Пастыри чудовищ. Книга 3 - Елена Владимировна Кисель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вихрь с запахом жасмина и чего-то острого. Это Аманда подлетает и потопляет нас обоих в ворковании: «Так-так-так, детки, какие вы умницы, какие молодцы, а ладонь нужно забинтовать, вот, дорогая, заживляющее, укрепляющее сейчас будет…»
На лицо Гриз медленно возвращаются краски. Она всё ещё дрожит и откашливается, но взгляд у неё осмысленный, и она всё время пытается что-то сказать. Я набрасываю на неё куртку, она укутывается в неё, и когда из-за зарослей появляется Мел — Гриз хватает ртом воздух и наконец произносит хрипло:
— Он… прав. Он был прав.
— Он, сладенькая? — щупает ей лоб Аманда. Гриз неопределённо дёргает головой и наконец садится сама. Дышит она ещё тяжело. И трёт лоб незабинтованной ладонью с ошеломлённым видом.
— Он был прав — будет война… Кровавые Пастыри во главе с этой Роаландой Грейф. Они нашли какой-то ритуал… «заполнение». Что-то, что даёт им силы. И они собираются… потому что они слышат.
— Что слышат, дорогая? — Травница разговаривает ласково, как с больной. И норовит поднести к лицу Гриз вот уже второе зелье. Но невыносимая только качает головой, отстраняет ладонь нойя и ловит взгляд Мел.
— Что с Креллой?
Мел выглядит мрачной, встрёпанной и несколько смущённой. Словно воронёнок, который понял, что луна в небесах — это не сыр.
— Свалилась в болото, а я не полезла её доставать. И нет, я её не добивала. Хотя хотела. Но она сама понеслась в эту, как её там, Погибель.
Гриз кивает, подавляя дрожь. У неё на лице есть скорбь, но нет чувства потрясения — она откуда-то знала и так… ну да, варги же чувствуют смерть и рождение друг друга.
— Аманда, что с бестиями?
Нойя отступает, чтобы Гриз могла оглядеться — и теперь вместе с ней могу оглядеться и я.
В пяти шагах спит большая игольчатая волчица. Прочие звери — ещё шесть — куда дальше. Все в безмятежном сне.
— Эта глупышка полезла к вам, на неё пришлось изводить артефакты. С прочими было легче — обычными пугалками да снотворным. Прочие разбежались кто раньше, кто позже.
— Они не станут людоедами? — тревожится Мел.
— Думаю, что нет, — говорит Гриз тихо. — Они не питались людьми, а прочие следы единения с варгом крови уничтожены. Но нужно оповестить жителей в деревнях. Сказать, чтобы воздержались пока от охоты здесь. Связаться с местными властями — если, конечно, они в Тильвии есть…
Она говорит почти как прежде — бросается распоряжениями и планами, и тысячи, тысячи дел сквозят в её голосе. Но глаза остаются отстранёнными, глядящими в даль. И левая ладонь так и стискивает мою руку: «Держи меня, держи, не отпускай».
Ни за что на свете. Ни сейчас, ни когда бы то ни было ещё. Потому что теперь я знаю — что я могу сделать в твоём мире.
Держать тебя. Быть голосом над штормом.
Зовущим тебя, чтобы ты не ушла.
ГРИЗ АРДЕЛЛ
Янист следует за ней повсюду. Рядом, когда Аманда бинтует ладонь. Поблизости — во время обратной дороги по болоту. На расстоянии шага — пока они с Мел общаются с местными…
Он накидывает ей на плечи куртку и пытается напоить успокаивающим и кроветвором («Ну, надо же, какая рыжая нойя», — умиляется Аманда), и беспокоится, потому что она слишком бледная, и старается говорить с ней, будто не верит, что она уже совсем здесь. И заглядывает в глаза так, будто опасается, что ещё миг — и в них вернётся зелень, и она опять упадёт в кровавую, затягивающую бездну…
Он смущается при виде Мел, которая красноречиво закатывает глаза. Но он здесь, и это хорошо. Это позволяет дышать.
Вытягивает из алого шёпота смутных троп, заглушает предсмертный вой Креллы, который так и стоит в ушах. Осаждает мутную круговерть внутри — словно в рвущемся на части, выкрашенном в алое мире ещё осталось хоть что-то незыблемое, нормальное… Осталось хоть что-то.
Его пальцы греют её ладонь, пока они добираются до «Ковчежца». Не ту, что вспорота ножом и зудит под повязкой, зарастая. Другую. Холодную и будто бы неживую. Слишком много отдано огня, много крови пролилось на землю. Так что тепла осталось слишком мало. Крошечный очаг — или, может, одна свеча. Чужие пальцы на ладони и откликающийся им сквозь льды слабый огонек.
Вечер дышит на огонёк холодом: на пристани слишком свежо. Весна накинула на питомник серое покрывало промозглого дождя. Аманда и Мел хором уверяют, что попросту не пустят её к вольерам, им громогласно вторит Фреза.
— Сладенькая моя, тебе сейчас нужен полный покой и никаких единений! Горячее питьё, что-нибудь сладкое… может быть, дружеское плечо…
— Головой бахнулась?! Без тебя разберемся. Грызи, да я тебя вызову, если что, ты куда намылилась после такого?!
— Себя видала?! Эй, парень! А ну хватай эту дурищу в охапку и тащи в «Ковчежец»! И валяй, сторожи, чтобы не усвистела куда. А то знаю я эту варжескую натуру!
Янист огненно рдеет, но к «Ковчежку» Гриз тащит исправно. Кажется, говорит что-то славное и утешающее. Что они все правы. И ей нужен отдых. И всё будет хорошо. И чтобы она даже не думала…
Слова ползут мимо. С шуршанием, шелестением, будто чешуя. Только под старыми слоями кожи нет новых, и она обнажена — наедине с тем, что…
Перед «Ковчежцем» они натыкаются на Нэйша — белизна костюма, зачёсанные назад волосы, безмятежная походочка. «Клык» встречает их соединенные руки коротким, ироническим движением бровей.
— Госпожа Арделл. Янист. Вижу, вызов прошёл успешно?
— Всё в порядке, — вызывающе цедит Янист. — Вижу, твой тоже.
Нэйш улыбается непринуждённо — так, как улыбается обычно, глядя на свою разросшуюся коллекцию. Гриз знает эту улыбку. За ней — неприятности.
— О, у Лайла найдется, что рассказать. Не сомневаюсь, вы получите удовольствие.
Он только чуть-чуть выделяет голосом последнее слово — и откланивается. Рука Яниста полыхает в ладони Гриз весь оставшийся путь — пока они пересекают коридор, поднимаются на второй этаж…
У двери своей комнаты она мягко высвобождает пальцы. Приоткрывает дверь, оборачивается на пороге к нему — и он понимает её без слов. Вновь зацветает оранжево-алым и шепчет, что, честное слово, он не позволил бы себе ничего лишнего, он о таком и не думал,
