Секретное задание, война, тюрьма и побег - Ричардсон Альберт Дин

Ну, вы только подумайте, а? Представьте себе, что отец Гиддингс, Карл Шурц и Оуэн Лавджой — опора и оплот республиканских штатов Висконсин, Мичиган и даже совсем юного Канзаса, чьи детские ножки прошли к свободе по раскаленному плугу и крови мучеников — постучатся в дверь Рабовладельческой Конфедерации! Ну разве это не экстаз безумия?

26-е марта

Сегодня этот добродетельный и оплаканный орган — Конвент Луизианы, после очень бурной сегодняшней сессии, перенес заседание на 1-е ноября.

«The Crescent» пишет о присутствии здесь «корреспондентов северных газет, которые сочиняют всякие небылицы», и так хладнокровно, словно обедают в «Saint Charles». Риторика «The Crescent», но за свою бдительность и патриотизм заслуживает похвалы. Этот вопрос, безусловно, следует учитывать.

Мы все еще наслаждаемся радостями лета. Воздух переполнен ароматом нарциссов, фиалок и роз, сладкой оливы и апельсина. Я только что вернулся с прогулки по болоту — этой великой выгребной яме этого мегаполиса, которая каждое лето вновь становится рассадником различных болезней.

С точки зрения северянина, оно выглядит очень странно. Отдельные озерца, наполненные стоячей черной и зеленой водой, вполне гармонируют с высокими и жуткими мертвыми деревьями, с ветвей которых свисают длинные пряди серого испанского мха, что вызывает какие-то смутные ассоциации с готической архитектурой. Этот мох используется в качестве диванной и матрасной набивки, но в своей родной среде, на ветвях, они очень соответствуют словам индейцев чокто, которые называют их «волосами деревьев».

Странные мертвые стволы, мох и вода очень выделяются на фоне густой и яркой листвы, наслаждающихся летом деревьев. Мягкий воздух делает жизнь здесь просто восхитительным и лечит от усталости. Снимите шляпу, закройте глаза, и его мощные струи разгладят ваш лоб и мягкой подушкой прижмутся к вашей щеке.

В конце марта я отправился в Новый Орлеан, и по «Great Northern Railway» прибыл в Джексон, штат Миссисипи, где заседал Государственный Конвент.

Холмы Луизиане не превышают двух сотен футов. По мере езды по железной дороге поросшие вечно зеленой травой болотистые равнины сменяются мрачными топями, гигантскими кипарисами и лавром, с его блестящими листьями.

На плантациях, белые одноэтажные хижины негров стоят длинными двойными рядами, совсем недалеко от огромных, украшенных крытыми террасами усадьбами плантаторов. Молодой сахарный тростник, похожий на двух- или трехнедельную кукурузу, еще едва виден над землей. Благородные живые дубы спокойно покачивали своими ветвями над обширными полями. Здесь очень популярна «Гордость Китая». Ее ягодами охотно питаются птицы, хотя сок их, как говорят, опьяняет их. Но поскольку у них нет ни револьверов, ни ножей, можно сказать, что развлекаются они вполне невинно.

Джексон — это совершенно не то место, где охотно жил бы человек моей профессии. Всего лишь четыре или пять тысяч человек — это была одна из тех восхитительных, называвших себя городом деревень, в которых никак не проявляются исключительные права солнечного Юга — где все знают, кто чем занимается, и где, после того, как появляется какой-либо чужой, вся община превращается во Всеобщий Комитет, чтобы выяснить, кто он, откуда он, и чего он хочет.

В большом мегаполисе шпионажем легко заниматься, но в Джексоне неизвестный «chiel»[35], похожий на того, кто умел «делать заметки», не говоря уже о «способном опубликовать их», оказывался жертвой постоянного и затрудняющего жизнь контроля.

В отличие от шума и суеты Нового Орлеана, здешняя жизнь казалась непрерывным семидневным отдыхом, хотя я был совершенно уверен, что если я попаду под подозрение, после субботнего дня воскресный вечер для меня никогда не наступит.

