Питомец «Ледового рая» - Николай Романов

За прошедшие дни в «Ледовом раю» ничего не изменилось. Все так же светили с синего неба два солнца, все так же пели птицы в кронах платанов и кедров, все так же на плацу маршировали, в классах изучали тактику и вооружение, а в здании имитатора стреляли в монстров на чужих планетах. Как сказал бы Спиря, отряд не заметил потери бойца…

В капральскую Кирилл вошел четким упругим шагом. Легкая хромота, возникшая в первые минуты после того, как он покинул койку реаниматора, уже полностью исчезла. Значит, просто отлежал мышцы…

– Господин ротный капрал! Курсант Кентаринов по вашему приказанию прибыл!

Его дерьмочество сидело в своем капральском кресле и с деланным равнодушием пялилось на триконку, кружащуюся над левым краем капральского стола. Как старый пердун, у которого давно уже ничего не стоит, на двадцатилетнюю метелку…

Триконка была из двух строчек – разным кеглем, не отформатированных, светло-серого цвета:

Мы будем помнить Дога —бесконечно долго!..

Строчки не изгибались и не переливались: геометрически это было простое равномерное вращение вокруг вертикальной оси. Ламинарные потоки, никакой турбулентности, никакой прецессии. Халтурная работа!..

Гмыря перевел взгляд на прибывшего подчиненного, пару секунд изучал его настороженную физиономию – внимательно, будто и в самом деле прикидывал, каким нарядом наградить, – и вновь принялся наблюдать за вращением триконки.

– Интересное дело получается, курсант Кентаринов, – сказал он, когда Кирилл вспотел от затянувшегося ожидания. – Стоило тебе угодить в госпиталь, как эти игрушки сделались донельзя примитивными. И с поэтической, и с физической точки зрения… Эта – еще ничего! Вчера, например, в умывалке висела совершенно безритмовая. – Ротный опять перевел взгляд на Кирилла и продекламировал: – «Митя Гмырец получит блямбу на конец». – Дог возмущенно фыркнул.

Кирилл даже не улыбнулся, поскольку становилось определенно не до смеха.

– А уж уровень реальности у них! – продолжал капрал. – Полная блямба! На конец… – Гмыря коротко глянул на триконку, шевельнул правой рукой в управляющем жесте, и триконка тут же растаяла в воздухе, тихо, мирно, без плача и возмущенных криков, даже без хлопка. – Сам видишь, курсант… Устойчивость – ноль целых три десятых хойнемана. Никаких магнитных стиралок не требуется…

Капрал встал, выбрался из-за стола и обошел Кирилла кругом. Словно владелец конюшни, изучающий порекомендованного к скачкам нового жеребца…

Кирилл понятия не имел, почему ему в голову пришло такое сравнение. Он поедал преданными глазами восьмиконечную эмблему «ГК» на стене, покрашенной в бледно-голубой цвет земного июльского неба.

– И вот на какие размышления меня это натолкнуло, дружище, – продолжал Гмыря. – Все это неспроста, если подумать… