Гиблое место - Александр Рибенек

Шредер же, напротив, был спокоен и сосредоточен. Казалось, его нисколько не волновала необычность ситуации, в которой они оказались. Головин покачал головой, удивляясь его невозмутимости, и взглянул на руку, на запястье которой были закреплены часы с компасом. Его глаза расширились от удивления, он постучал по приборам пальцем, поднес к уху, потом опять посмотрел на них и сказал:

— Господин майор, посмотрите, что это?!

Действительно, с приборами творилось что-то невообразимое. Стрелка компаса вращалась, как бешенная, а стрелки часов медленно, но хорошо заметно для глаза, двигались в обратном направлении.

— Тебя это удивляет? — поинтересовался Шредер, бросив мимолетный взгляд на его руку. — Здесь проявляется очень сильная аномалия, тебе-то это должно быть хорошо известно, раз ты уже бывал здесь раньше!

Головин покачал головой.

— Так далеко я никогда не забирался, да и приборов у меня тогда с собой не было.

Шредер усмехнулся.

— Теперь заберешься еще дальше, если будет на то воля божья. А часы с компасом спрячь, если они тебя смущают. Все равно по ним мы пока ориентироваться не будем.

— А куда ж мы тогда идем? Как будем ориентироваться? — поинтересовался Головин, чья роль ведущего сменилась ролью ведомого, едва только они переступили границу «гиблого места». — Здесь же нет никаких примет!

Действительно, в этом странном лесу не было тех природных признаков, по которым можно было сориентироваться на местности, так что определить направление движения не представлялось возможным.

— Куда глаза глядят… А насчет ориентирования можешь не беспокоиться. Если нам повезет, и мы выживем, я приведу нас обратно этим же путем.

В ответ на эти слова Шредера Головин лишь хмыкнул. Немцы научили его дисциплине, и он предпочитал не задавать лишних вопросов. Пусть этот странный майор, чем-то неуловимо отличающийся от тех немецких офицеров, которых ему приходилось видеть, ведет туда, куда считает нужным. В данном случае они были в одинаковом положении — оба были здесь впервые, и он уже не мог служить проводником немцу…

К вечеру, после многих часов продирания через заросли, они, наконец, достигли первой попавшейся на их пути поляны. Мягкая зеленая травка располагала к отдыху, они очень сильно устали, а в ушах стоял какой-то звон. Да и не мудрено, что после того, как им пришлось идти по диким местам, где никогда не ступала нога не только человека, но и зверья, они просто валились с ног от усталости! Пройти же им удалось не так уж и много…

Они скинули вещмешки, развязали их и достали консервы и хлеб, которые получили уже на этой стороне по подлинным аттестатам, выданным им в Германии. Их документы полностью соответствовали действующим на данный момент на этой территории документам, вплоть до секретных знаков, по которым контрразведка русских должна была отличить подделку от подлинника.

Расположившись на травке, они поужинали, после чего Шредер сказал:

— Будем дежурить попеременно: первую половину ночи я, вторую — ты.

Головин кивнул, хотя, как он знал из собственного опыта, труднее всего было не заснуть именно под утро. Шредер выбрал для себя более благоприятное время для дежурства.

— Надо быть особо внимательным. Кроме того, что здесь нас может ожидать неприятный сюрприз, по нашим следам еще идет погоня.

— А вы уверены, что они перебрались через болото? — поинтересовался Головин, собирая все следы вечернего пиршества в вещмешок.

Шредер как-то странно посмотрел на него, и тому вдруг стало почему-то не по себе.

— Уверен. Кто-то перевел их на эту сторону.

Что-то в голосе немца заставило Головина поверить, что тот действительно знает, как обстоят дела у преследователей.

— Лиза! — прошептал он. — Больше некому!

— Один хороший совет, — Шредер приблизил свое лицо вплотную к его лицу. — Никогда не доверяй женщинам! Ты ее пожалел, а она привела за нами погоню!

Сказать на это Головину было нечего: майор был прав. Именно эта девушка после встречи с ним на дороге привела за ними погоню. Она знала о тропе, поэтому у него не возникло даже сомнения в том, кто показал контрразведчикам путь к «гиблому месту». Осознание этого факта наполнило его сердце болью. Он не мог понять, почему вдруг так защемило в груди, ведь эта девушка давно уже ничего не значила для него (так, по крайней мере, он думал)…

— Встаем с первыми лучами солнца и идем дальше.

Говоря это, Шредер очертил на земле большой круг, затем сел в него и стал что-то шептать. Так продолжалось минут пять, потом он расслабился и сказал Головину:

— За пределы этого круга не выходи, если тебе дорога жизнь!

Тот не стал спрашивать, почему. Молча шагнул в круг и улегся на землю. Посмотрел в небо, но ничего не увидел: кроны огромных сосен образовывали над этой маленькой полянкой своеобразный шатер.

