Дерево лжи - Фрэнсис Хардинг

Щеки преподобного дернулись при слове «репутация». Фейт искренне ему посочувствовала. Сначала она обрадовалась, что у ее отца есть такой пылкий сторонник, но заявление пожилого джентльмена было слишком эмоциональным, и она занервничала.

— Мои дорогие друзья, — произнес Ламбент, — не думаю, что всем гостям интересна эта тема.

Вскоре общество разделилось. На какое-то время в воздухе повисла натянутость, гости вели себя нарочито вежливо. Общество дам было, безусловно, приятным, но теперь джентльменам не терпелось, чтобы леди ушли пить чай и они могли спокойно и без стеснения обсудить научные вопросы.

С упавшим сердцем Фейт пришлось уйти вместе с остальными дамами. «Это твое будущее, — произнес жестокий голос в ее голове. — Уходить с интересных разговоров, потому что тебе не позволено на них присутствовать».

В коридоре ее внимание привлекла открытая дверь. За ней виднелась крошечная комнатка, пропахшая пылью и формальдегидом. Дневной свет из высоких окон отражался на застекленных шкафчиках и в глазах чучел. Кунсткамера, обитель натуралиста. Фейт бросила взгляд на Миртл и других дам, никто из них не обращал на нее ни малейшего внимания. Ощутив укол возмущения, она услышала знакомый мотив в ушах: «Если мне нельзя есть за столом, я могу подобрать объедки». Девочка скользнула в маленькую комнату, беззвучно прикрыв за собой дверь.

Фейт обошла помещение, с восхищением разглядывая полку за полкой. Птичьи яйца. Бабочки. Сушеные шкуры ящериц и крошечных крокодильчиков, растянутые на булавках. Похожие на бумагу остатки плотоядных растений с острыми зубами-шипами или тычинками-языками. Каждый образец был аккуратно подписан крошечными буквами. Чучело мангуста навеки застыло в объятиях черно-желтой змеи. Цвет и узор чешуек напомнил Фейт об отцовской змее.

Рассматривая экспонаты в самом большом шкафу, она почувствовала странное ощущение в животе. Чучело барсука-альбиноса стояло между куском янтаря с застывшей в нем мухой и жутковатым корнем, напоминающим человека. В огромной банке, погруженные в вечный сон, плавали сросшиеся близнецы-поросята. «Курьезы природы», — гласила табличка. «Вот что я такое, — подумала Фейт, и ее затошнило. — Маленький женский мозг, в который слишком много всего втиснуто. Может, в этом и моя проблема. Может, именно поэтому я не могу перестать выслеживать и подслушивать».

Едва Фейт украдкой вышла из комнаты в коридор, как появилась Миртл с нетерпеливо поджатыми губами.

— Что тебя задержало?

— Прости, мама, я заблудилась… — Фейт умолкла и удовлетворенно подметила, что раздражение матери сменилось усталым смирением.

— Нет времени бродить попусту и витать в облаках. — Миртл поправила жесткий воротничок Фейт. — Эти «леди» будут оценивать нашу семью, так что очень важно произвести правильное впечатление. Мы не должны выглядеть заискивающе. Если мы позволим им вести себя с нами покровительственно, к завтрашнему дню весь остров будет вести себя с нами так же.

Фейт вслед за Миртл вошла в гостиную с зелеными обоями, где сидело около полудюжины леди. Перед ними стоял серебряный чайный сервиз. В камине жарко пылал огонь. В сравнении с трофейным залом здесь было душно, воздух казался спертым. В плетеном кресле у камина сидела дама, которую Фейт раньше не видела. По-королевски высокий лоб, пышные светлые волосы, собранные в узел. Она зябко куталась в плед.

— Пожалуйста, прошу вас, входите, чтобы слуга мог закрыть дверь. Теплее всего у камина. Меня зовут Агата Ламбент. — У нее был глубокий приятный голос, но интонация каждого предложения трагически падала вниз, словно под собственной тяжестью.

Оставшиеся в трофейной комнате сейчас наверняка отпустили поводья беседы. Здесь, в гостиной, дамы тоже почувствовали свободу и стали более раскованными, заполнив не занятое мужчинами пространство. Хоть и незаметно для глаз, но они раскрылись, как цветы… или как складные ножи. Фейт почувствовала, как мать лихорадочно пытается оценить присутствующих. Каждая занимает свое место на невидимой иерархической лестнице. Легко понять, что герцоги значительно выше тебя, а горничные намного ниже. Но были тысячи других ступенек, некоторые едва отличались по высоте, и Миртл всегда стремилась определить место каждого с ювелирной точностью.

Голубые глаза Миртл порхали по комнате и ее обитательницам. Миссис Ламбент говорила на таком же чистом английском языке, как и сами Сандерли, но в приветствиях остальных леди слышался легкий акцент. Платья местных дам были хорошего качества, но фасоны безнадежно устарели. Большинство из них носили кринолины в форме колокола, которые были в моде несколько лет назад. Миртл же была одета в наимоднейший кринолин, плоский спереди.

С внутренним содроганием Фейт наблюдала, как Миртл уверенно плывет по комнате, делая книксены вежливо, но чуть свысока. Она поняла, что ее мать претендует на позицию пониже, чем у миссис Ламбент, но повыше, чем у остальных дам. Может быть, все эти дамы и являются важными персонами на Вейне, но все они провинциалки.

— Как мило было с вашей стороны пригласить нас! — сладкоголосо произнесла она, подойдя к миссис Ламбент. «И как любезно было с нашей стороны принять ваше приглашение», — продолжили ее манеры.

Фейт присела, пытаясь не ерзать. Тугой корсет делал ее намного взрослее, но сидеть ровно было трудно — лямки врезались в плечи. Миртл была моложе большинства присутствующих, но едва ли считалась с их мнением. Напротив, она все время возражала: «Но в Лондоне я всегда…» или «Что ж, припоминаю, как один лондонский джентльмен сказал мне…» Она выросла в Лондоне, где и прожила до свадьбы, и это была ее козырная карта. «Пожалуйста, прекрати, — мысленно взмолилась Фейт. — Ты правда хочешь, чтобы все нас возненавидели? Что, если нам предстоит провести на этом острове несколько лет?» И лишь черноволосая мисс Хантер казалась невозмутимой, наблюдая за Миртл с приятным предвкушением, будто пришла на забавную пьесу.

«Я здесь чужая, — с отчаянием подумала Фейт. — Я чужая в этой комнате с ее чаем, шляпками и сплетнями…» Фейт пыталась не прислушиваться к словам матери и к колючему шепоту вокруг. Вместо этого она принялась рассматривать комнату и заметила, что в ней полно религиозных предметов: молитвенников, сборников псалмов и памятных вещиц вроде фарфоровых черепов и черных поминальных венков. Наверно, болезнь миссис Ламбент заставила ее сосредоточить мысли на том свете. Что ж, ей явно не грозит попасть в ад за недостаток религиозной символики в доме.

— Фейт! — прошипела Миртл.

Фейт вздрогнула от неожиданности и обнаружила, что ее внимательно рассматривает миссис Ламбент. Девочка покраснела, догадавшись, что прослушала вопрос.