Сокровище алхимиков - Жак Садуль

Но божественное откровение не снизошло на Фламеля — по крайней мере в осязаемой форме. Тогда упавший духом писарь решил показать некоторые из скопированных им фигурок лиценциату медицинских наук, которого звали мэтр Ансельм. Будучи страстным поклонником алхимии, тот пожелал увидеть книгу, откуда были извлечены столь замечательные фигурки, и нашему писарю пришлось всячески изворачиваться (а затем, несомненно, каяться во лжи на исповеди), чтобы уверить собеседника своего в том, будто у него есть только рисунки, без какого бы то ни было поясняющего текста. Мэтр Ансельм понимал в символах Авраама не более Фламеля, однако взял на себя смелость толковать их. И эти объяснения совсем сбили с толку несчастного Фламеля, который рассказывает об этом так: «Вот почему в течение двадцати одного года совершил я тысячу опытов с огнем, но без всякой крови, так как почитаю сие злодейством и низостью. Ибо в книге моей говорится, что философы называют кровью минеральный дух, который имеется во всех металлах, а особенно в солнце, луне и меркурии, к соединению коих я всегда стремился». Кровь поминается здесь по той причине, что мэтр Ансельм, подобно многим суфлерам, путал алхимию с магией, отчего и дал совет смешать жидкую ртуть с чистой кровью новорожденных младенцев. К счастью, Фламель, будучи человеком мудрым и добрым, не поверил в это и полностью отверг преступные рецепты невежественного советчика.

Наконец явилось и откровение — быть может, это действительно был божественный промысел. Фламель понял, что никогда не сможет разобраться с книгой самостоятельно, а потому решил сделать копию и посетить те края, где жили ученые мужи, принадлежавшие к нации Авраама, иными словами, евреи. Тогда в Испании, в частности в окрестностях Сантьяго де Компостелло, было несколько знаменитых синагог. Фламель, естественно, объявил, что намерен отправиться в паломничество.

Итак, мы снова встречаемся с паломничеством к святому Иакову, которое прежде совершил Раймунд Луллий, а впоследствии также и Василий Валентин, — если верить его собственному утверждению. Здесь стоит прислушаться к словам такого искушенного алхимика, как Фюльканелли. Вот что он пишет в первом томе своих «Философских приютов» («Demeures philosophales»): «Подобные аллюзии помогают осознать ошибку многих поклонников оккультных наук, которые буквально толковали чисто аллегорические сочинения, созданные с намерением что-то открыть одним и утаить от других. Даже Альбер Пуассон угодил в эту ловушку. Он поверил, будто Никола Фламель, оставив жену свою Перенеллу, мастерскую и книги с рисованными миниатюрами, действительно исполнил данный перед алтарем приходской церкви Сен-Жак-ла-Буше-ри обет и отправился в пешее паломничество по иберийским дорогам. Но мы искренно убеждены и готовы в этом ручаться, что Фламель никогда не покидал подвала, где пылали его печи. Любой из тех, кому известно, что именно символизируют посох, калебаса и шнур на шляпе святого Иакова, подтвердит истинность наших слов. Уподобляя себя материалам, которые им использовались и избрав внутренний агент в качестве образца великий адепт соблюдал правила философской дисциплины и следовал в этом своим предшественникам».

Фюльканелли хочет сказать, что в рассказе Фламеля о паломничестве речь на самом деле идет о первичной материи, а в пережитых им приключениях аллегорически изображаются различные манипуляции с этой материей в процессе магистерии. В легендарной версии V путешествия в Галисию один факт выделен с особой четкостью: по исполнении своего обета в Сантьяго де Компостелло Никола Фламель на обратном пути будто бы заболел и вынужден был задержаться в городе Леоне. По совету одного торговца из Болоньи он обратился за помощью к еврейскому врачу, мэтру Канчесу. В беседе тот обнаружил такие познания в еврейской каббале, что Фламель показал ему фигурки из своей книги. Тогда врач якобы воскликнул, что это сочинение раввина Авраама «Аш Мезареф» («Asch Mesareph»), которое считали утерянным безвозвратно, — и предложил Фламелю сопровождать его в Париж. Но добрались они только до Орлеана, где мэтр Канчес внезапно скончался, так и не открыв Фламелю врата познания. Эта аллегория представляет собой довольно прозрачное описание гибели первичной материи, что является необходимым отправным пунктом для реализации философской магистерии.

