Тайник Русского Севера (с иллюстрациями) - Валерий Дёмин

«Буривой, имея тяжку войну с варяги, множицею побеждаше их и облада всю Бярмию до Кумени. Последи при оной реце побежден бысть, вся свои вои погуби, едва сам спасеся, иде во град Бярмы, иже на острове сый крепце устроенный, иде же князи подвластнии побываху, и тамо, пребывая, умре. Варяги же, абие пришедше град Великий и протчии обладаша и дань тяжку возложиша на словяны, русь и чудь».

Бярмия и Бярма — страна и город на острове, о которых здесь идет речь — одно из древних наименований северных территорий России — до Полярного Урала и дальше. («Бьярмия», «Биармия» — таково современное написание этого древнего топонима, искаженного автохтонного названия Перми). Известный шведский историк Олаус Магнус (1490–1557) в самом знаменитом своем труде «История северных народов» так определяет границы обширного северного края, включающего и Лапландию:

«Биармия — северная область, зенитом которой служит сам Северный полюс, а его горизонт составляет равноденный и равнонощный [то есть Северный полярный — В.Ц.] круг, который, разрезая и разделяя Зодиак на две равные части, делает так, что половина года составляет там один день, а другая — ночь; таким образом, год в этой стране длится один естественный день [то есть — сутки — В.Д.]».

Исторические предания, затрагивающие невообразимые глубины русской истории, были чрезвычайно живучи и популярны в народной среде. Известный собиратель северного русского фольклора и публикатор знаменитых 3-томных «Причитаний Северного края» Елпидифор Васильевич Барсов (1836–1917) к немалому удивлению своему записал в середине прошлого века в глухой Олонецкой деревне оригинальное известие о князе Рюрике и его исконно русском происхождении. Оказывается, подлинное имя Рюрика было Юрик и явился он в Новгород из Приднепровья. Новгородцы «залюбили» его за ум-разум и согласились, чтобы он стал «хозяином» в Новограде. (Р)Юрик наложил на каждого новгородца поначалу небольшую дань, но затем стал постепенно ее увеличивать, пока не сделал ее невыносимой (что впоследствии усугублялось с каждым новым правителем). Первые летописцы, упоминавшие имя Рюрика, также, скорее всего, опирались на какие-то устные известия. Постепенно исконно русское имя Юрик, помянутое в северорусском предании, оваряжилось.

Впрочем, есть все основания полагать, что летописные варяги, ставшие первопричиной пресловутой «норманской теории», на самом деле были никакими не скандинавами, а славяно-русским воинским объединением. Именно поэтому Нестор упорно именовал их русью в смысле этнической и языковой принадлежности («зваху тьи варязи русь»); от них пошло и название Руси как государства («от тех варягъ прозвася Русская земля»). При этом особо подчеркивается: русский язык — славянский, а славяне-новгородцы род свой ведут от варягов («ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска, прежде бо беша словени»). Чтобы это значило, если не мудрствовать лукаво, а воспринимать текст как есть? Только одно: варяги изначально были русскими и также изначально говорили на русском (славянском) языке! В противном случае по логике вещей (то есть, если не выходить за рамки формулы «варяги = скандинавы») получится, что население Великого Новгорода (оно ведь «от рода варяжского») и до призвания Рюрика, и, надо полагать, в дальнейшем тоже говорило на одном из скандинавских языков. Абсурд? В самом деле — другого слова не подберешь!

Ведь, перечисляя через запятую «потомство Иафетово»: варяги, шведы, норвеги, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, венецианцы и прочие, Нестор-летописец почему-то не говорит что варяги — это шведы или норвеги (хотя в летописном перечне все они стоят рядом и даже раньше руси). Ибо для русского летописца, как и для всех русских людей той эпохи, было абсолютно ясно: варяги — никакие не шведы и не норвеги, а такие же русские люди как они сами — коль скоро даже переводчиков для общения не требовалось. Еще Михайло Ломоносов в яростном споре с немецкими норманистами-русофобами, подвязавшимися в Российской академии наук, указывал на отсутствие в русском языке хоть каких-то варяжских слов. Ответ на вопрос, заданный Ломоносовым, напрашивался сам собой: никакого собственно варяжского языка, тем более из числа скандинавских, никогда и в помине не было. Ибо варяги — это русь, но не в смысле принадлежности какому-то неведомому иноземному племени, а в смысле славяно-русского происхождения их самих и языка, на котором они говорили.

