Анастас Микоян - Андрей Викторович Рубанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующей встрече 17 декабря того же года в Доме приёмов ЦК КПСС на Ленинских горах Хрущёва сопровождал Микоян. Пригласили уже не только художников и скульпторов, но и писателей, и кинорежиссёров. Были там и Александр Солженицын, и Евгений Евтушенко, были Александр Твардовский, Михаил Шолохов, Илья Эренбург, Иван Пырьев. Началось всё вроде бы дружелюбно, но затем Хрущёв снова дал волю эмоциям. Припомнив Неизвестного, он во второй раз за две недели обрушился на него с гневной критикой, переходящей все разумные границы.
Наконец он выкрикнул: «За то, что вы делаете, у нас сажают на десять лет!»
По другим источникам, Хрущёв рассказал собравшимся, что две недели назад на выставке в Манеже назвал Неизвестного «педерастом». (Тогда Неизвестный ему ответил: «Приведите мне женщину, я вам покажу, какой я педераст».) Теперь, на Ленинских горах, Хрущёв снова заговорил об этом: «Я спросил их: „Слушайте, вы, товарищи, а вы настоящие ли мужчины? Не педерасты вы, извините? — говорю. — Это же педерастия в искусстве, а не искусство“. Так почему, я говорю, педерастам десять лет дают, а этим орден должен быть? Почему? (Аплодисменты.)».
В перерыве встречи Неизвестный вышел в фойе, с самыми дурными предчувствиями. После таких заявлений лидера партии и страны Неизвестному следовало готовиться как минимум к ссылке, а как максимум к тюремному сроку. Все присутствующие обходили Неизвестного, как чумного. Вокруг него образовалось пустое место. Вдруг кто-то хлопнул скульптора по плечу: это был Микоян.
«Не волнуйтесь, товарищ Неизвестный, — сказал он тихо. — Дураков у нас везде хватает, и в Политбюро тоже».
Неизвестный запомнил этот момент и потом изложил в своих воспоминаниях. Ареста он избежал, хотя все же его вскоре исключили из Союза художников СССР, что лишило его возможности выставлять свои работы. В 1976 году Неизвестный эмигрировал в США. За своё унижение он заплатил Хрущёву самым оглушительным способом. В 1974 году Никита Хрущёв умер, и его родственники попросили именно Эрнста Неизвестного поставить памятник на его могиле, на Новодевичьем кладбище. Причём в тот год скульптор уже подал документы на выезд из СССР, и считался антисоветчиком.
Что касается крупного поэта Евгения Евтушенко — он хотел стать не просто поэтом, но своего рода «национальным героем» от поэзии. Помимо очевидного таланта, он имел феноменальную отвагу и столь же феноменальный нюх на конъюнктуру. Начиная с 1961 года Евтушенко стал ездить на Кубу в составе разных делегаций, познакомился с Фиделем Кастро и написал большой текст под названием «Я — Куба». Этот текст он сначала опубликовал как поэму в прозе, а затем переработал в сценарий для фильма Михаила Калатозова, с тем же названием. Гиперактивный молодой Евтушенко понравился Микояну: он оценил и его рейсы на Кубу, и смелую антисталинскую позицию. Понемногу отношения переросли в дружбу. Когда внук Микояна Анастас всерьёз занялся музыкой, Евтушенко писал тексты и для его песен.
С начала 1960-х годов Микоян стал сближаться со многими прогрессивными представителями богемы, прежде всего музыкальной и театральной. Этот процесс вначале шёл медленно, из-за сильной занятости члена Президиума ЦК. Но чем больше Хрущёв рычал на художников и режиссёров, тем сильнее они тянулись к Микояну, видя в нём наиболее либерального лидера страны: не сравнить ни с Хрущёвым, ни с Сусловым, ни с Козловым.
Настоящим меломаном был Дмитрий Шепилов, страстно влюблённый в оперу, но он лишился и постов, и доверия Хрущёва в 1957 году. После Шепилова вокруг Хрущёва уже не было высокообразованных людей.
В огромной семье Микояна давно появились музыканты: Нами Артемьевна, жена третьего сына Алексея, музыковед по образованию, затем подрос её сын Стас, также проявивший способности к музыке.
Первым учителем Стаса был композитор Арно Бабаджанян.
Между почим, в советской делегации, выехавшей на Кубу зимой 1960 года, был и великий советский и армянский композитор Арам Хачатурян. С ним Микоян также поддерживал дружбу вплоть до последних его дней.
Постепенно Микоян всё плотнее сходился с талантливыми музыкантами, поэтами и режиссёрами. Хрущёв, скажем, кое-как пытался контролировать литературу и кино. Например, лично смотрел рабочий вариант фильма Марлена Хуциева «Мне двадцать лет» и высказывал замечания. Музыки и театра он и вовсе не понимал, и, возможно, к лучшему.
А меж тем его «оттепель» инициировала в людях огромные надежды и творческую энергию.
Нами Микоян, невестка Анастаса (и мать его внука Стаса), работала тогда в журнале «Советская музыка». Однажды весной 1963 году за ужином она рассказала, что пишет статью о спектакле «Добрый человек из Сезуана». То был дипломный спектакль молодого Юрия Любимова, преподавателя курса актёрского мастерства в театральном училище имени Б. В. Щукина при Театре имени Евгения Вахтангова. Спектакль, по её словам, был очень необычный, новаторский. Анастас Микоян вдруг загорелся и предложил сходить всем вместе.
Набился полный зал, люди сидели на полу в проходах. Успех был огромный. К Микояну в антракте подошёл главный режиссёр театра Рубен Симонов. Микоян признался, что он в восторге, и обещал, что окажет Любимову помощь.
На следующий день он позвонил министру культуры СССР Екатерине Фурцевой, посоветовал (или попросил) посмотреть спектакль и подумать о том, чтобы предоставить талантливому Любимову возможность для развития.
Фурцева спектакль тоже посмотрела. Рубен Симонов организовал обращение коллектива Вахтанговского театра о предоставлении Любимову и его труппе отдельной площадки. Фурцева не возражала. Микоян был обеими руками «за». Наконец 8 декабря 1963 года в «Правде» вышла статья Константина Симонова «Вдохновение юности», посвящённая Любимову и его спектаклю. Дело было решено. Любимов получил здание на улице Земляной Вал, и 23 апреля 1964 года спектакль «Добрый человек из Сезуана» был показан на сцене нового Театра драмы и комедии на Таганке.
С тех пор Микоян негласно покровительствовал Театру на Таганке, посещал премьеры. Но пока у него не так много времени: он второй человек в СССР и очень занят.
2
Похороны Кеннеди
Джон Кеннеди, как уже говорилось, был убит 22 ноября 1963 года.
На похороны должен был поехать один из членов Президиума ЦК. Кандидатура Микояна была бесспорной: он лично знал Кеннеди, и самого Микояна хорошо знали в Америке. Совершенно невероятным образом Микоян считался одновременно модератором и экспертом в отношениях СССР с Китаем, затем с Кубой и, наконец, с США.
В поездке Микояна сопровождал переводчик Виктор Суходрев, потом написавший подробные воспоминания, «Язык мой — друг мой». Кроме того, существует официальный отчёт Микояна об участии в похоронах Кеннеди, направленный в ЦК КПСС.
Это была четвёртая, и последняя, поездка Микояна в США.
Он вылетел 25 ноября, в день своего рождения. Похороны были назначены на тот же день.
Приезд Микояна не
