не позволили русским войскам вмешаться в германский конфликт, но декларация Елизаветы Петровны ускорила заключение мира Пруссии с Австрией и Саксонией. Внешнеполитическая ориентация России окончательно определилась при подписании в мае 1746 года русско-австрийского союзного трактата. Договор двух императорских дворов содержал положение о том, что в случае нового нападения Фридриха II на Австрию Россия поможет ей силой своего оружия вернуть Силезию. С этого времени между Елизаветой Петровной и Марией Терезией установилась дружба, подкрепляемая неприязнью к прусскому королю, который сочинял эпиграммы на обеих императриц и позволял себе неприличные шутки в их адрес.

После вторичного выхода Пруссии из войны за «австрийское наследство» она продолжалась между Австрией, Англией и Голландией с одной стороны, и Францией и Испанией с другой. Противники австрийского дома одерживали верх, и Англия обратилась за помощью к Елизавете Петровне. В ноябре 1747 года была подписана так называемая «субсидная конвенция» между Россией, Англией и Голландией о предоставлении в распоряжение «морских держав» за большую сумму денег тридцатитысячного корпуса русских войск. Прибытие его на Рейн в следующем году привело к заключению европейского мира. Россия положила конец восьмилетней войне, не обнажив оружия.

Однако мир оказался недолгим. В 1756 году началась Семилетняя война, в которую была втянута и Россия, выступившая на защиту Австрии против Пруссии. Этот шаг в немалой степени предопределялся отношением Елизаветы Петровны к Фридриху II. В июле 1756 года английский дипломат Ч.Г. Уильямс писал: «Личная неприязнь императрицы к прусскому королю так мало ею скрывается, что вспыхивает каждую минуту». Свою ненависть к нему Елизавета мотивировала тем, что, «во-первых, он не имеет религии, во-вторых, не живет с женой и, в-третьих, не был коронован». Но более всего ее раздражали «захватнический нрав», вероломство и решительность Фридриха, которого она называла «скоропостижным королем». Он, в свою очередь, усиливал ненависть российской императрицы нежеланием сдерживать присущее ему циничное остроумие. Современник передает рассказ о том, что по поводу войны с Австрией, Францией и Россией «король Прусский имел неосторожность выразиться, что имеет дело с тремя женщинами: императрицей-королевой (австрийской. — В.Н.), императрицей Российской и госпожою Помпадур. Елизавета, затаивши в душе желание мести за такую неприличную шутку, решилась энергически вести войну».

Трудно с уверенностью сказать, являлось ли вступление России в Семилетнюю войну политической ошибкой. Перед страной в то время стояли две альтернативные задачи: укрепление и расширение позиций на берегах Балтийского моря в борьбе с Пруссией или решение «польского вопроса» (присоединение Правобережной Украины и Белоруссии), возможное лишь в условиях русско-прусского союза. Елизавета Петровна пошла по первому пути, а ее преемники предпочли второй. В ходе Семилетней войны русские войска заняли Восточную Пруссию, жители которой присягнули на верность российской императрице. Вероятно, подрыв мощи Прусского королевства мог изменить ход истории, но рассуждения о несостоявшихся событиях малопродуктивны. Самой же России шесть лет тяжелейшей войны стоили огромных жертв, а каких-либо ощутимых выгод она не получила, поскольку наследник престола Петр Федорович после своего воцарения вернул Фридриху II все завоеванные русскими войсками территории. И все же война не была бесполезной: победы русского оружия над лучшей армией Европы укрепили международный престиж России и стали залогом ее будущих внешнеполитических успехов.

С 1755 года иностранные дипломаты стали жаловаться на особенное замедление дел в Петербурге: аудиенции откладывались, бумаги подолгу ждали императорской подписи. Причиной этого являлось серьезное ухудшение здоровья Елизаветы. Второго октября Уильямс сообщал, что «она кашляет кровью, у нее астма, она кашляет все время, ноги у нее пухнут, и у нее водянка груди». Кроме того, стремление скрыть наступающую старость заставляло императрицу часами трудиться у зеркала над своей внешностью. Между тем государственные дела не могли ждать в условиях сложной международной обстановки, связанной с ожиданием и началом Семилетней войны. Четырнадцатого марта 1756 года Елизавета Петровна после долгих колебаний согласилась на создание чрезвычайного высшего органа — Конференции при высочайшим дворе, которая должна была заниматься разработкой комплекса мер, направленных против Пруссии. Членами нового учреждения (конференц-министрами) стали наиболее влиятельные и компетентные сановники А.П. и М.П. Бестужевы-Рюмины, А.И. и П.И. Шуваловы, М.И. Воронцов, Н.Ю. Трубецкой, С.Ф. Апраксин, А.Б. Бутурлин и М.М. Голицын, а также наследник престола Петр Федорович. 6 сентября 1756 года Елизавета Петровна произвела Апраксина, Бутурлина и Трубецкого в генерал-фельдмаршалы, а Голицына — в генерал-адмиралы. В том же месяце Апраксин и Михаил Бестужев-Рюмин выбыли из Конференции, поскольку первый из них был назначен главнокомандующим действующей армией, а второй отправился во Францию в качестве посла. Петр Федорович почти не участвовал в работе учреждения, а с мая 1757 года перестал появляться на его заседаниях. В декабре того же года из Конференции выбыл тяжело больной Голицын.

Нежелание Елизаветы Петровны создать учреждение наподобие Верховного тайного совета или Кабинета министров привело к тому, что Конференция не получила официально установленного организационного устройства. Н.И. Панин не без основания считал, что она — «монстер, ни на что не похожий», поскольку «не было в ней ничего учрежденного, следовательно, все безответное». Императрица не приняла никакого устава или регламента, определяющего функции, компетенцию, штат и структуру нового высшего органа, поэтому все детали его устройства были установлены самими конференц-министрами в ходе практической работы. Круг ведения Конференции определялся ею столь же произвольно и включал в себя дипломатические, военные, финансовые, административные и прочие дела, которые не всегда имели отношение к войне России с Пруссией. Кроме того, Елизавета Петровна использовала это учреждение для скорейшего проведения в жизнь «высочайших повелений» по самым разнообразным вопросам, попадавшим в поле ее зрения. «Изустные» именные указы объявляли на заседаниях конференц-министров преимущественно Петр и Александр Шуваловы и Бутурлин, являвшиеся, помимо всех своих должностей, генерал-адъютантами императрицы и посменно дежурившие у ее покоев на случай «самонужнейших ее величества поручений». Реже Елизавета передавала Конференции свои указы через Трубецкого, Воронцова или Ивана Шувалова, который в таких случаях являлся на «министерские заседания». Большинство текущих дел Конференция решала самостоятельно, но важнейшие вопросы докладывались императрице, и она выносила по ним свои резолюции.