Можно назвать их и племенем, но, скорее всего, это особое воинское братство — прообраз будущих рыцарских орденов. Жили они в основном на побережье Балтийского (Варяжского) моря, были хорошо организованы и сплочены, обладали богатым опытом во всех областях хозяйственной жизни, торговли, государственного управления и особенно — воинского искусства (рис. 17а). Потому-то и обратились в 862-м году новгородцы к Рюрику с братьями, как бы сказали сейчас, за организационной помощью. И русские варяги охотно и плодотворно поучаствовали в становлении Руси.

Впоследствии варяжская дружина, насчитывая иногда до шести тысяч гвардейцев, служила при дворе византийских императоров. Здесь их тоже всегда считали только русскими. Между прочим, когда дотошные греки спрашивали: «Откуда же вы, варяги?», — те, не задумываясь, отвечали: «Из Тулы…» Ничего себе ответ, если вдуматься. Однако под Тулой, про которую во всеуслышание говорили во дворцах Царьграда, подразумевалась древняя Гиперборея (Туле). Так, может быть, русские варяги и есть последние гиперборейцы, хранители традиций погибшей арктической прародины? Быть может, в их социальной структуре отчасти сохранились и архаичные черты древнеарийского кастового сословия. Почему бы не предположить, что варяги — это транфармированный вариант одной из одной из классических каст кшатриев? Ведь она как раз и объединяла правителей, воинскую аристократию и дружинников!

Историки-снобы подчеркнуто высокомерно и чуть ли не с брезгливостью относятся к попыткам свести генезис древних народов к отдельно взятым предкам или родоначальникам, рассматривая это исключительно как акт мифопоэтического творчества. Но факты говорят о другом. Никто ведь не усматривает ничего крамольного в высказываниях типа: «Иван Грозный взял Казань»; «Петр Великий построил Петербург»; «Суворов перешел через Альпы»; «Кутузов разгромил Наполеона». Каждому ясно: хотя речь идет о событиях, связанных с деяниями больших масс людей, символизируют их в каждом конкретном случае отдельные личности. Так было в прошлом, так будет всегда. Кроме того, родословие во все времена начиналось с какой-то точки отсчета, и к ней всегда привязывалось конкретное лицо — пусть даже легендарное.

Подобную обобщенную до символа смысловую нагрузку несут и библейские утверждения, вроде: «Сыновья Ноя, вышедшие из ковчега, были: Сим, Хам и Иафет. <…> И от них населилась вся земля» (Быт. 9, 18–19). Сказанное относится и к сыну Иафета и внуку Ноя — Моску (Мосоху). Имя это в разной вокализации встречается и Библии, и у вавилонянина Бероса, и у Иосифа Флавия. Отсюда (а также через чешские и польские хронографы) оно попало в русские летописцы, а затем и в самое прославленное русское историческое сочинение, выдержавшее до XIX века 30 (!) изданий, — «Синопсис». От имени Мосоха (Моска) впоследствии образовались наименования: Москва — сначала река, затем и город на ней, Московия, московиты, москвитяне, москвичи. А. И. Асов удачно объясняет происхождение имени Моск от протославянского и древнерусского слова «мозг»: в устной речи две последние согласные становятся глухими, и все слово звучит как «моск».

Порядок и очередность (что раньше — что позже) в летописании важны, но не абсолютны. Разные источники излагают русскую этнологическую легенду по-разному. Версия Мазуринского летописца такова:

«Лета 2373 Мосох, шестой сын Афетов, внук Ноев, шедши от Вавилона с племенем своим абие во Азии и Еуропе над берегами Понтийского и Чорного моря, породи московитов от своего имени, и умножшуся народу, поступая день от дне в полунощные страны за Чорная моря над Доном, Волгой реками, <…> иде же Дон впадает в поля широкие селеньями своими распространиша».

Больше подробностей содержится в одном из Хронографов русской редакции, хранящегося в Российской государственной библиотеке:

«Выписано на перечень их двух кроник Польских, которые свидетельствованы з Греческою и з Чешскою и с Угорскою кроникою многими списатели от чего имянуется великое Московское государьство и от коея повести Словяне нарекошася и почему Русь прозвася. О сем удо давный халдейский философ Берос[ус] пишет, яко от седмаго сына Афетова от Мосоха изыде словенский народ, еврейский же и халдейский именуется от Масхуния сына Афетова. От них же мнози народи — русь, печерцы, болгары, сербы, хорваты, долматы, илиричикове, югрове, бусы, венетовы. И потом мнози древний девнии философы истинно уверяся от Писания и во всех крониках сипе описуют, яко от Мосоха сына Афетова изыде толик народ, по сем убо нарицается Москва, яко от Мосоха и приселницы суть от Чермного моря придоша на место межу Днепра и Дону и седоша в лесех, идеже река нане зовомая Москва. Прежде бо не именовашеся тако река сия, но по вселении их и от их имяни прозвася».