Гонки на мокром асфальте - Гарт Стайн

— Может, воспользоваться скороваркой? Закрывается она плотно, — предложил Дэнни, и Ева громко рассмеялась. Просто заржала. Я никогда не слышал, чтобы она так хохотала. — Оставлю тебе пару чашек потенциальных малышей. Скороварку засунешь в холодильник, — закончил Дэнни под неумолкающий смех Евы. Смысла шутки я не понял, но Ева, видимо, сочла ее очень остроумной.

Она поднялась и ушла в дом, а через минуту вернулась со скороваркой. Тонко улыбаясь, Ева внимательно осмотрела ее, смерила глазами диаметр и длину трубки для выпуска воздуха, провела по ней рукой.

— Хм… думаю, подойдет, — произнесла она.

Теперь они смеялись оба, разглядывая лужайку, и я во все глаза пялился на нее вместе с ними. Мы наблюдали за Зоей. Мокрая с головы до пят, с блестящими от воды и налипшими на плечи кудрями, она продолжала скакать возле разбрызгивателя. В детском бикини, загорелая, она бегала вокруг разбрызгивателя, визжала от радости, смеялась от счастья, и голос ее разносился по улицам Центрального района.

Глава 17

Машина едет туда, куда ты смотришь.

Мы отправились в Дэнни-Крик не потому, что курорт назвали в честь Дэнни, а потому, что там можно много гулять. Зоя лазила везде в своих первых кедах, а меня отстегивали от поводка. Лето на Каскадах всегда очаровательное. Под навесом из кедра и ольхи прохладно, протоптанные дорожки сухие, по ним мы совершали длительные экскурсии. Рядом с дорожками — а собаки любят бегать именно в таких местах — земля была покрыта мягким пушистым одеялом из иголок, которые гнили и тем обеспечивали деревьям бесперебойное питание. А какой там аромат!

Будь у меня яички, я бы почувствовал эрекцию. Там пахло богатством и плодородием. Рождением и смертью, хорошей пищей и разложением. Ожиданием. Просто ожиданием кого-нибудь, кто бы вдохнул этот аромат, пригнулся к земле и ощутил благоухание каждого слоя, ведь все они имели свой собственный дух. Хороший нос вроде моего легко различит их. Я редко даю волю чувствам, предпочитая, как свойственно людям, оставаться невозмутимым, но тем летом, учитывая охватившую нас всех радость, успех Дэнни, счастье Зои и даже Евы, чувствовавшей себя легко и свободно, я не мог сдержаться и целыми днями как угорелый носился по лесу, нырял в кусты, перепрыгивал через поваленные деревья, бегал за бурундуками и лаял на соек, катался в траве и чесал спину о стволы деревьев, стряхивая с нее листья, иголки и комья земли.

По твердым тропинкам мы ходили вверх-вниз по холмам, переступая через корни деревьев и обходя камни, и в конце концов добрались до Скользких Плит — ряда отшлифованных ветром и водой почти плоских камней, между которыми стремительно тек ручей, образующий местами небольшие водоемы. Дети обожали плескаться у Скользких Плит, спускались по ним в ручей, как по водяным горкам, плавали, лавируя между ними. В общем, мы подошли туда, и я напился свежей воды, холодной и чистой, испробовал последний подарок тающих снегов. Зоя, Дэнни и Ева разделись и в купальных костюмах полезли в воду плескаться. Зоя, уже большая, умела плавать. Дэнни ушел чуть выше по ручью, Ева спустилась метров на десять вниз. Сначала Дэнни толкал Зою, и она плыла к Еве, затем та толкала дочь, и она плыла к отцу. Камни соблюдали законы трения, оставаясь только сухими, когда же возле них кто-то купался, их заливало водой, на них образовывалась тонкая пленка, и они становились довольно скользкими. Зоя, визжа и хохоча в прохладной воде, доплывала до Дэнни, а тот подхватывал ее и толкал назад, к Еве. Так продолжалось довольно долго.

Людям, как и собакам, нравится все повторять. Гоняют ли они мяч, едут ли в гоночном автомобиле, купаются ли в ручье — они постоянно воспроизводят собственные действия. Поэтому насколько все несчастья похожи друг на друга, настолько же и отличны. Дэнни вскочил на плиту, легонько толкнул Зою в воду, а потом вошел в нее сам. Ева тоже поднялась на плиту. Дочка доплыла до нее, Ева подхватила ее и, немного подержав над водой, опустила в ручей. До этого момента Зоя входила в воду спокойно, но сейчас, коснувшись ее, вдруг поджала ноги, нарушив равновесие Евы. Та, правда, смогла опустить девочку на сухую плиту, попыталась было удержаться на ногах, но двигалась слишком резко. Выражаясь гоночной терминологией Дэнни, сверхисправила положение. И не учла, что плиты очень скользкие, как стекло.

