Год веселых речек - Александр Аборский

— Нет, спасибо, — покачал головой Таган. — Мне уже до дома два шага, мать ждет. Да и некогда. Ведь с такими лотками, как у вас, путаница всюду. И как там мои коллеги действуют — надо узнать. Того гляди паводок хлестанет, и, если не подготовимся, опять год пропал…

— Верно, дело важней пирушки. Раз некогда, поезжай, а я пойду потихоньку. Тебя шофер отвезет и меня догонит.

На прощанье Мергенов поблагодарил Тагана за честный трудодень, за сбереженные две тысячи и зашагал вдоль арычного вала.

Досыта набегался Таган по арыкам, по взрыхленным делянкам, но теперь уже и дом рядом. Ехал, перебирал в уме события дня. Пронзительный Назаров, Чарыяр с его вечными промашками, безбожно изгнанный из кабинета. На товарной станции, куда наведались вместе с редактором, хмурый чиновник, даже не пожелавший разговаривать о затерянных землеройных машинах. А еще — сам редактор, противник критики. И Мергенов. Удивительно как Мергенов заряжен на свою цель, как честен в работе, — но ведь эти доблести доступны любому и каждому!

Многое сближало Мергенова с секретарем райкома; несомненно у них одни корни. Вот с кем не зазорно нынче соревноваться, думал Таган, разглядывая контуры Серебряного холма, выплывавшего из-за шелковиц.

Глава двенадцатая

Ты хоть разорвись, а дома и знать не хотят о твоих заботах: для матери ты сын и больше никто. Отсутствуешь день, ей кажется — год. Дедушка появился в воротах, и улыбка в седых усах его вспыхнула как зарница в сизых тучах. Но он тут же насупился, отбросил ногой палку и с напускным равнодушием сказал, проходя мимо внука к карагачу, на котором висел умывальник:

— Тебе Меред звонил.

— Давно? — Таган сразу вспомнил железную дорогу, затерявшийся груз, начальника товарной станции и пожалел, что опять не встретился с Мередом.

— Да еще утром. Я захожу в контору, а он как раз звонит. Ругается: в городе бываешь, а к нему и носа не показываешь.

— Дважды заезжал, да разве его застанешь. Вот досада какая!

— Жди, вечером позвонит.

Сели ужинать. Мужчины проголодались, ели с аппетитом, Старик отодвинул от себя миску и, утирая ладонью усы, стал спрашивать, чем это в городе расстроили Чарыяра — такой убитый вернулся.

В ворота вбежал босоногий мальчишка и, словно случилось что-то необычное, крикнул:

— Скорей к телефону!

— Ну что я говорил? Наш Меред не обманет. У него все по часам расписано, — рассуждал Сувхан, вставая из-за стола и беря папаху.

— А ты отругай его, пусть хоть за бельем-то приезжает, — наказывала Джемал-эдже сыну. Она явно была недовольна: младший совсем недалеко, почаще мог бы навещать ее.

Вслед за мальчишкой Таган поднялся на крыльцо конторы, вошел. Посреди пустоватой комнаты, за бухгалтерским столом сидел сторож и, коротая скуку, болтал по телефону с Мередом и его помощником. Те потешали его разными прибаутками. Сдвинув тюбетейку на лоб, сторож почесывал затылок и смеялся. Вот он встал, восхищенно воскликнул: «Ай озорник!» — и передал Тагану трубку, а сам, стуча деревянной ногой, удалился.

— Здравствуйте, Таган Мурадович! Как ваше здоровье? — с дурашливой учтивостью заговорил по-русски Меред. — Вроде единокровные, а вы даже и за знакомого признать не желаете. А нашему-то брату, чумазому извозчику, до чего лестно было бы примять у себя инженера, просто осчастливили бы!

— Осчастливишь вас, — сказал Таган. — Что тебя ловить, что ветер в Каракумах. Не валяй дурака, Мередка. Имей в виду, мать обижается: хоть за бельем заехал бы.

— Да некогда, честное слово! — другим тоном заговорил младший. — К маю столько работы, а еще и экзамены на носу. Я ведь кончаю вечернюю школу, осенью — в институт… Веришь, дохнуть некогда! Все-таки надо повидаться.

— Конечно. Слушай, что за птица начальник вашей товарной станции? Я зашел по очень важному делу: загнали куда-то вагоны с канавокопателями и роторным экскаватором. Машины сейчас на вес золота, а он — разговаривать не желает. Даже обиделся: дескать, не подталкивайте.

— А, начальник, товарной станции… — помедлил Меред. — Кстати, мой знакомый. Он сорок лет на железной дороге и каждый вагон в лицо знает. Постой, постой, значит, загнали твои вагоны, и теперь сам черт не найдет их?

— Да. Так как же быть? У вас, конечно… служба? Вы ни при чем?

