Разбойник и леди Анна - Джин Уэстин

Джон дважды поцеловал ее так, что ей показалось, будто сердце у нее ушло в пятки. А потом, не удовольствовавшись этим, стал играть ее чувствами, чего никогда не позволил бы себе настоящий джентльмен.

Только по прошествии недели у Анны нашлось время, и она, собравшись с силами, решила как следует рассмотреть дом. Она пыталась преодолеть беспокойство, тщательно разглядывая все, что ее окружало. Комната была довольно чистой, если учесть, что здесь жил мужчина, не имевший слуги. Впрочем, в лагере было несколько женщин, которые охотно приняли бы на себя обязанности не только его слуг, но даже рабынь.

В изножье кровати она нашла сундук с прекрасными белыми рубашками, атласные бриджи и такие же куртки, а также носовые платки из тончайшего льняного полотна с кружевами. Неужели этот плут вообразил себя лордом? На дне сундука лежали книги. Анна достала одну и держала ее в руках, когда в дверь постучали.

– Войдите, – сказала Анна и наклонилась, чтобы положить книгу на место. Вошла Бет.

– Джонни не станет возражать, если ты захочешь почитать его книги, миледи, – сказала девушка. – Однажды он попытался научить меня грамоте, но у меня нет к этому способностей.

Анна вытащила Библию короля Якова, «Потерянный рай» Мильтона и сборник пьес Шекспира ин кварто, труды, давно считавшиеся старомодными, если только их не приспосабливали для современного читателя и зрителя. Была там также латинская грамматика, по которой когда-то училась она сама. На форзаце учебника грамматики значилось: «Джону Гилберту, студенту. За блестящие успехи. Пеннимен, мастер, колледж Бейллиол, Оксфорд, 1658 год».

– Он учился в Оксфорде? – изумленно спросила Анна. – Кто бы мог подумать, что этот вор, водящий компанию с подобными Черному Бену, получил образование, какое подобает джентльмену?

– А он и есть настоящий джентльмен, леди Анна, – произнесла Бет. – Лучшего джентльмена, чем он, во всем мире не сыщешь.

Анна не стала возражать Бет, но, должно быть, на лице отразилось сомнение.

– Это так, миледи, я знаю, что говорю.

Бет помрачнела, опустилась на колени возле Анны и принялась расправлять одежду в сундуке. Анна дотронулась до ее руки.

– Ты ведь его любишь, да?

Бет яростно замотала головой, но лицо ее залил предательский румянец.

– Джонни не для такой, как я.

Она посмотрела на Анну и смахнула слезы.

– Ему нужна благородная леди. Что же касается меня, я готова служить ему, как и когда он захочет.

Анна была тронута бескорыстной страстью скотницы Анна не могла не признать, что Джон Гилберт вызывал в ней любопытство.

– Расскажи мне о нем. – обратилась она к Бет.

Бет снова зарделась.

– Он нашел меня в лондонских трущобах, где я занималась малопочтенным ремеслом, и привез сюда. Тебе не понять, миледи.

Анна подошла к открытому окну, в которое струился аромат фиалок и гвоздики. Рука ее слегка дрожала, когда она сорвала цветок и прикрепила его к шейному платку Бет.

– Прекрасно понимаю. Он привез тебя сюда в лес, чтобы ты его услаждала. И за это ты испытываешь к нему благодарность?

– Все совсем не так, миледи. Здесь ни один мужчина не посмеет навязывать мне себя, если я этого не захочу. Таковы правила Джонни.

Анна возразила, не оглядываясь:

– Конечно, мастер Джон Гилберт сам…

Она не закончила фразы, но смысл ее был ясен.

Бет не отвечала, и Анна обернулась, чтобы видеть, поняла ли ее девушка. По всей видимости, поняла. Лицо ее стало печальным, когда она ответила:

– Нет, миледи, он никогда не был со мной. Он говорит, что любит меня, как сестру. Но я не могу быть ему сестрой. Я светловолосая, а в его семье все темные. – Ее голос дрогнул.

Вдруг Анна почувствовала, что больше слушать не хочет. Эта история оказалась совсем не такой, как она ожидала, и она не знала, как ее воспринять. Более того, она и не хотела ничего знать. Анна не могла ошибаться насчет Джона Гилберта. Он славился своим распутством, и его знаменитая любовница пришла на место казни взглянуть, как его повесят. И там, на Тайберне, они вели бесстыдный и фривольный разговор. Его люди, теперь вернувшиеся из Лондона, без конца повторяли эту историю, пока та до смерти ей не надоела. А теперь Бет пытается заставить ее поверить, что такой человек мог спасать шлюх, оказывать им покровительство и обеспечивать им здоровое занятие скотниц. Даже если Бет в своей бесхитростной простоте и верила в это, то, с точки зрения Анны, история не выдерживала критики.

– Бет, ты была добра ко мне, и я буду тебе добрым другом. В какой-то степени я знаю свет лучше, чем ты, и предупреждаю, что тебе следует быть настороже. Мужчины, в том числе и те, кого ты считаешь джентльменами, способны на обман и предательство.

Бет выглядела заинтригованной ее словами:

– Неужели ты пережила такое предательство, миледи?

– Да, Бет, меня жестоко обманул человек, которого я почитала и любила. Он нарушил данную мне клятву ради собственной выгоды. Я никогда больше не поверю ни одному мужчине.

– Ты можешь доверять Джону Гилберту, леди Анна. Он знает, что такое предательство. Бастард он или нет, но его отец герцог любил его и оставил ему три сотни в год, а также Беруэлл-Холл с оленьим парком. Но его единокровные братья лишили его законного наследства. А. когда он пригрозил им судом, обвинили его в том; что он будто бы украл фамильное кольцо, подаренное ему герцогом. Ему пришлось бежать в Оксфорд, чтобы не распроститься с жизнью. Потому-то он и стал таким, каким ты его знаешь, джентльменом удачи.

Всю эту историю. Бет рассказала, прерывая ее глубокими вздохами. Она продолжала стоять на коленях, разглаживая одежду Джона Гилберта своими красными, огрубевшими от работы руками. Закончив рассказ, девушка стремительно поднялась с колен, явно смущенная тем, что произнесла столь длинную речь.

– Я чуть не забыла, зачем пришла, миледи. Он говорит, чтобы ты присоединилась к нашим женским состязаниям на шпагах там, на лужайке.

Анна снова удивилась странным представлениям Джона Гилберта о женщинах.

– Он что, считает нас греческими амазонками?

– Я ничего не знаю об этих амазонках, миледи, но он хочет, чтобы мы, женщины, умели себя защитить, когда в лагере нет мужчин.

Она открыла дверь, но прежде, чем выйти, добавила:

– Он говорит, чтобы ты надела его бриджи.

Сначала ему взбрело в голову сделать из Анны Гаскойн скотницу, а теперь воительницу. Он поистине неисправим! Правда, случалось, лондонские женщины низких сословий, уличные девки и актрисы иногда дрались в Эпсоме на дуэли из-за мужчин, но она не могла себя представить в такой роли. Ребенком она видела, как отец часами практиковался, орудуя шпагой, позже этим же занимался Эдвард. Анна же если и брала в руки рапиру, то только в шутку. И сейчас, разумеется, не станет уподобляться простолюдинке.