Бесы в погонах - Михаил Серегин

Отцу Василию приходилось иметь дело с продажными ментами. И, если исходить из фактов и опыта, он должен был согласиться: Макарыч двурушничает. Делает вид, что защищает закон, но на деле защищает его исключительно в пользу неведомых врагов Романа, с явным и недоброжелательным пристрастием.

Но как ему не хотелось в это верить! Как хотелось ему, чтобы Санькин крестный был чист перед своей совестью и богом!

– Что глазки-то опустил? – напомнил о себе Якубов.

– Думаю, – честно откликнулся Санька.

– Вот и я думаю, – хмыкнул Роман. – Я даже готов побиться об заклад, что, если сейчас дверь открыть, ничего не случится.

– Не надо, па! – подала голос молчавшая до сих пор Катерина.

– И правда, Ромочка, не надо… – поддержала ее Катина мама. – Не стоит открывать.

– А знаете, почему?! – разошелся Роман. – Не знаете?! А я объясню.

Он прошелся по бильярдной и оперся задом об огромный, обитый зеленым сукном стол.

– Когда Сережу с героином повязали, кстати, в поповском дворе, я должен был в Москву лететь. На о-очень важную встречу. А я весь день этого придурка из ментовки вытаскивал. Ничего так кидок? Ага?

Он сложил руки на груди.

– А когда Катьку украли, и, вот незадача, прямо из батюшкиных рук… – Якубов посмотрел на священника недобро и испытующе. – Этот человек проездом в городе был и тоже мог со мной встретиться. Вот только меня на месте не было, потому что я в Софиевке, на этом чертовом элеваторе грязь месил да за Макарычем бегал, чтоб этот придурок вместо Жирафа дочку мою в темноте не пристрелил… Усекаете?

Роман сглотнул и зло посмотрел на часы, а потом на священника.

– А пять минут назад этот человек должен был мне из Хабаровска позвонить… – он горько рассмеялся. – Но, само собой, появляется якобы отставной рубоповец и, как бы заодно, жених, естественно, с попом в обнимку, и… все насмарку!

Отец Василий напряженно слушал: цепочка складывалась и впрямь прелюбопытная… А в Хабаровске как раз сейчас должен был заниматься важными государственными делами очень крупный правительственный деятель. Кое-что по телевизору об этом сообщали.

– Никто меня не убьет, слишком много шума, – цокнул Роман языком и подошел к двери. – Потому что цель другая, проще: выйти на контакт с этим человеком раньше меня. И они этой цели при помощи нашего батюшки и молодого, подающего надежды рубоповца шаг за шагом достигают.

Роман отдернул засов и распахнул тяжеленную дверь настежь. За ней, еще полминуты назад мерно содрогавшейся от ударов, никого не было.

– Алле-е… ап! – взмахнул рукой Роман. – Отбой воздушной тревоги. Милости просим наверх.

– Это правда? – со странным выражением недоумения и страха на лице посмотрела на Саньку Катерина.

– А я почем знаю?! – расстроенно откликнулся тот. – Лично я не за этим сюда шел. Ты что, мне не веришь?

– Я не знаю, – мотнула головой Катерина; в ее глазах стояли слезы.

– Упустили? – холодно поинтересовался Роман.

– Ушел, сука! – мрачно отозвался Мастак – не самый здоровый, но определенно самый зрелый и опытный во всей охране.

– А я знал, что вы никого не возьмете, – кивнул Роман. – Куда вам? – и вдруг заорал: – Вы на себя посмотрите!!! Мормоны поотъедали, смотреть стыдно! Целыми днями чифирь хлещете! Да от вас мышь полудохлая – и та убежала бы!

Охранники подавленно молчали.

– Я вас не задерживаю, – повернулся к Саньке и священнику Роман. – Пошли вон.

Те переглянулись. Учитывая, что Санька спас хозяину жизнь, это было не совсем вежливо, но, учитывая все остальное…

– До встречи, – кивнул отставной лейтенант.

– Прощай, – холодно отозвался Роман.

Отец Василий и Санька молча вышли во двор, прошли к калитке и, кивнув охраннику, вышли на улицу.

– А мне, батюшка, и переночевать-то негде, – виновато признался Санька. – Выперли из общаги-то…

– В храмовой кладовке переночуешь, – вздохнул священник. – Белье чистое дам, раскладушку, мыло… Что-нибудь еще надо?

– Не-е, спасибо, – покачал головой Санька. – И за это спасибо.

Они сели в побитые поповские «Жигули», и только здесь, на своей территории, отец Василий рассмеялся: – Вот так, Санек! Не удалось тебе в охрану к будущему тестю устроиться!