Ноги ее поехали вперед. Ева замахала руками, но возле них был только воздух, и кулаки ее сжали пустоту. А потом она упала навзничь на плиту, очень сильно ударившись головой. Раздался треск, словно рядом разорвался резиновый мяч.

Мне показалось, мы слишком долго стояли, будто ожидая, что дальше. Ева недвижимо лежала на плите, рядом с ней находилась Зоя, второй раз уже ставшая причиной ее несчастья. Не зная, как поступить, она ошеломленно посмотрела на отца. Тот быстро подбежал к ним.

— С тобой все в порядке? — спросил он у Евы.

Ева заморгала трудно, мучительно. Во рту у нее была кровь.

— Кажется, язык прикусила.

— Как голова?

— Болит очень.

— До машины сможешь добраться?

Я пошел впереди, за мной следовали Зоя и Дэнни с Евой. Он поддерживал жену под руку. Ева шла твердо, но словно в забытьи, так что неизвестно, как бы все для нее закончилось, не будь нас рядом. В больницу мы приехали под вечер.

— Возможно, у тебя всего лишь незначительное сотрясение, — сказал Дэнни, — но провериться нужно.

— Я в полном порядке, — снова и снова повторяла Ева. На самом деле она чувствовала себя неважно. Голова явно кружилась, речь была невнятной, она все время норовила заснуть, и Дэнни приходилось будить ее и уговаривать не спать. Он постоянно говорил, что после сотрясения сразу спать нельзя.

Они вошли внутрь, оставив меня в машине Дэнни, чуть-чуть приоткрыв окна. Я устроился в похожем на карман пассажирском кресле и заставил себя поспать, потому что, когда я сплю, писать я хочу много меньше, чем когда бодрствую.

Глава 18

В Монголии умершую собаку хоронят высоко в горах, чтобы люди не могли ступать на ее могилу. Хозяин собаки шепчет ей в ухо свои пожелания вернуться в следующей жизни в образе человека. Затем собаке отрезают хвост и кладут под голову, в рот вкладывают кусок жирного мяса, чтобы душа ее смогла насытиться во время долгого путешествия; перед реинкарнацией душа собаки странствует по земле сколько хочет, летает над высокогорными равнинами.

Я об этом узнал по каналу «Нэшнл джиографик», и, полагаю, ему можно верить. Там еще сказали, что не все собаки возвращаются на землю людьми, а только те, кто к этому готов.

Я готов.

Глава 19

Прошло несколько часов, прежде чем Дэнни вернулся, и вернулся он один. Выпустил меня из машины. Я еле-еле сполз с кресла на асфальт, кое-как добрел до фонарного столба и тут же наделал лужу.

— Я не забыл о тебе, — сказал Дэнни. — Просто задержался. Прости, друг.

Когда я закончил, он открыл пачку слоеных крекеров с арахисовым маслом, которые купил, вероятно, в автомате. Они мне нравятся больше других. Люблю арахисовое масло с сольцой. Я попытался есть медленно, смакуя каждый кусочек, но был слишком голоден и проглотил все в один присест, даже не разобрав вкуса. Какой позор — транжирить подобную вкуснятину на псину. Знаете, иногда я сам себя ненавижу за то, что уродился собакой.

Мы долго сидели на невысоком уступе, ни о чем не разговаривая и не шевелясь. Дэнни казался расстроенным, а я знал, что в таких случаях мне нужно просто быть рядом. Поэтому я улегся возле него и стал ждать.

Автостоянка — место таинственное и немного жутковатое. Человек души не чает в своей машине, но только когда та двигается, а стоит ей остановиться, как он сразу бежит от нее прочь. Никому не нравится долго сидеть в стоящем автомобиле. Думаю, люди просто боятся, что кто-то их осудит за это. Только полицейские и жулики могут подолгу находиться в машине. Да еще таксисты, и то лишь когда хотят перекусить. Я же могу сидеть в стоящем автомобиле часами, и никто ничего плохого не подумает. Интересно, а будь я собакой-жуликом, что тогда? На автостоянке возле больницы с очень черным щебеночно-асфальтовым покрытием, где тепло, как в только что снятом свитере, и белыми-белыми, с хирургической точностью прочерченными разделительными линиями люди, припарковав машины, просто убегали от них. Стремительно рвались ко входу в здание. Или неслись из здания к своим авто и стремительно уезжали с автостоянки, не поправив зеркала, не посмотрев на датчики масла и бензина. Словно машины их были все ворованные.

Дэнни и я все сидели и смотрели на них, приезжающих и отъезжающих. Мы ничего не делали, только дышали. Мы не разговаривали, потому что наше общение слов не требовало.

Примерно через полчаса на автостоянку въехал шикарный зеленого цвета «альфа-ромео» 1974 года, с тонированной полупрозрачной крышей, установленной на заводе. Из него медленно вылез Майк и направился к нам.