Это другое 2 (СИ) - Солин Иван

— С Жогой ясно, да не особо-то и интересно было. Ты мне про Силина расскажи — я про него, вообще-то, спрашивал, — вмешался майор Хромов, будто бы удовлетворенно чему-то кивнув, словно задуманное вышло. А может просто показалось.

— А что Силин — вернулся скоро. Без ключей и документов на возвращенное, выходит, прошлым хозяевам авто, отмахнувшись, мол, такое старье ему без надобности, и ласково при этом погладив свою красную низкопосаженную. Как раз для Воднинских дорог(с сарказмом). И как, блин, он четверых девок-то в неё засунул? Я в душе не...

— Без лирики, лейтенант, — поморщившись, вернул к сути продолжившего излагать Киреева полковник Некрасов.

— Так вот. После этого Силин отужинал, хоть и опоздав, придя уже на остывшее, но филигранно(с завистью в голосе) при этом отделался от нотаций моей, души в этом щегле не чающей невестки. И как Вадим с ней уживается? Эм, так вот, позже я выяснил, что у Силивановых, это те самые соседи, пришедший познакомиться, со слов супруги четы, такой вежливый и удивительно обходительный мальчик совсем безвозмездно вернул им их, дуростью супруга потерянную собственность. Разве только невзначай поинтересовавшись при этом способностью гостеприимной хозяйки. А когда узнал, что она не просто художник по профессии, но и способность заимела довольно близкую, позволяющую ей переносить изображение с оригинала на любую поверхность, причем даже с соблюдением рельефа, то совсем немножечко развеял свою светскую скуку и вяло попросил очень благодарную теперь мадам перенести парочку изображений с предоставленных им образцов на бумагу и дерево. Причем Силиванова так и не поняла: из какого такого места приятный молодой человек извлёк эдакий свиток, попросив скопировать его содержимое на оторванный от рулона кусок бумаги для принтера. У них как раз оказался такой, ибо старшая дочь в сберкассе работает, а там до сих пор матричная печать с подобной подачей бумаги. Предложен же, причем самой хозяйкой, именно такой носитель был, потому как свиток оказался не особо широкий, но довольно длинный, поэтому все его непонятные крокозябры, как она выразилась, оптимальнее всего и без изменения масштаба было перенести только на вот такое. С чем художница очень легко и справилась, «отксерив» пять копий. Ну а затем дело дошло и до деревянных пластинок, или скорее дощечек, размером где-то с кредитку и с подобными же письменами. Тут ограничились лишь одним экземпляром, перенеся на подходящий кусок фанеры, найденный аналогично очень благодарным мужем, копию с одной из трех пластинок на нашейном амулете, что ли, нашего загадочного школьника. Этим визит вежливости и закончился. Да! Силин, выходящий от Силивановых с полными руками, к нам, между прочим, вернулся с пустыми.

— Занятно. Что дальше?

— После ужина юноша уединился у себя на террасе и, судя по данным со скрытых камер, творил там, скажем так, волшбу. Хрень, короче говоря, какую-то непонятную делал. Сначала не пойми откуда, словно из воздуха, выложил на стол бумажки и деревяшки свои. Затем уселся перед ними и, расстелив одну из копий свитка, дотронулся рукой, от чего бумажка рассыпалось в пепел или прах, хз. Ну а затем некоторое время сидел с закрытыми глазами, периодически при этом прикладывая руку к одной из пластинок, отделенной от вязанки прочих. Посидел так некоторое время, периодически крутя в руках разные предметы, в том числе и ту самую фанерку, пока в итоге не открыл глаза. Притащил после этого откуда-то готовальню, что ли, и, вооружившись, я так понял, рейсфедером, принялся обводить символы, явно заполняя пустоты рельефного, напомню, оттиска на фанерке, причем вместо туши используя собственную, блин, кровь! Прям по живому вену повыше левой кисти расковырял и, макая туда железку, малевал по дощечке, кривясь от боли. Правда, то ли привык, то ли что-то сделал, чтобы боли не чувствовать, ибо под конец даже бровью уже не вёл. Закончив с художествами, снова расстелил свиток-копию и опять, испепелив его, сидел перед фанеркой с закрытыми глазами. Чуть дольше и явно с каким-то результатом на этот раз, ибо уже более воодушевленный, после некоторой задумчивости и довольно продолжительных размышлений, сорвался с места и побежал к Лиде.

