Право на сына (СИ) - Черно Адалин

Я могу лишь предположить, как выгляжу со стороны: пусть сжатые до боли костяшки за спиной не видно, но шок, явно написанный на лице и тяжелое дыхание не заметить невозможно. Поверить не могу, что у сына могут быть проблемы, но он прав, лучше перепроверить. Сходить в хорошую клинику.

— Кажется, ты в который раз за сегодня спасаешь меня, — с улыбкой произношу я, хотя страх за здоровье сына никуда не уходит.

— Мы тоже не заметили у Тимофея проблем, — замечает Стас. — Нам сказали совершенно посторонние люди.

Я киваю, только сейчас понимая, что Стас все еще находится в неведении относительно своего отцовства. Это помогает мне расслабиться. Я почему-то боялась, что стоит ему увидеть Даньку, как он все поймет, посмотрит на меня другими глазами, спросит, почему такая схожесть и мне придется рассказать, но нет.

Он не узнает.

Ни меня, ни сына.

Видимо, их схожесть все же заметна только мне. Этот поворот головы, взгляд из-под опущенных бровей, улыбка, трогающая ямочки на щеках и недовольное поджатие губ. У них даже мимика одинаковая, хотя Даня никогда не то, что не общался со Стасом, он его даже не видел до сегодняшнего дня.

— Может, и правда кофе?

Почему-то именно сейчас хочется его удержать, послушать его голос, посмотреть за тем, как он будет пить горький напиток из моей чашки.

— Я бы с радостью, но меня ждет Тим. В другой раз обязательно, — улыбается Стас и поднимается. — Извини, что отнял время.

— Вам спасибо, — говорю дежурно, голосом, полностью лишенным эмоций.

Чувствую себя роботом, которого быстро перестроили на функцию правильных ответов. Он женат, напоминаю себе. А еще дома его ждет сын. Я успела забыть о том его разговоре в автомобиле и о фотографии женщины, которая высветилась на экране, о ее голосе и тревоге, которая слышалась даже через динамики сотового. Она там ждет его домой, наверняка приготовила ужин, да и сын… он тоже жаждет любви и внимания отца.

— Мы снова на вы? — Стас усмехается и задирает правую бровь в удивлении. — Только что же нормально говорила.

— Я была в шоке, — язвлю. — Извините. До свидания. Еще раз спасибо за помощь, кофе вы не хотите, чего-то большего я, увы, предложить не могу.

Слишком поздно понимаю, что лучше бы мне промолчать и провести неожиданного гостя за дверь с закрытым ртом. Зрачки Стаса сужаются, взгляд становится ледяным, а сам мужчина смотрит на меня так, будто я нанесла ему ужасное оскорбление. Я невольно пячусь назад, хотя он не делает и шага ко мне. Стоит на месте и смотрит, кажется, в самую душу. Оценивает. Проверяет. Изучает.

Я сглатываю и попытаюсь сгладить напряжение улыбкой, но ничего не получается.

— Всего доброго, — все, что произносит Стас прежде чем направиться к входной двери.

Я выхожу следом.

Неуверенно передвигаюсь, засовываю руки в задние карманы джинс и растерянно смотрю на мужчину. Мне стыдно за то, что я не сдержалась и намекнула на его желание получить меня в постель, хотя неловко должно быть ему.

В конце концов, это не я таскаюсь с бабами по отелям, имея законную супругу под боком и сына, который ждет его домой.

— Передавай матери привет. И пожелай отцу здоровья, — произносит Стас, обувшись. — Впрочем, я заеду к твоему папе через несколько дней и сам проведаю его, — добавляет он после небольшой паузы.

— Зачем это? — поспешно спрашиваю его, делая несколько шагов к двери. Ближе к нему.

— Я не могу приехать в больницу? — удивленно спрашивает Стас. — Желание у меня такое — узнать о том, как он себя чувствует.

— И деньга заодно заберете, — соглашаюсь. — Я передам маме нужную сумму и…

— Ты умеешь слушать, Стася? — перебивает Стас, вмиг преодолевая разделяющее нас препятствие. — Сколько раз я сказал, что не возьму ни одной потраченной копейки? Или ты считаешь, я шутил?

