100 великих памятников - Дмитрий Самин

Прекрасная архитектура маяка поражала логичностью и простотой замысла. Строгая и стройная гигантская башня гордо вздымала в поднебесье свой пламенеющий факел.

После завоевания Египта в 332 году до нашей эры Александр Македонский решил основать новую столицу, выбрав место у дельты реки Нил. Он приказал архитектору Хейрократу разработать план и приступить к возведению города.

Александрия становится столицей не только Египта, но и всего эллинского мира. Чтобы облегчить подход кораблей к Александрии и сделать его менее опасным, было решено построить на острове Фарос, расположенном против дельты Нила, маяк, а сам остров соединить с берегом дамбой с мостами.

Были и другие причины для постройки маяка. Александрия стояла на плоском берегу и на приплывающих гостей не производила впечатления. После смерти Александра Великого царем становится Птолемей, один из сподвижников македонского завоевателя. По его мнению, Александрия должна превосходить все столицы мира не только своим значением, но и красотой и неповторимостью.

Птолемей решил построить самый необыкновенный, невиданный до сего времени маяк! Его огонь по ночам должен гореть в небе как путеводная звезда Александрии. Днем же маяк должен был украшать морские подступы к столице, главенствуя над городом, создавать его силуэт, неповторимый облик.

Строительство маяка поручили знаменитому архитектору Сострату Книдскому. Начав работу в 285 году до нашей эры, он всего за пять лет спроектировал и построил это исполинское сооружение — истинный триумф техники того времени.

Неслыханные размеры маяка, понятно, создавали большие трудности при его строительстве. Привычные способы уже не годились, ведь обычно камень поднимали к месту его укладки по земляным насыпям или деревянным помостам. Но подобную насыпь высотой около ста пятидесяти метров невозможно было разместить на небольшом острове.

И здесь проявился гений Сострата. Архитектор принимает смелое и остроумное решение — доставлять камень и все другие необходимые материалы к месту кладки не снаружи башни маяка, а изнутри.

Одновременно с возведением башни возле стен внутри ее стал строиться пологий, широкий и очень прочный пандус. Вместе с ростом стены удлинялся и пандус, всегда доходя до верхнего края стены, По пандусу многочисленные рабы-строители волокли каменные глыбы и подносили строительные материалы. К тому же большая толщина стен позволяла работать большему числу рабочих, и это намного ускорило строительство.

Когда маяк был окончен, гигантская спираль пандуса весьма удачно заменила неудобные и опасные лестницы. По нему поднимались воины и дежурные, а ослы подвозили горючее для мощного светильника маяка.

Маяк представлял собой гигантскую трехъярусную башню, стоящую на огромном возвышении — подиуме. Общая высота маяка достигала трехсот локтей, то есть почти сто шестьдесят метров. Таким образом, по высоте он вполне мог поспорить с самыми высокими пирамидами.

Подиум маяка служил одновременно крепостью. Здесь располагался вооруженный гарнизон. У каменных брустверов стояли метательные машины. Всю середину подиума занимал мощный фундамент, выдерживающий чудовищный вес.

Нижняя часть маяка представляла собой суживающуюся кверху башню квадратного сечения высотою около семидесяти метров. Сторона у основания была равна тридцати метрам. Материалом для массивных плит стал прочный известняк. Стороны башни располагались по странам света.

На верхней площадке первого яруса маяка по углам стояли четыре бронзовые фигуры сына Посейдона — Тритона, трубящего в раковину. А на южной стороне башни, обращенной к городу, находился вход в маяк, украшенный большими солнечными часами — гномоном.

Средняя часть маяка — восьмигранная, облицованная плитами из белого мрамора. Стороны башни ориентировались по направлению восьми главных ветров. Высота восьмигранной части составляла около сорока пяти метров, а поперечник ее равнялся примерно восемнадцати метрам.

Толщина стен в нижней части маяка доходила почти до восьми метров. Стены были прорезаны узкими окнами в рост человека, растесанными внутрь, служившие для освещения башни. Они же были и удобными бойницами для стрелков.

Верхний ярус маяка — невысокое цилиндрическое строение — стал опорой для восьми колонн из розового полированного гранита. Колонны несли купол, который был увенчан огромной семиметровой статуей бога моря Посейдона, держащего трезубец — скипетр подводного царства.

