Через Кордильеры - Иржи Ганзелка

Орлиное гнездо Умауаки является частью Аргентины только потому, что какой-то твердолобый человек провел границу этой страны чуточку севернее. Но оно нисколько не вяжется с Аргентиной ни характером ландшафта, ни людьми, которые всю свою жизнь ведут здесь жестокую борьбу с Андами. Умауака притулилась у скалистых барьеров и горных хребтов, изборожденных вешними водами. В ней есть что-то восточное; своим видом она напоминает глухие селения на краю алжирской Сахары.

Жалкие глинобитные лачуги, крытые либо соломой, либо гофрированным железом, жмутся одна к одной, словно стараются согреться друг о дружку. Здравый смысл протестует против того, что здесь вообще могут жить люди. Во всей горной долине вокруг Умауаки не растет ни травинки, тут одни только желто-бурые скалы, которые медленно разрушаются, превращаясь в лавины песка и камня.

Кроме нескольких административных и полицейских чиновников, в Умауаке не найдешь ни одного аргентинца с юга.

Индейцы здесь имеют явное численное превосходство. Мужчины в грубых шерстяных брюках и цветных пончо; женщины в широких юбках, в красных шерстяных накидках и фетровых шляпах, напоминающих старомодные цилиндры. И только некоторые представители молодого поколения постепенно перенимают у белых манеру одеваться.

Случайно мы взглянули людям на ноги — и остолбенели от изумления. Почти все они, без исключения, ходят босиком; кожа на их ногах до самых щиколоток обожжена ночными морозами и потрескалась от жары полуденного пекла. Из поколения в поколение индейцы-горцы влачат здесь жалкое существование, так же как и их предки, которые не сумели четыре столетия назад защитить свое государство и свою родину от вторжения солдат испанского короля…

Зимою и ранней весной они навьючивают на ослов мешки с каменной солью, добытой в горах. Потом неделями бредут с этим грузом, спускаясь в низины, чтобы там выменять его на небольшое количество семенной кукурузы и горсть песо, а затем медленно возвращаются к себе домой в горы. Эту кукурузу они сеют в защищенных от ветра солнечных лощинах, напоенных вешними водами. Их крохотные поля обнесены каменными стенками на случай неожиданных разливов горных рек. Там, где на теплых склонах есть хоть немножко травы, пасутся их немногочисленные овцы. Кукуруза, овцы и соль — вот единственный источник их существования.

Большинство индейцев из долины Рио-Гранде впервые увидели автомобиль, вероятно, лет десять назад. А недавно жители Умауаки познакомились с другой, еще более удивительной вещью: с громкоговорителями, установленными на башне только что построенной ратуши, из которых по временам раздается мощный человеческий голос и звучит странная музыка. Известен им и поезд, а кое-кому даже удалось собственными глазами увидеть граммофон и радиоприемник. Но ко всем этим чудесам далекой цивилизации они относятся безучастно и недоверчиво. Причину этого можно понять, лишь заглянув в их жилища.

Несколько войлочных одеял в углу хижины, две-три самодельные посудины из глины у открытого очага, веретено да примитивный ручной ткацкий станок. Единственное нововведение в их жизни, принесенное людьми с юга, — это сумбурные представления о христианском боге и его святых. Католики-миссионеры распродали им медальончики, привлекли их к строительству часовни в Умауаке и убедили, что их бог могущественнее, чем индейская Пачамама—Мать Земли. В своих горных селениях индейцы для верности поклоняются языческим божествам праотцев, но иногда навещают и бога белых в его прекрасном доме в Умауаке. И этот бог должен быть могущественным, раз он дал людям с юга столько удивительных вещей. Индейцам он ничего хорошего не принес, но он может рассердиться, если его прогневить.

В остальном же тут все осталось по-старому. И по сей день индейцы, живущие вокруг Умауаки, не умеют ни читать, ни писать и даже понятия не имеют о достижениях современной гигиены. Они продолжают ходить босиком, мерзнуть в лачугах без печей, ткать свои пончо и питаться кукурузными лепешками, сыром и козьим молоком. Только одну вещь они приняли от белых безоговорочно: aguardiente — «огненную воду» — дешевую водку, за которую они отдают у стойки свои жалкие гроши, вырученные от продажи соли, овечьей шерсти и кустарных изделий.

Индейцы в аргентинских Кордильерах с недоверием относятся к новым правителям, говорившим им сладкие слова, но принесшим горькую жизнь. Умауацким индейцам не хватает прежде всего школьного образования, которое дало бы богатые всходы на живительной почве их естественной культуры. Многие из них вообще не слышали о школах, другие просто боятся отдать своих детей чужим белым людям. Боятся потерять рабочие руки, которые помогают всей семье поддерживать хоть такую жизнь. Большинству даже в голову не приходит мысль, что можно было бы послать своих детей куда-нибудь далеко от родных мест, чтобы они научились там грамоте. Ведь им самим всегда было нечего читать и некому писать.

Неприязнь и недоверие индейцев к белым вызывается еще одной причиной, которая камнем лежит у них на сердце. Старики рассказывают им о том, как в свое время здесь, в Умауаке, рекой лилась индейская кровь. В жаркой битве сошлись тут с севера и с юга армии под командованием белых генералов, но среди сражавшихся и павших больше всего было индейцев. И с той и с другой стороны. Представители нынешнего поколения не могут понять, за что погибли их предки, но говорят о том сражении с ужасом. Правители-южане отмечают каждую годовщину этого страшного дня музыкой и песнями, фейерверком и военным парадом, торжественной мессой в церкви и длинной речью по радио, которую никто не понимает. Индейцам говорят, что это годовщина решающей битвы в борьбе за свободу их страны. Но чья же это страна? Ведь она им еще ничего не дала, а только берет от них! Белые господа поставили над Умауакой памятник из гранита и бронзы. От площади до памятника на вершине горы они велели соорудить такую лестницу, на которой могли бы уместиться все живые и умершие индейцы умауацких гор. Для себя они выстроили великолепные двухэтажные дома и белую ратушу, индейцы же не получили ни одного дома. Они привезли сюда множество диковинных вещей, но индейцам ничего не дали.

Жилища умауацких индейцев остались такими же, какими были с незапамятных времен. Увеличились только налоги. Новые хибарки из глины и жести выросли в укромных уголках заброшенных каменоломен, где им приходится делить место с городской свалкой.

Умауацкий индеец не верит белому человеку, ибо у него странные мысли, сладкая речь и каменное сердце.

Вершина

Выезжаем из Умауаки, открывая счет последним километрам аргентинской земли.