Украина в огне - Глеб Бобров

И тут произошло нечто: несокрушимый базис, на котором последние десятилетия зиждился режим, универсальное мерило всего на свете, та великая ценность, ради которой продавались души, становились раком и на колени — Их Величество Деньги, — вдруг потеряли весь блеск. Они отошли на какой-то задний план. Многие, например наше управление, вообще не за «мани» работали; паек получали да и ладно: «Тут история вершится, а вы с каким-то баблом!»

Народ облегченно вздохнул и хором пропел искреннюю аллилуйю «сильной руке».

Но это, разумеется, не главное. Самым большим достижением Скудельникова была его команда. Он неведомым образом неизвестно где откопал и непонятно как зажег плеяду ярчайших военных талантов.

В первую очередь — мозг всей армии — начальник штаба Александр Павлович Опанасенко. Мне кажется, что такой головы не было не только у ЦУРа, но и во всех штабах Сил Оперативного Развертывания Евросоюза. Пятидесятилетний полковник в свое зеленое время — по окончании Киевского ВОКУ — долго стоял на распутье между карьерами общевойсковика и шахматиста. Выбрал армию. Но не повезло. Период самого расцвета любого армейца пришелся у него на смутные времена распада Союза, парада независимостей и проклятых войн «своих против своих». Здесь же воссиял. При обороне Северодонецка Шурпалыч плел такие кружева из взаимосвязанных очагов обороны, управляемых минных засад, заслонных и резервных групп, надежно спрятанной и внезапно появляющейся техники и артиллерии, что в них забуксовала самая сильная группировка, когда-либо ранее выставлявшаяся в этой войне.

Умный, терпеливый, немногословный, готовый умереть за одного солдата, за один взвод, группу, он влюбил в себя всю армию и служил ей верой и правдой. Она же, армия, готова была лечь хоть под Северодонецком, хоть под Луганском и пойти за Опанасенко и на Киев, и на Варшаву, и куда угодно, да хоть на Вашингтон! Пофиг тот океан, только прикажи!

В довесок к Опанасенко Петр Петрович нашел и за каких-то полгода буквально вырастил трех комбригов.

Упертый матерщинник и до безумия свирепый в бою танкист Буслаев был готов любые железобетонные руины, в которые на карте ткнул карандашом начштаба, превратить в дом Павлова. Демоном ночи мотаясь на своей изувеченной КШМке по горящим развалинам, он в конечном счете сдал в щебень — до фундаментов и подвалов — стертый ковровыми ударами конгломерат Лисичанск — Северодонецк — Рубежное. Но по приказу! Только вот после этой вполне заслуженной победы у строевых частей ЦУРа напрочь отпало желание воевать всерьез. И теперь при любой возможности они поступали исходя из постулата: «Европи трэба пэрэмога? Ото хай воны й воюють».

Можно быть безжалостным к противнику. Можно быть жестоким к солдату и, пополняя вмиг редеющие ряды беженцами и добровольцами, класть людей эшелонами, до мокрых штанов распинаясь на каждом углу о священных жертвах и последней капле крови. Только так настоящий авторитет не завоевывается. Иваныч везде, где было нужно, стоял насмерть. Только от любителей кидаться во все стороны громкими словами его отличало то, что он сам «стоял». И не сбоку, а в самой гуще, там, где в бетоне арматура горела бенгальскими огоньками. Соответственно и цена его приказа была несоизмеримо выше любого патетического словоблудия. Мы ему верили, и под его слово любой был готов стоять до последнего, так, как сам «Команданте» стоял.

Слава Буслаева так далеко шагнула за пределы Луганщины, что в зоне действий его бригады стали появляться группы из других республик Конфедерации. По слухам, он пригрел легендарного дончака Гирмана, так и не нашедшего общий язык со своим командованием. Говорили и о других известных полевиках, которым вдруг стало удобней сражаться у нас, а не в родных Республиках.

Грамотный, расчетливый, чем-то неуловимо похожий на Командующего и тоже комитетчик Каргалин разбирался с югом области. Войны там пока не было, но шла активная подготовка, выстраивались оперативные связи с братьями по оружию — дончанами, и, конечно же, центральный нерв Восточной Малороссии — граница с РФ. Что и как делал Владимир Геннадиевич, мало кому известно, но факт остается фактом: если в середине лета член Военсовета собственной персоной и по великому блату достал для друга одну (!) крупнокалиберную винтовку (их на весь фронт всего штуки три было, да и то две — у охраны Бессмертных), то сейчас, в декабре, только у меня, обычного полевого командира, их было пять. То же и с остальным вооружением и прочим многообразным обеспечением: от еды до лекарств, от амуниции до боеприпасов, от транспорта до ГСМ, от эвакуации родных до отправки тяжелораненых.