Между колоннами находилась сложная система огромных вогнутых бронзовых зеркал, отражавших на далекое расстояние свет гигантского факела, горящего здесь днем и ночью. Свет маяка был настолько ярок, что его можно было видеть на расстоянии шестидесяти километров. Да и днем густой дым факела служил хорошим ориентиром. Белая мраморная башня также была далеко видна с моря.

С верха маяка удобно было следить за расположением как своих, так и вражеских военных кораблей. Управляя заслонками, можно было посылать судам световые сигналы, хорошо видные даже в ясные дни. Так военачальник мог с большого расстояния руководить морским боем.

Всех видевших маяк приводили в восторг искусно сделанные из позолоченной бронзы высокие стройные женские фигуры. Они стояли на площадке второго этажа и в нишах башни. Крупные, статные, искрящиеся золотом в солнечных лучах, фигуры и издалека были хорошо видны на фоне мраморных стен маяка.

Однако не только красотой привлекали они к себе внимание. Время от времени неподвижные фигуры вдруг оживали. Прекрасные фигуры были не просто статуями, а очень сложными и хитроумными автоматами.

Одни фигуры показывали силу ветра и морских волн, легко передвигая большие золотые стрелки на огромных синих циферблатах… Другие же, поворачиваясь, указывали направление ветра или следовали руками за движением солнца и луны. Женщины-автоматы стояли также возле больших водяных часов — клепсидр. Регулярно били они в колокола, круглосуточно отбивая время мореходов — склянки.

Когда же случался туман или непогода, то далеко разносился ветром высокий, прерывистый трубный звук. Ещё одна прекрасная женщина трубила в изогнутый золотой рог, предупреждая мореходов об опасной близости отмелей и подводных скал.

На самом верху маяка у гранитных колонн стояла одинокая и суровая бронзовая фигура, словно напряженно и пристально вглядывающаяся в морские дали. Это она поднимала военную тревогу и громким криком возвещала о появлении в море вражеских судов.

Порой зрителю трудно было поверить, что это не живые люди, настолько осмысленно и естественно было поведение фигур. Лишь золотистый блеск металла и размер их красноречиво свидетельствовали о том, что это искусные создания человеческих рук и ума.

В тихую погоду к маяку приплывало множество лодок и мелких суденышек с желающими насладиться редкостным зрелищем. Даже жители стран далеких отваживались на длительное и опасное плавание только для того, чтобы самим увидеть исполинский маяк.

Маяк, конечно же, стоил огромных денег. По этому поводу Плиний пишет: «Эта башня считалась одним из чудес света и стоила восемьсот талантов». Восемьсот талантов — сумма эквивалентная почти двадцати одной тонне чистого золота!

Александрийский маяк — светоч и страж великолепной столицы Египта — стал символом Александрии. Виднейшие ученые древности Павсаний, Страбон, Плиний, Ибн-аль-Сайх писали о маяке. Они не могли скрыть удивление и восхищение маяком.

А один древний поэт в восторге написал:Башню на Фаросе грекам спасенье, Сострат Дексифанов,Зодчий из Книда воздвиг, о повелитель Протей!Нет никаких островных сторожей на утесах в Египте,Но от земли проведен мол для стоянки судов,И высоко, рассекая эфир, поднимается башня,Всюду за множество миль видная путнику днем,Руины Александрийского маяка в XIV веке новой эры.Ночью же издали видят плывущие морем все времяСвет от большого огня на самом верху маяка,И хоть от Таврого Рога готовы идти они, зная,Что покровитель им есть, гостеприимный Протей.

Маяк всем так нравился, что строители позднейших маяков часто пытались повторять формы Александрийского. В древности слово «фарос» сделалось нарицательным, им стали называть все маяки.

Создатель маяка Сострат ясно понимал значительность своего творения. Желая, чтобы его имя дошло до потомков, он на каменных плитах маяка сделал углубления и в них высек гордые слова: «Сострат, сын Дексифана из Книда — богам-спасителям ради мореходов». Хитрый архитектор надпись залепил известью, затер ее мраморной крошкой и поверх нее начертал, как требовали тогдашние законы: «Птолемей Филадельф». Сострат предполагал, что время и непогода разрушат известь и имя создателя маяка станет известно всем.