— Зачем?

— Как я потом у девочки выяснил, мне, к слову, пришлось долго с этой хитрюгой торговаться и то, не уверен, что она мне всё рассказала, так вот, Силин попросил её вырастить особый кустик, на котором бы росли эдакие пластинки-дощечки-карточки. Размером как и те, что у него на шее сейчас и та отдельная, над которой он руку держал, когда с закрытыми глазами сидел. Что там за особенности выращивания — наотрез отказалась рассказывать, хотя она скорее и сама не очень поняла, но непроизвольно ёжилась, видно, не по нраву ей такая ботаника. Видел я, кстати, потом этот... кустик. Отвратительная покорёженная кривулина, уродливая и вся покрученная какая-то, да ещё и... как бы стонущая, что ли, словно от ветра. Жуть, короче. Я с рапортом передал образец одной пластинки, которые как отдельные побеги на особо уродливых ветках отрастают.

— Что потом с такой пластинкой Силин сделал, когда «урожай» собрал?

— Снова побывал у Силивановых, где художница перенесла на две из них содержащиеся письмена и рисунки, фото я прикладывал к рапорту, с того же образца, с которого и ранее на фанерку копировала. Большего она сегодня уже не смогла, исчерпав дневной лимит, но пообещала в другой день наделать столько, сколько хорошему мальчику Славику потребуется.

— Как удалось добиться у неё такой откровенности, лейтенант, и желания сотрудничать с нами? — вмешался Некрасов, не выказав, но явно испытывая сомнения.

— Меркантильная особа. Пообещал ей жир подтянуть, если она будет исправно информировать нас и предоставит образец одного из свитков, когда тот снова появится у нее, а он обязательно появится, — пожал плечами человек с хищными повадками и взглядом убийцы, которому, как видно, досталась косметическая способность.

— Ну ты даёшь, Тимур, — восхитился майор Хромов.

— Молодец, лейтенант. Видишь? В нашей работе всё может пригодиться! Так что зря ты расстраивался, — поддержал полковник Некрасов. — Продолжай.

— Ну а когда Силин вернулся, то снова обвел своей кровью скопированные на новую основу символы, на этот раз всё время работы корчась от боли. Затем — опять сожженный свиток, опять сидение с закрытыми глазами, опять рука на отдельной пластинке и, в конце концов, торжественное выражение в кои-то веки довольной рожи.

— А потом? — прервал чуть затянувшуюся паузу Хромов.

— А потом Ленка пришла, — пожав плечами, выдал Киреев.

— Какая Ленка? — встрепенулся Некрасов. — Прекрасова? Лейтенант Пререрасова?

— Она самая.

— Зачем? — нахмурился Хромов.

— Спокойной ночи, блин, пожелать! Зачем она ещё могла прийти-то? Спокойной, в общем, не вышло, но вот всем на зависть ночка у Силина удалась.

— Да уж, — после отповеди Киреева, протянул Хромов, хоть и знавший упомянутую совсем ничего, но иррационально питающий уже к так юно выглядящей красавице некие скрытые, как он думал, но далеко не безобидные чувства, а теперь вот и нечто сродни ревности, что ли, проклюнулось.

— Значит, лейтенант справилась с поставленной задачей? — как-то даже удовлетворённо заключил, определенно знавший куда больше двух прочих, теперь прямой руководитель Прекрасовой.

— Это мягко сказано, тащ-полковник. Вот уж кому работа приносит удовольствие(ухмыльнувшись).

— Попрошу, лейтенант! — одернул ещё одного завистника Некрасов. — Елена Ивановна не того профиля специалист, и ваши колкости здесь неуместны! Она, прежде всего — научник, причем не из последних, это помимо прочих её достоинств, потому-то и вложено в неё столько. Знал бы ты, Киреев, — менее официально продолжил полковник Некрасов, — чего руководству стоило привлечь её к такой вот миссии, ещё там, в Святославле. Эх, как же всё удачно-то сложилось, что объект спас ей жизнь и как-то сумел у этой вот, откровенно говоря, той ещё грымзы, только с виду такой невинной и юной, вызвать определенно симпатию. Как ты и сказал: мягко говоря. Что ж — это результат!