Terra Insapiens. Замок (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович

— Вот Мессия и говорит, что это не зло, это испытание, — попробовал пояснить Артур.

— Кому испытание? Тем, кого в могилу положили? Или тем, кого оставили без родных, без детей? Такие испытания называются геноцидом и являются преступлением против человечества.

— Это он к процессу готовится, — шепнул на ухо Артуру Паскаль и увлёк его за собой.

— Ну как тебе в нашем безумном раю? — спросил Паскаль. — Осваиваешься потихоньку?

— Я вообще не знал, что бывают частные психиатрические больницы. Про частные тюрьмы слышал, а про больницы — нет.

— Ты отстал от жизни, — улыбнулся Паскаль. — Сразу видно, что ты из страны, ещё недавно строившей рай на Земле по версии Маркса и Ленина. В мире частных медицинских клиник больше, чем государственных. Да, в психиатрии это не так заметно, но тенденция такова.

— Но частные больницы должны зарабатывать, должны приносить доход. А какой доход принесёт нашему Хозяину его Замок? По-моему, одни убытки.

— Согласен. Этот Замок не рядовая больница. Для Хозяина, формально, — это благотворительность, а фактически, — это его маленький мир, где он всевластный божок. Он мне говорил, что продолжает доброе дело своего рода, это, так сказать, семейная традиция. Но я знаю, что он наслаждается властью и своей страстью коллекционера.

Паскаль с иронией посмотрел на Артура.

— Мы его коллекция. Такая же, как те картины, что висят в его комнатах. Кто-то собирает редкие марки, а Хозяин собирает редких психов. Он намеренно перевёл в другие больницы всех, кто ему не интересен, как он говорит, — с медицинской точки зрения.

— И что же — никто его не контролирует?

— Ну почему же… В прошлом году к нам приплывала комиссия с проверкой. Солидный профессор в очках, как я понял, давнишний знакомый нашего Хозяина ещё по медицинскому институту, ходил с врачами по комнатам, осматривал, как мы живём, спрашивал: есть ли какие-то претензии к персоналу больницы? Я сказал:

— У меня нет претензий к персоналу, у меня есть претензия к Богу. Как-то он невнятно объяснил нам цель нашего пребывания на Земле, и хотелось бы у Него уточнить: в чём смысл жизни?

Профессор посмотрел на меня оценивающе и сказал:

— Это вы у Него спросите сами, — и, повернувшись к своим коллегам, лукаво добавил: — Где же ещё искать смысл жизни, как не в сумасшедшем доме?

Вечером друзья пили горячий чай с сушёной вишней во дворе, болтали о разном.

— Как-то не хватает женского общества в Замке, — несколько разочаровано сказал Артур. — Ты говорил, что общался с медсестрой. Красивая была женщина?

— Она была индианкой. Красивой я бы её не назвал, но она была добрая и всем улыбалась. Она рассказывала мне, что в Калькутте у неё есть парень и, когда он закончит институт и устроится на работу, они поженятся… Вот вторая медсестра была фигуристая женщина бальзаковского возраста. «Есть что потрогать глазами», — говорил Писака и пытался за ней приударить, читал ей сонеты Шекспира в оригинале. Но она была женщина приземлённая и не оценила его образованность, подсунула ему вместо лекарства слабительное. Ох он её костерил потом! — засмеялся Паскаль, хлебнул чаю и продолжил. — Когда я сюда поступил, на втором этаже были две женщины. Одна совсем старая, почти не выходила из комнаты, а вторая была молодая, жуть как красивая. Вот бывает такое — красивая и страшная, демоническая красота. Смотришь на неё, глаз не можешь оторвать, а она только посмеивается. Волосы чёрные, как уголь, и глаза такие же, прожигают тебя насквозь. Цыганка была. Её сам Хозяин побаивался, и при первой возможности избавился от неё.

— Она мне нагадала долгую жизнь в далёких краях, — поделился Паскаль. — Жаль только не сказала — в каких?.. А потом вообще меня озадачила. Вижу, говорит, женишься ты и будет у тебя двое детей, девочка и мальчик. А жена твоя, говорит, ближе, чем ты думаешь… Уж не ты ли? — спрашиваю, — только смеётся.

— А как она сюда попала?

— Слухи ходили, что любовника своего убила, а потом откопала его могилу и оживить пыталась колдовством. Но это слухи, толком не знаю.

Вернувшись к себе, Артур улёгся на кровать и открыл книгу.

«Любая религия, утверждая всемогущего Бога, упирается, как в глухую стену, в вопрос — почему на свете существует зло? Приходится делать неприятный выбор: либо Бог желает зла, и тогда Он не всеблагой; либо Бог не желает зла, и тогда Он не всемогущ. Правда есть ещё третий путь — этот мир покинут Богом, он оставлен Им человеку. Но тогда появляются: Бог и мир. Значит, Бог меньше сущего. Что опять унижает Бога.

Если, как утверждает Библия, ни единый волос не упадёт с головы человека без воли Божьей, значит, есть Его воля во всяком зле. Впрочем, религия непоследовательна в этом вопросе. Она утверждает, что Бог наделил человека свободной волей. Тем самым сняв с Бога обвинения во зле опять же за счёт ограничения Его всемогущества. Ведь «свободная» от кого? — да от Бога конечно.

Единственным разумным выходом, на который пока не отважилась религия, было бы признать, что Богу не ведомы добро и зло. И если Он ниспослал Моисею десять заповедей, то вовсе не из моральных, а из практических соображений.

Бог наверно прагматик. Он ведает свою пользу. И вряд ли в его лексиконе есть это смешное слово — справедливость.»

Послышался тихий, странный стук в дверь. Сначала один, через паузу — два. Он с любопытством посмотрел на дверь. Дверь открылась и в комнату вошёл Никто. Он приложил палец к губам и тихонько прикрыл дверь.

Он медленно прошёлся по комнате, осмотрев её. Привстав с кровати, Артур с удивлением продолжал за ним наблюдать.

Осмотрев всё, Никто подошёл к Артуру, откинул капюшон и присел на кровать.

Это оказался человек около тридцати лет с длинными волосами, и с острым испытующим взглядом. В лице его, вроде простом и неброском, было что-то неуловимое, что постоянно менялось и не давало описать его. Он внимательно посмотрел Артуру в глаза и негромко сказал:

— Всё, что я вам скажу, должно остаться между нами.

Он ещё раз подозрительно оглядел комнату, как будто предполагал в ней спрятавшихся врагов.

Наклонившись к Артуру, продолжил:

— Я предлагаю вам вступить в тайный союз. Точнее, в два тайных союза. Я являюсь их основателем и предлагаю вам присоединиться к моей борьбе.

— И что это за тайные союзы, в которые вы предлагаете мне вступить?

— Союз за освобождение человечества и Союз за освобождение от человечества. Вы можете вступить в любой из них, или сразу в оба.

Артур задумался.

— По-моему, тут какое-то противоречие. Как можно одновременно бороться за и против человечества?

— Никакого противоречия. Всё укладывается в начальную установку.

— И какова эта установка?

— Человечество должно либо измениться, либо погибнуть. Первый Союз выполняет первую часть установки, второй, соответственно, вторую.

— И как должно измениться человечество?

Никто помолчал и потом убеждённо произнёс.

— Человечество пошло по тупиковому цивилизационному пути. Надо вернуться к истокам, к естественному существованию.

— А цивилизация, по-вашему, неестественный путь?

— Да. Вся суть цивилизации в подчинении человека человечеству. Чем дальше, тем больше человек теряет свою индивидуальность, свои права, своё божественное происхождение. Человечество становится похоже на разваренную рисовую кашу, где ни одна рисинка не отличается от другой. Я не хочу оказаться в этой кастрюле, я не хочу становиться кашей, которую кто-то готовит себе на обед. Я возглавляю бунт человека против человечества.

— Вы анархист! — догадался Артур.

— Ну, это очень поверхностное толкование. Я против государства, подавляющего личность. Но анархическая вольница — источник хаоса и нестабильности. Нужен срединный путь.

— Что он из себя представляет?