— Я не…

Он снова меня перебивает, не давая договорить, правда, на этот раз не словами, а движением. Его рука внезапно оказывается на моей талии, а взгляд проходится по ложбинке груди и поднимается выше, фокусируясь на губах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я же смотрю примерно туда же, куда и он.

На его губы.

Они изогнуты в улыбке и находятся так близко, что я без труда различаю мелкие трещинки и несколько едва заметных светлых пятнышек на коже рядом. Я не видела их, когда он находился так близко два года назад, а может… их вовсе не было?

— Думаю, ты можешь предложить куда больше, чем хочешь показать, — произносит он тихо, но я слышу каждое слово.

Глава 12

— Ма! — кричит сын из спальни, понимая, что в квартире стало слишком тихо.

— Иду, зай, — отвечаю ему громко и подхожу к двери, чтобы закрыть ту на ключ.

Стас ушел несколько минут назад, оставив меня в ступоре после своих слов. Я откровенно не понимала, почему он решил приехать к отцу, чтобы проведать его, почему не хотел брать денег. Поверить в искреннее желание помочь? Как много в мире мужчин, которые способны на такие поступки в отношении совершенно чужого человека? Пусть ему позволяет финансовое состояние, но ведь он не может помогать всем. Так почему я?

Эти вопросы не дают мне покоя. Я хочу знать, но понимаю, что кроме Стаса никто не даст ответ.

Иду к сыну в комнату и зову его ужинать. Наливаю суп с тефтельками и ставлю перед ним тарелку. Даня уже научился кушать самостоятельно, поэтому проблем с кормлением у нас нет.

— Ма, ням-ням.

Я улыбаюсь, прекрасно понимая, что сын просит печенье или фруктовое пюре. Я почти всегда покупаю ему детское питание в качестве дополнения. Йогурты, творожки, пюре из фруктов, соки, которые он обожает. Даня охотно кушает и ждет, что после основного приема я расщедрюсь и дам ему что-то вкусненькое.

— Держи! — протягиваю ему детское овсяное печенье.

Сын с радостью хватает его у меня из рук и неуклюже слезает со стула.

— Куда? — останавливаю его на полпути. — Сначала съесть, потом играть.

Даня смешно надувает губы, но все равно делает то, что я прошу, садится обратно и съедает печенье, только после этого идет играть.

Я не была готова к материнству и после ночи, проведенной со Стасом, расслабилась, зная, что выпила таблетку. За прошедший месяц я успела свыкнуться с мыслью, что мне никогда не стать матерью, не выносить ребенка и не быть мамой сыну, которого рожу сама.

Узнав о беременности, я не представляла, как буду воспитывать сына или дочь. Более того, я не была готова к этому, хотя врач и настаивала. В свои двадцать два я успела не только закончить учебу, но и стать мамой. Учиться воспитанию пришлось в процессе. Помню момент, когда боялась взять Даню на ручки, потому что он родился таким крохотным. Всего два восемьсот я увидела на весах в день его рождения, и я понятия не имела, как держать его, укутанного в пеленки, не говоря уже о том, чтобы переодеть ему памперс.

Все это пришло со временем. Когда няни в роддоме попросту отказались помогать, я стала делать это сама. Со страхом и слезами, застилающими глаза, я аккуратно касалась нежной, почти прозрачной кожи сына и переодевала ему ползунки и распашонки. Когда вернулась домой, стало проще, потому что мама научила меня купать Даню, правильно носить на руках, когда ему исполнилось три месяца, чуть раньше переворачивать на животик.

Сама бы я ни за что не справилась.

Сейчас же мы живем отдельно, снимаем квартиру, и я занимаюсь воспитанием сына одна. В чем-то, возможно, я не права, где-то перегибаю, но я делаю это так, как умею. Знаю, что мама часто балует Даню конфетами, позволяет ему играть на кровати, разбрасывать игрушки и не собирать их. У нас был разговор по этому поводу, но мама упорно продолжает, не понимая, что делает только хуже, ведь сын старается поступать так же и дома.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вспоминая о маме, решаю позвонить ей и узнать о состоянии отца. Оказывается, оно стабильное, причин переживать нет. Лекарства уже начали капать, отец понемногу отходит от анестезии. Я выдыхаю и иду к сыну, чтобы поиграть с ним. Через час включаю мультики и в десять укладываю Даню спать, а сама иду в ванную, позволяя себе расслабиться.