Хоупфул - Тарас Владимирович Шира
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прихватив с соседнего ряда две бутылки «Либфраумильх», Женя подошел к кассе.
Пикнув сканером пакет зернового Egoist, кассирша, молодая девушка с татуировками, на секунду задержалась глазами на двух бутылках. Выглядела она вполне ничего, но красная и пыльная спецформа магазина портила весь внешний вид.
– Вам есть 18? – подняла она глаза.
– Есть, конечно. А вам? – с ехидной улыбкой спросил Женя.
Женин вопрос был встречен каменным лицом. Продавцы в алкогольных магазинах давно привыкли к трезвым и не очень попыткам пошутить.
– Пакет нужен? – вяло поинтересовалась она.
Дождь усиливался, поэтому Женя решил поторопиться. Людей на улице почти не было – редкие прохожие, чьи лица уже не были видны под зонтами, торопились уйти подальше от проезжей части, чтобы не быть облитыми случайной машиной.
Заходя во двор, Женя услышал крик с детской площадки:
– Мальчик! Мальчик!
На детской скамейке под дождем сидела маленькая фигура, обмотанная в шаль. Издалека она походила на оставленный кем-то старый спальный мешок.
Женя, сделав вид, что не слышит, решительно шел к подъезду.
Он прекрасно знал, что этой фигурой в шали была его соседка этажом ниже – пенсионерка с, по-видимому, прогрессирующей деменцией. Она уже давненько теряла связь в пространстве и с окружающей действительностью.
Знал он и то, что она забыла, где живет, но сегодня помогать он ей не хотел – то ли из-за плохого настроения, то ли просто устав от того, что бабулька все никак не могла запомнить свою квартиру. «Ну и нахрена она выходит тогда? – озлобленно думал Женя. – Все сериалы на Первом канале закончились?»
Он часто встречал ее на лестнице между этажами – подняться для старушки на свой четвертый этаж было сравнимо с восхождением на Эверест. Она нередко зависала между этажами, но не для того, чтобы отдышаться. Она внимательно рассматривала двери на лестничной клетке, как будто видела их в первый раз. Даже сейчас, когда старшая по подъезду большими черными цифрами заботливо вывела номера этажей на стене, это не сильно облегчило старушке задачу. В квартиры она не звонила – то ли не решалась, то ли попросту не знала, что сказать открывшим ей соседям. Так или иначе, те самые соседи ее часто там и подбирали, застывшую и растерянную. Пару раз так делал и Женя, но к тому времени, как он на нее натыкался, бабулька частенько забывала, возвращается ли она сейчас со своей прогулки (если, конечно, можно назвать прогулкой ее многочасовые посиделки на лавочке) или только собралась на нее. Это больше всего Женю и раздражало.
– Бабуля, не тормозим, решаемся уже скорее, – чуть ли не по слогам он обращался к растерянной старушке, сверля ее испытывающим взглядом. От укоризненно-раздраженного тона та еще только больше путалась и терялась, поэтому вразумительного ответа Женя не получал.
Поэтому он достаточно быстро отбросил все свое самаритянство и благородство. «Ну не за рукав же ее домой тянуть, в самом деле», – с этими мыслями он огибал маленькую растерянную фигуру, укутанную в шаль, и бодро перешагивал через одну ступеньку, оставляя ее наедине с решением этой лестничной головоломки.
На самом деле ответ на вопрос, почему ей так не сидится дома, был очень прост: именно тогда, когда жизнь от тебя уходит, ты начинаешь цепляться за нее обеими руками. И пытаешься взять от нее все – ну или по крайней мере то, что еще успеваешь и на что еще физически способен.
Еще в начале своей практики в приемном отделении он заметил, что все старики и старухи с неутешительными диагнозами, ходить-то уже толком не умеющие, которым лежать бы спокойно на больничной койке с какой-нибудь газетенкой, все куда-то рвутся, бегут, спешат. В них просыпалась прямо какая-то детская неугомонность – вчерашние доктора наук, заслуженные учителя и профессора вмиг превращались в больших и седых детей. И несмотря на дружные окрики мед. персонала, шаркающей походкой норовили покинуть стены палаты, будто пытаясь убежать от смерти по коридорам больницы в дурацких одноразовых тапочках на два размера больше.