Несколько месяцев спустя, беженец, который там когда-то проживал, невероятно красочно расписал мне возмущение и невероятное изумление жителей Джексона, когда из случайно попавшего к ним номера «The Tribune» они узнали, что один из ее корреспондентов не только гулял с ними, разговаривал с ними, и делал у них покупки, но кроме того, будучи намного хуже Шейлока, был готов есть вместе с ними, пить вместе с ними и молиться вместе с ними.

В то время чарлстонские газеты, а также и некоторые северные ежедневники объявили опубликованные в «The Tribune» репортажи с Юга поддельными и написанными в самой редакции. Чтобы изменить этот ошибочный взгляд на мои письма, я начал датировать все свои заметки, и подробнейшим образом описывал все, что происходило в Конвенте и Джексоне — то, о чем совершенно не упоминали местные газеты.

Мрачно-мегаполисным Джексон являлся в одном единственном вопросе — цене за проживание в его наилучшем отеле. Стол и апартаменты были отвратительны, но я считаю, что мы стали жертвой неординарной роскоши щедрости неряшливого тевтонского хозяина с грозным именем Х-и-л-ь-ц-г-е-й-м-е-р!

В Конвенте обсуждалось представление «Конституции Монтгомери» народу. Главный секретарь, с которым я случайно познакомился, любезно пригласил меня занять место рядом с его столом, и, все то время, когда я сидел перед депутатами, он рассказывал мне об их талантах, взглядах и их прошлом. Казалась ли ему невероятная любознательность отличительным качеством жителя Нью-Мексико, он не заявлял, но однажды он внезапно поинтересовался, не имею ли я какого-либо отношения к прессе? За невероятно короткое время я полностью освободил его мозги от этого необычайно неверного заблуждения.

После долгой дискуссии Конвент проголосовал 53-мя голосами против 52-х, отказался представить Конституцию народу и ратифицировал ее от имени Миссисипи. Семерых юнионистов не удалось заставить сделать это голосование единогласным, поскольку их убеждения были твердыми и непоколебимыми.

Глава VI

«Лишь временно здесь пребываю в Вене;

Но вижу…»[37]

«Я мигом юркнул за занавеску и оттуда все слышал — как они условились…»[38]

Джексон, Миссиссипи, 1-е апреля 1861 года

Здание Законодательного Собрания штата Миссисипи, на тенистой площади за моим окном — это выцветшее, солидное сооружение, возведенное в стиле пятидесятилетней давности, с представительным холлом на одном конце, и залом заседаний сената на другом, украшенные ионическим портиком входом и огромным куполом сверху. Над ним есть еще малый купол, словно маленький зонтик, посаженный на значительно больший. Он же в свою очередь увенчан маленьким позолоченным шпилем, который со временем отклонился от оси на 45°, и в целом, здание несколько похоже на солидного квакера в небрежно нахлобученной жокейской шапочке — придающей ему вид скорее беспутного дебошира, несмотря на всю его степенность.

Первое, о чем можно упомянуть сразу — это о потрескавшейся штукатурке и некоторые кирпичах, из которых сложены сами стены. Войдя в холл, вы видите две старые и ржавые пушки, и на одной из них, почти каждый день спит негритенок. Он охраняет эту пушку, или пушка его, остается только догадываться.

Поднявшись по полукруглой лестнице и пройдя через обрамляющую подкупольное пространство балюстраде, вы поворачиваете налево и через узкую дверь проходите в зал заседаний. Это — Конвент штата Миссисипи.

На северном конце зала сидит председатель, на высоком возвышении в нише стены, украшенной двумя ионическими колоннами. Перед ним небольшая, старомодная кафедра из красного дерева, скрывающая от нескромных взглядов все, кроме его головы и плеч. Перед ним, на три-четыре фута ниже, за длинным деревянным столом, сидят два секретаря, и один из них курит сигару.