Его, по большому счету, вообще не было видно. Но тыл — это фундамент любой, пусть даже не особо регулярной, трижды сепаратистской и поголовно педералистической армии. И то, что он у нас прикрыт, мы не просто чувствовали — знали доподлинно. С чем и шли в любую заваруху.

Север Луганщины держал Ярик. Когда-то с треском изгнанный из системы, бывший командир пачки милицейских спецподразделений, продвинутый рукопашник и отчаянный боец, Ярослав Алексеевич Узварко умудрялся успешно работать в проукраинских сельских районах. Поддерживал порядок, обеспечивал поставки продовольствия, сдерживал и громил различные группы разведки, агитаторов и пропагандистов, диверсантов и провокаторов, бандитов и дезертиров, бродячих отморозков и прочего прифронтового люда. Как показатель гибкости, ему удавалось удерживать достаточно высокий уровень лояльности к Конфедерации со стороны чисто украинского сельского населения.

За ним тоже шли. Не потому, что крут, не потому, что бесстрашен, не потому, что наш, луганский, а потому, что Мужик.

И еще был Стас. Рожденный с золотой ложкой во рту, выпестованец наследственной губернской элиты; человек, проживший пять лет в студенческой общаге только потому, что любил баб больше уюта; проработавший полтора десятка лет в университете только потому, что ценил науку больше денег; всем довольный и самодостаточный плейбой — стал вторым человеком в Республике. Помимо разросшегося до неприличия управления пропаганды Кравец возглавил нечто соответствующее министерству иностранных дел и практически лично осуществлял все международные контакты. Учитывая специфику восприятия Республики в мире, понятно, что «работал» он, в основном, с Москвой.

Какой бы от неба бубновой целкой он ни был, а вот же, приходится признать, что даже я, личный друг — по жизни, однокашник — с первых дней, военная оторва — с начисто сорванной еще в Афгане каской, ставлю его при всем том на самую верхнюю планку. Командир без дураков!

Теперь, через полгода безраздельной власти, этой команде предстояло сдать очередной, наверное, свой самый важный жизненный экзамен, настоящую государственную проверку — отстоять Луганск.

Из бункера вышла группа и сразу направилась к нам. Опытный Жихарь мгновенно испарился, мы с Богданычем вытянулись по струнке (ну, насколько это возможно с нашими-то габаритами!) и замерли двумя мясницкими колодами.

Петр Петрович вначале тепло поздоровался за руку с Колодием, потом развернулся ко мне:

— Здорово, Дракулов-Акула-Деркулов!

— Здравия желаю, товарищ Главнокомандующий! Про графа — ни слова, Петр Петрович. А за Акулу я потом на банкете в честь Победы вашему секретарю Совета — лично по печени настучу! — Кравец, стоя за нами, откровенно веселился. Во-первых, он считал шутку с придуманным для меня позывным — удачной, а во-вторых, разговор обещал быть очень непростым. Лучше начинать смеяться со старта, дабы плакать потом неприлично было. С Дракулой же случилась совсем другая, весьма мерзкая история, после которой я прославился на весь мир и стал, пожалуй, одной из самых одиозных фигур среди боевиков Республики… Если не самой обосранной.

— Печень на День Победы мы и так убьем. Не вопрос! Дело за малым — дату назначить.

Перешучиваясь, направились в подвал. Перездоровавшись с начштаба и комбригом, встали перед расстеленной на столе картой. Начал, и очень серьезно, Скудельников.

— Времени нет, долго говорить не буду — не на митинге. Общая ситуация понятна. Нюансы проясните в самостоятельном порядке. Задача номер один — остановить бронегруппу. Не дать развернуться у пригородов. Подойти — не дать! Задача номер два — нанести такой урон, чтобы, как минимум, отбить охоту штурмовать город. Как максимум, заставить убраться восвояси. Доктрину «чем больше их гробов, тем короче война» никто не отменял. «Пленных не брать» тоже. Вы знаете, какие после Северодонецка шли дебаты в ЕС… Поэтому! Нами разработана операция… Часть деталей вам расскажет Александр Павлович, часть до поры останется для вас неизвестной. Поскольку наиболее болезненные вопросы коснутся Деркулова, я специально пригласил на это совещание Секретаря Военсовета Станислава Кравеца. Вы долгие годы дружили семьями, жили в одной комнате кампуса, вместе работали в самые трудные дни. Уверен, его слово для вас, Кирилл Аркадьевич, будет равноценным залогом.