Принц, принцесса и странница (СИ) - Буровицкая Елена

Казалось, вспомнили всех представителей Валлеи. Люди заулыбались, уверенные, что теперь-то ребенку не грозит беда от Черного Шара. Не радовалась только львица. Потому что ей в голову пришла мысль совершенно неожиданная, пугающая, и Великая Волшебница поторопилась ею поделиться. Она спросила:

— А ншуны?

Все огорчились, согласившись, что да, точно, ншунов они упустили. Айтл стрельнула глазами на Алёну:

— Ну?

— Может, дядя Рипопо? — неуверенно предположила та. — Он не выдал нас магиргам, когда мы были у него в трактире.

— Мог бы он назвать себя Юлиным другом? — нажала Великая Волшебница.

— Не знаю! — зло выкрикнула Алёна. — Юля теперь умрет, да?

— Тогда нужно торопиться, — не отвечая девочке, скорее, сама себе сказала Айтл. — Может, вы ещё и успеете.

Глава седьмая

Ацо и Оца

— Здрасте, — вежливо сказала Юля.

Существо пугливо присело и втянуло вихрастую голову в плечи. Девочка улыбнулась: существо походило на изрядно переросшего хомяка, правда, похудее, но такого же пушистого и забавного. А еще он напоминал дядю Рипопо, того самого, что был хозяином «Последнего единорога». Только дядя Рипопо носил седую, с проблесками черных волос, шубку. А этот был рыжеватым, как Советник Цакра, только мордочка и грудка, да ещё носочки беленькие. Этот малыш — ребёнок ншунов, догадалась Юлька. Он точно не взрослый, потому что дядя Рипопо ростом едва ли не с Арнис, а уставившееся на Юлю чёрными блестящими глазёнками создание куда короче. Оно даже ниже самой Юльки.

Малыш-ншун молчал. Юля слышала его голос один раз. Когда он взвизгнул, увидев, что девочка проснулась. А теперь не хочет отвечать на приветствие.

— Ты, наверно, не умеешь говорить, — предположила сердобольная Юля. — Жалко. Вот Кри-Кри тоже не умел, так мы с ним на пальчиках…

— Ум’ею я говор’ить! — неожиданно возмутилось рыжее создание. — Просто мамка запрет’ила говор’ить с н’еведомками.

— Правда умеешь? — обрадовалась Юлька, уверенно понявшая только первую фразу. — Здорово! Я Юля. А ты кто?

Ншун-малыш склонил голову набок.

— А ты н’е поколот’ишь?

— Нет, — клятвенно заверила его Юля. — Я не смогу. Я связана.

Ншун подозрительно обнюхал веревки, крепко стянувшие Юлины руки и ноги.

— Эйто чаровн’ики, — сообщил он в завершении. — Ихний дух.

— Я знаю, — отозвалась Юля, догадавшись, что «чаровниками» малыш называет магов. — Они украли меня из Диамы. Там ещё Владычица Форитэль живет. И Алёнка там осталась. Но ты мне не сказал, как тебя зовут.

— Вообще-то, м’еня все Оском’иной кликают, — признался малыш. — Бают, я к’ислая.

— Кислая? — изумилась Юлька, удивленно глядя на существо, оказавшееся девочкой. — Тебя, что, ели?

— Н’е-е. Н’е ели. Эйто у нас так говор’ят про вредных дет’ишек. Эйто значает, шо у взрослых от мойего визга зубы бол’ят. Еще м’еня Н’епоседой кликают. Во!

— Понятно. — Юля поерзала. Уж очень болели затекшие руки и ноги. — Ты можешь меня развязать?

Непоседа опять склонила голову на бок.

— И рассержать чаровн’иков? Н’етушки.

Юля совсем расстроилась. Чуть не заплакала, но при Непоседе-Оскомине не хотелось.

— А где они? — поинтересовалась девочка. Всё равно больше ничего не оставалось.

— Чаровн’ики? — переспросила Оскомина. — А я знаю? Брод’ят гд’е-то.

— Видишь! Их нету, — ухватилась Юля за эти слова. — Ты меня быстренько развяжешь, и я убегу.

— Ну да, — замахала лапками Непоседа. — А он’и нас потом отыщуть и сд’елають ай-ай! Мамка запрет’ила связываться с чаровн’иками. Мамка казала: чаровн’ики заб’ерут т’ебя с собою и сд’елают порато больно!

Юлька насупилась. Ей не хотелось, чтобы из-за нее магирги сделали очень больно пушистой девочке, но всё равно было обидно, что Непоседа отказывается ей помочь.

— Тогда можешь уходить, — буркнула она. И не удержалась, добавила. — Была бы здесь Алёна, она бы меня развязала. И Кри-Кри тоже. И Армида. А ты трусишка.