Я не разделяю уверенности Фюльканелли в том, что Фламель никогда не покидал своих печей. Вместе с тем это паломничество к святому Иакову вполне можно толковать как своеобразную инициацию: писарю в течение многих лет не удавалось раскрыть тайну первичной материи, и весьма вероятно, что его направил на истинный путь другой адепт, скрывающийся под именем мэтра Канчеса, — настоящее его имя осталось нам неизвестным. В таком случае «путешествие» предупреждает о необходимости инициации, а также являет собой аллегорический modus operandi.

Итак, Никола Фламель получил наконец недостающие ему знания, открыв, в частности, тайну пресловутой первичной материи. И вновь приступил к работе„но сумел завершить ее только через три года после возвращения из «паломничества». Как мы убедимся в последнем разделе этой книги, три года — это и есть нормальная продолжительность магистерии, — если используется влажный путь, — поэтому указанное Фламелем время; представляется мне еще одним доказательством его правдивости, Но давайте послушаем теперь его рассказ о том, каким образом и при каких обстоятельствах он обрел философский камень: «В конечном счете я нашел искомое, сразу же опознав его по сильному запаху. Получив его, я легко совершил магистерию; потерпеть неудачу я не смог бы, даже если бы захотел, ибо знал теперь, как изготовляются первые агенты, так что мне оставалось лишь во всем следовать указаниям моей книги.

В первый раз сделал я проекцию на ртуть, обратив примерно полфунта ее в чистое серебро, превосходящее по качеству рудниковое, в чем я убедился, взяв собственную пробу и отдав его на испытание нескольким другим людям. Это произошло 17 января, в понедельник, около полудня, в моем доме, в присутствии одной лишь Перенеллы, в год 1382-й от искупления рода человеческого. Затем, по-прежнему следуя указаниям книги, совершил я проекцию с красным камнем и примерно с таким же количеством ртути, и при сем вновь была только Перенелла, и случилось это в двадцать пятый день апреля того же года, около пяти часов вечера, когда произведена была мною доподлинная трансмутация в чистое золото, гораздо лучшее, чем обыкновенное, более мягкое и гибкое. Истинную правду говорю, трижды произвела таковую операцию с помощью Перенеллы, которая понимает в этом не меньше меня, поскольку неустанно мне помогала, так что могла бы и одна сие предпринять, если бы захотела»,

Именно в этом, 1382 м году начинает ощутима расти материальное благополучие Фламеля. Всего за несколько месяцев он приобрел только в Паррэше около тридцати домов и земельных участков, построил несколько часовен и больниц. Кроме того, он возвел портал церкви святой Женевьевы и пожертвовал значительную сумму на учреждение сообщества Трехсот, которое вплоть до 1789 года устраивало ежегодный крестный ход к церкви Сен-Жак-ла-Бушери, чтобы вознести благодарственную молитву Никола Фламелю. В собственном его приходе, Сен-Жак-ла-Бушери, было обнаружено около сорока надлежащим образом оформленных актов дарения, из которых можно заключить, что скромный писарь раздарил целое состояние. Наконец, на его средства было благоустроено кладбище Невинных младенцев, чрезвычайно модное в то время место погребения, а также место прогулок, где влюбленные назначали друг другу свидания, поскольку никого не пугала громадная статуя смерти, возвышавшаяся над могилами. Фламель распорядился нарисовать на четвертой арке кладбища Невинных младенцев те самые иероглифические фигуры, которыми была украшена книга Авраама Еврея. На многих из созданных Фламелем памятников было вырезано его изображение с чернильницей и пером в руках. Некоторые из этих изображений сохранились вплоть до XIX века.

Внезапное обогащение Фламеля, как ни старался он утаить его от соседей, не осталось незамеченным. Хотя он был всего лишь мелким ремесленником, не имевшим никакого влияния или знакомств в высшем обществе, слух о его богатствах достиг ушей короля Карла VI — верный признак того, что современникам они казались баснословными. Королевские чиновники сразу же поняли, что речь идет о случае необычайном, и Карл VI послал к Фламе-лю своего главного дознавателя, сира де Крамуази. Я процитирую сочинение «Сокровищница галльских и французских изысканий и древностей» («Tresor de Recherches et Antiquites Gauloises et Francoisesз») Пьера Бореля, королевского советника и придворного лекаря в 1655 году: «И вот слух о богатствах Фламеля достиг ушей короля, каковой послал к нему г-на де Крамуази, главного дознавателя своего, дабы выяснить, правда ли то, о чем ему рассказали; но тот нашел Фламеля в нищенстве, даже посуда у него была глиняная. Однако легенда гласит, будто Фламель во всем признался ему, сочтя его человеком честным, и подарил целую колбу с порошком, которую в этой семье, говорят, долго хранили, отчего и вынужден он был оберегать Фламеля от разысканий короля».