Санька что-то недовольно пробурчал и вдруг тоже рассмеялся:

– А я-то думал, хоть немного холуйской жизнью пожить! Зарплату нормальную получать, мормон себе отрастить до колен! Чифирь хлебать да на хозяйскую дочку сально поглядывать! Что еще нужно для счастья бывшему менту…

Но только смех этот получился у него горький.

Санька у священника прижился. Бог знает, как он решил проблему с пропиской, но жил он в кладовке, и, надо сказать, не похоже, чтобы шибко тужил. Правда, с того дня его словно подменили. Смешливый, отчаянный и беззаботный парень стал сосредоточен и собран.

Он поднимался в половине шестого утра и бежал купаться на речку Студенку, получившую свое название из-за обилия бьющих со дна ледяных ключей. Там, на Студенке, они со священником и встречались: отец Василий шел в храм на службу, а Санька с полной самоотдачей выделывал почти танцевальные па какого-то восточного стиля.

– Са-аш! – по-волжски протяжно окликал его священник. – Может быть, тебе детишек в обучение взять? Все ж какие-никакие, а деньги! Или вон в цирк иди выступать! А что? Красиво у тебя получается!

Но Санька больше не смеялся.

– Прежде чем учить детей, – отвечал он после глубокого и протяжного выдоха, – следует истребить зло внутри себя.

– Ох, Саня, – приостанавливался возле парнишки священник. – Рецепт истребления зла внутри давно известен. Для этого не в боевые позы следует становиться, а на колени да перед иконой Христа Спасителя… Или вон Николай Чудотворец… тоже хорошо помогает. На себе проверил.

– Я молюсь, – серьезно кивал Санька. – Каждый день. Вы же знаете.

Отец Василий знал. Санька и впрямь ежедневно по два часа стоял перед иконами и шептал молитвы. Но проходили эти два часа, и бывший милиционер так, словно исполнив служебный долг, вставал с колен и шел работать на товарный двор – там непьющие грузчики всегда были нужны, как воздух. Не было в Санькином обращении ко Христу и святым истовой, настоящей веры. И изменить это казалось невозможным. По крайней мере, пока…

О Катерине они не говорили. Но можно сказать, что они о ней молчали. Потому что, когда наступали сумерки и служба заканчивалась, отец Василий, отдав последние распоряжения диакону, шел за храмовые ворота и садился на скамью возле сосредоточенно молчавшего Саньки. Каждый вечер.

Проходило полчаса, и священник вставал, прощался и шел домой к Олюшке с твердым пониманием, что эти полчаса не прошли даром, и Саньке стало пусть немного, но легче.

В один из таких вечеров и произошло это прелюбопытное и поворотное в судьбах обоих событие.

Человек бежал по узкому темному тротуару молча. Он бежал прямо, никуда не сворачивая, как заяц в свете фар, и даже не пытался скрыться в отходящих от улицы проулках. А по дороге, вслед за ним, почти бок о бок, ехала черная, сверкающая новенькой эмалью иномарка.

Время от времени из машины что-то выкрикивали, но человек не откликался и только прибавлял ходу.

– Я тебя в последний раз предупреждаю! – услышал отец Василий, когда беглец и его преследователи приблизились достаточно близко. – Больше повторять не буду!

Тот продолжал бежать.

И тогда машина легко обошла его, резко встала, и изнутри вывалились трое крепких парней в почти одинаковых спортивных костюмах.

– Кажется, батюшка, сейчас потеха начнется! – впервые за много дней азартно хохотнул и привстал со скамейки Санька.

– Я бы это потехой не назвал, – сурово откликнулся отец Василий. – Они его, по-моему, бить собрались.

– Я и говорю – потеха! – сладко потянулся и завращал головой в разные стороны, так, что захрустели позвонки, бывший рубоповец.

А мужика уже начали бить.

Его прижали прямо к храмовой ограде. Окружили с трех сторон и принялись методично и уверенно наносить удары.

Мужик защищался умело, но численное превосходство было слишком велико.

– Эй, православные! – громко и отчетливо крикнул отец Василий. – Вы чего это возле храма божьего мордобой решили устроить?

– Завянь, чучело! – даже не оборачиваясь, отозвался один.

– Оборзели! – прокомментировал едва начавшийся диалог Санька и аж подпрыгнул на месте – так ему хотелось поучаствовать.

Отец Василий печально вздохнул и кивнул.

– Пора идти, а то, я смотрю, просто «телесные» на глазах переходят в «тяжкие телесные»…

– Ага! – радостно хохотнул Санька и помчался вперед.

– А ну посторонись, залетные! – заорал он.

– Это почему «залетные»? – не понял один. Но приостановились все.

– Во-первых, вы не местные, – охотно пояснил Санька. – А во-вторых, потому что вы попали!