— Знаешь что, — подышав в трубку, предложил Меред, — завтра сюда нагрянет один из главарей нашей дороги, Завьялов Арсений Ильич, и несколько дней, как я слышал, будет принимать всех кляузников, вроде тебя. Толкнись к нему. Не с жалобой на моего приятеля — он-то не виноват, а попроси помочь разыскать вагоны. Диапазон у Завьялова шире, чем у местных. Мне тоже нужно к нему, вместе зайдем. Приезжай, повидаемся и дело сделаем. Извини… вот со мной рядом дружок, давно надоедает мне. Говорит, хватит Тагану Мурадовичу домашним чайком пробавляться, хочет освежить тебя тем, что у нас с ним в холодильнике заготовлено.

— Кто это там такой отчаянный?

— Лев Григорьевич Костромской. Левка, мой помощник на тепловозе.

— Ишь ты. Ну приветствуй помощника, а я загляну, проверю вашу отвагу и выдержку.

Таган стал еще звонить на тот берег канала, в СМУ, инженеру, которого посетил вчера: поторопил с отправкой передвижной электростанции на джар. К Мурадову была встречная просьба: помочь СМУ на строительстве подпора. Прораба они посылают молодого и боятся, как бы парень не запутался в проекте.

Вернулся Таган домой усталый и взъерошенный, но выпил чаю — и усталости как не бывало. День прожит не зря. Если еще полчасика, пока свет не выключили, повозиться с цветной картой — свести воедино сведения гидрометров с того берега и старые данные изыскателей да сопоставить это с рассказами пастухов, то день завершится отменно.

Когда ложились спать, дедушка, между прочим, сообщил: Чарыяр среди дня искал Тагана, сам заходил и людей присылал. Должно быть, сильно тревожится: Таган помогает Мергенову, и тот опять обскачет кумыш-тепинцев.

Так и есть. Наутро, когда сели завтракать, подъехал ка газике Чарыяр.

— А я за тобой, джигит.

— Почему же такой суровый? — Поинтересовался Таган. — Закуси с нами, сердце смягчится.

— Некогда. Земля горит, сам понимаешь. Народ на поле нас ждет, едем.

— И что там у вас за пожар?

— А то. Ты вон целый день батрачил на этого хитреца: так, может, нам сегодня честь окажешь. Хоть уж не в первую очередь, после него. Вроде бы не чужие.

— Ох, башлык, небось хочешь, чтоб и солнце светило только на твой Серебряный холм. Нельзя так. И там народ как у тебя. Ну разве схитрил Мергенов, что раньше тебя кончил сев, быстрей принялся за хошар[7]?

— Мы тоже не спим. Едем скорее. И все-таки твой Мергенов из плутов плут. На районном собрании глотку надрывал: «Машины, машины давайте, ослов и верблюдов запрягать не станем, пусть отдыхают как в санатории!» А вчера я издалека случайно взглянул: эге, вон какой санаторий. Пыль столбом. Роют-копают. И больше обходятся ослами да верблюдами. И сам, как голодный зверь, мечется по полю. На собрании любит головы нам морочить. Фальшивый человек! — Чарыяр нахмурился. И только когда подъезжали уже к месту, спросил: — А как с Мертвой падью?

— Ты же слышал в тот раз, при секретаре райкома: я против.

Чарыяр отвернулся и больше не вымолвил ни слова.

Их поджидали колхозники. Опираясь на лопаты, они стояли на откосе и слушали техника, который в чем-то их наставлял и показывал на пестрые рейки. Техник был тот самый Чарыев, а в толпе выделялась ярко-красным платьем Айнабат.

— Таган-джан, — заговорила она еще издали, — смотри, наконец-то раскачались. А сев кончим, все перекочуем сюда, и пойдет!.. Только не поленись, помоги уж нам.

— У Мергенова вы закончили? — спросил Таган техника.

— Нет еще, — ответил Чарыев, опять робея перед инженером. — Там осталось пустяки.

— Это я выпросила его, — вставила Айнабат. — Меня досылали к Мергенову для переговоров: у нас ведь сложные дипломатические отношения, как между двумя различными державами.

— Тот не отпускал? — настороженно спросил Чарыяр.

— Сразу отпустил, можно было и не ездить, просто позвонить.

— У тебя все просто. Ну ладно, спасибо, ступай; а нам надо за лопаты браться.

Специалисты стали намечать лотковую трассу к распаханным под джарскую воду полям. Прочие, во главе с Чарыяром, сбросившим пиджак, копали отвод у крутого обрыва, там, где не мог пройти канавокопатель. Чарыяр любил физический труд и до председательства считался на хошаре неутомимым работником. Он и теперь неплохо орудовал лопатой и приговаривал:

— Эх, ребята, завидую вам! Все переживете меня, а я помру раньше времени.

— От чего же? — удивился пожилой колхозник. — Должность у тебя легче, а еда не хуже, чем у нас…

— Сравнил. Вы наработаетесь и храпите так, что ящерицы и те от страха не знают, куда деваться. А я лягу и кручусь с бока на бок: ни днем, ни ночью нет покоя.