Стремительно темнело. В лесу, где и так не хватало света, это было заметно особенно сильно. Головин закрыл глаза и попытался уснуть. На первый взгляд в условиях полной тишины сделать это было намного проще, но на самом деле тишина лезла в уши, давила на мозги, глупые мысли бродили в голове, не давая уснуть. Промучавшись с полчаса, Головин сел.

— Не спится? — поинтересовался Шредер, не поворачивая головы.

— Разве ж здесь уснешь? — ответил Головин и выругался. — В такой тишине свихнуться можно! Кажется, будто ты уже в гробу, особенно, когда глаза закрыты.

— Ты лежал в гробу? — улыбнулся Шредер.

— Да нет, — сказал Головин, — это я так, образно.

Майор посмотрел задумчиво на деревья.

— Ладно, сиди. Только не мешай мне.

Эрих пытался прощупать окрестности, но ничего не мог обнаружить. Невидимый соглядатай где-то затаился, причем укрылся так искусно, что создавалось впечатление, будто никого и не было, а все остальное ему только почудилось. Впрочем, барьер, установленный им, надежно защищал их от внешнего воздействия, в этом он был абсолютно уверен. Можно было слегка расслабиться. Но только слегка, потому что от физического воздействия этот барьер не спасал. Здесь опасность грозила не только со стороны самого «гиблого места». Он чувствовал присутствие в зоне других людей, идущих по их следам. Эрих не мог ошибиться, он узнал это ощущение…

Долго сидел он, глядя на темную стену леса, окружавшего поляну. Постепенно его мысли туманились, сбивались, в голову полезли воспоминания. Этот поток захватил его и понес все дальше и дальше от этой поляны…

— Запомните раз и навсегда, что отныне вы — воины тайного фронта, что на вашем пути будут одни трудности и преграды, которые вы должны умело и эффективно преодолеть. Забудьте свое прошлое. В основе вашей жизни лежит легенда. Наша работа требует силы воли и твердого характера, а поэтому, не откладывая, беритесь за устранение своих уязвимых сторон. Важное значение в нашем деле может иметь случай, поэтому никогда не упускайте удачного случая. Возьмите себе за правило не выделяться из окружающей среды, подстраиваться под массу…

Эрих подошел к окну и, отодвинув штору, выглянул на улицу. Ему осточертело все — и эта школа абвера, в которой он находился уже больше года, получив назначение с оперативной работы на Восточном фронте; и начальник, слепой фанатик идей национал-социализма, набитый дурак, возомнивший себя истинным борцом за господство немецкой расы над всем миром; и эти «ученики», половина из которых ни на что не годилась, а другая половина только и ждала удобного случая, чтобы сбежать обратно к русским, хотя там их и не ждало ничего хорошего. Нет, конечно, иногда попадался стоящий материал. Но этих потенциальных разведчиков и диверсантов, которые могли успешно выполнять задания, было слишком мало, чтобы оказать хоть какое-нибудь серьезное влияние на ход войны в России…

Но не об этом сейчас думал молодой майор абвера, которому еще не исполнилось и тридцати лет. Где-то глубоко внутри билась тревога, предупреждая об опасности. Он чувствовал, что скоро произойдет нечто, неотвратимое и грозное. Нечто, которое коснется не только его самого, но и его родных…

Впрочем, родных у него как таковых и не было. Мать умерла, когда ему не было и трех лет, и он ее почти не помнил. А отец… С начала войны ему не часто приходилось его видеть. Отец занимал довольно-таки высокий пост в центральном аппарате абвера, а сын практически не вылазил с заданий. Лишь изредка, получая отпуск на несколько дней, он бывал дома… Однако сейчас Эрих чувствовал, что над отцом сгущаются тучи. И не только над отцом. Над ним тоже…

Он обернулся к группе выпускников, которые через день отправлялись в военные части на Восточный фронт. Надо было закончить завершающее курс занятие, во что бы то ни стало. Часть курсантов откровенно скучали, другие делали вид, что им очень интересна его болтовня. Один лишь Морозов слушал внимательно.

— Не вербуйте себе в помощники неразвитых людей, — продолжил Эрих. — Но в то же время не забывайте, что под глупой физиономией может скрываться золотой человек. Никогда не назначайте встречи в одном и том же месте, в одно и то же время. Если вы хотите что-либо узнать о постороннем, говорите с собеседником так, чтобы не чувствовалось ваших наводящих вопросов. Если вы хотите чем-то поделиться, подумайте: «Я это скажу через пять минут». По прошествии этого срока вы убедитесь, что у вас пропало желание откровенничать. Развивайте свою память и наблюдательность. И научитесь молчать, ибо способность молчать и запоминать будет вашим первым и лучшим помощником. Если вы любите женщин, то никогда не влюбляйтесь и чаще их меняйте. Имейте в виду, что объект вашей любви может оказаться на службе в контрразведке, и тогда вы пропали…