Непоседа даже подпрыгнула от обиды.

— Я⁈ Трус’ишка?!! — и пугливо покосилась по сторонам. — А ты н’икому не скажешь, шо эйто я?

— Никому! — честно пообещала Юля.

Тогда малышка-ншун подобралась к веревкам и вмиг перегрызла их. Зубки у нее были маленькие, острые, как резцы грызуна.

— Спасибо! Здорово у тебя получилось! — похвалила Юля, потирая запястья рук — там, где еще оставались следы веревок. Теперь можно было и оглядеться.

Собственно, то, что находились они в ветхой полусгнившей избушке, стало понятно, ещё когда девочка проснулась. Сюда её принесли Глиск и Мёрт, предварительно усыпив. Избушка была крохотной, в одну комнату. Через единственное оконце и приоткрытую Непоседой дверь гулял сквозняк и ворочал по деревянным доскам пола сухие листья. В оконном проеме проглядывался бок желтого песчаного холма. Серело небо.

Непоседа нервничала.

— Так шо, идем? — осторожно трогала она Юлин локоток безволосыми пальчиками. Кожа у нее была розовая и прохладная, а коготки острые-острые.

А Юля медлила. Она, не отрываясь, смотрела на холм за оконцем.

— Что это?

— А, — неопределенно отмахнулась Непоседа. — В эйтом карон’е н’икто не жив’ет. Потому мы с брат’ишкой сюда и приб’егаем. Там когдась старый Хапол жил, так пом’ер он, вот карон и пустует. А древ’есный сруб тут задолго донын’е стойит. Вроде как од’ин чаровн’ик когдась тут жил, вот и осталося. Сюда н’икто н’е ход’ит. Вот я д’иву далась, разгл’ядев т’ебя!

«Древесный сруб» — это избушка, поняла Юля. Значит, кароном Непоседа называла холм. Неужели в нем кто-то может жить? И почему Мёрт и Глиск перенесли её, Юлю, сюда?

— Идем, Непоседа, а то и впрямь вернутся колдуны, а мы ещё здесь. Мы далеко от Диамы?

— Какая Диама⁈ — рассердилась Непоседа. — Эйто Хом’ячьи Холмы, кутороша! Д’иама за рекой.

Непоседа говорила на языке, похожем на ависийский. Во всяком случае, Юля её понимала. Ну, разве только отдельные слова не совсем ясны. Вот, например, «кутороша». Судя по тому, как Оскомина его произнесла, означает это слово что-то не слишком приятное. Юля даже начала подозревать, что её попросту обозвали. Ничего, решила девочка, после разберусь. А сейчас Непоседа настойчиво тянула её к выходу из избушки.

— Ладно-ладно, я иду, — сказав так, Юля перешагнула порог…

И оказалась в пустыне.

Мир раскололся на два резко обозначенных, контрастирующих цвета точно по линии горизонта: красный под ногами, вздыбливающийся холмами песка и блекло-голубой, с бледно-розовым пятном закатного светила на границе, дохнувший теплым воздухом.

— Ацо-Ацо-Ацо! — заверещала Оскомина.

Глиск и Мёрт выжидали. Они, конечно, не верили, что Владычица, оказавшаяся в осажденном городе, бросится спасать какую-то там иноземную девчонку. Но… лучше перестраховаться, чем недооценить противника, а потом удивленно хлопать глазами и пенять на свою недальновидность.

Вот почему, без видимых проблем похитив ребёнка из-под носа колдуньи и целого замка ависов, они решили вернуться.

И как оказалось, не зря.

Но сначала девочку требовалось спрятать. Колдуны не придумали ничего лучше, чем унести её в Хомячьи Холмы, что на полпути к Спящему Лесу — цели их действий. Там среди песчаных жилищ пушистых ншунов они давно приметили старую избушку, некогда выстроенную магиргом-скитальцем Адинсулом. Ншуны боялись её как воды и не приближались. Идеальное место для тайника.

Разве могли они помыслить о двух излишне любопытных, непослушных ншунятах, которым придет в голову мысль сунуться в избушку, едва магирги её покинут?

Бросив спящую девочку на скрипучий деревянный пол, Мёрт подновил заклятие сна, а Глиск предложил её ещё и связать. На всякий случай. Из-за этого предложения братья чуть не разругались. Потому что Мёрт верил в эффективность своих заклинаний. А Глиск имел наглость в них усомниться.

Спор предотвратила Юля.

Она проснулась и громко поинтересовалась, почему уже утро и кто так шумит. Нервно подпрыгнув, Мёрт быстро приставил к её вискам пальцы и отправил девочку обратно в мир снов.