Думать об этом ему не хотелось, но одно знал точно – до такого возраста он доживать не хочет. Один психолог, какой именно – Женя уже забыл, писал, что, находясь в трезвой памяти, он клятвенно попросил своих детей при первых признаках старческого слабоумия сдать его в дом престарелых – мол, ему уже все равно будет, когда он перестанет детей и внуков узнавать, а для них – обуза с плеч.
Только вот этот психолог со своими грантами и дипломами не учел, что эта светлая мысль первой же вылетит из его головы и цепляться он за свою жизнь, пусть и бессмысленную, будет так же, как и другие.
Бабулька, не теряя надежды, продолжала его звать, но ответом ей послужила захлопнувшаяся за спиной Жени подъездная дверь.
Поднимаясь по ступенькам, Женя пытался отогнать эти неуместно нахлынувшие мысли о бытие – в самом деле, в планах на сегодня хороший вечер, а он тут все о смерти и больничных тапках.
Пройдя на кухню, Женя бросил пальто на соседний стул, достал из буфета кофемолку и засыпал туда свежие зерна.
Ободряющий громкий гул кофемолки и последовавший через несколько секунд терпкий запах кофе моментально подняли Женино настроение. «Вот ведь рефлексы, – подумал он. – Звук ужасный, как у соседского перфоратора в 10 утра в субботу, а уже слюни потекли. Все мы собаки Павлова по природе своей».
Потягивая свежесваренный кофе, Женя заказал небольшой набор суши по акции и две пары палочек – устраивать что-то масштабное ему было лень, да и представлять из себя большее, чем он имеет на самом деле, уже не требовалось.
Так что фруктовые тарелки, вымытые до блеска бокалы и чистая посуда в шкафчике у раковины в последний раз были замечены в тот вечер, наутро после которого Саша в первый раз уехала от него на такси.
Сильный поток ветра распахнул приоткрытое окно, капли дождя барабанной дробью застучали по подоконнику. Вдалеке послышался раскат грома.
Женя, зевнув, подошел к окну и окинул глазами двор.
Скамейка с престарелой соседкой уже пустовала. За много лет земля под этой грязно-желтой лавочкой уже притопталась, и та походила на маленький плот посреди опоясывающей ее большой лужи.
Саша, как всегда, приехала вовремя. Жене это всегда нравилось, он даже не раз ей говорил что-то в духе «Саш, ты же девочка, ты не должна приходить вовремя. Это дурной тон».
Саша была в красном пальто, бежевых брючках и туфлях на платформе.
– Кошмар, таксист не мог мой подъезд найти. Пришлось бегать и искать его. Да еще и дорогу показывать, – откинув мокрую прядь волос, Саша улыбнулась. В ее улыбке было что-то детское. Скорее всего, это было из-за резцов – они слегка выступали вперед, как это бывает у маленьких детей.
Женя помог ей снять пальто.
– Ты голодная у меня? Пошли на кухню, сейчас суши привезут.
– Ой, а я аспирин выпила… – рассеянно сказала Саша, пройдя на кухню и увидев две бутылки вина на столе. – Температура со вчерашнего. Можно мне кофе лучше?
– Сашууля, – театрально растянул Женя, – что же ты раньше не сказала? Я бы тебя не погнал к себе сквозь дождь и грозы.
«Хорошо, что не сказала, – подумал он про себя, прижимаясь губами к ее лбу. – Провести воскресенье в одиночестве мне точно не хочется».
– Слушай, и правда маленько есть. Ну ты у меня всегда горячая женщина была, так что ничего страшного.
Хихикнув, Саша села за стол.
– Ну что ж, тогда обе бутылки мои. Скажу честно, я на это и рассчитывал, – улыбнулся Женя. Убрав второй бокал в буфет, он достал из шкафчика штопор.
– Слушай, а есть градусник у тебя? – спросила Саша.
– Конечно, есть, – улыбнулся Женя. – Как это, у врача и градусника не будет.
После непродолжительных поисков в аптечке Женя нашел ртутный градусник с застывшими на нем 38,1 с прошлой болезни.
Встряхнув его несколько раз, он протянул градусник Саше.
Раздался звонок в дверь.
– О, а вот и романтический ужин, – сказал Женя.
– Приятного аппетита, – кивнула курьер, промокшая до нитки женщина
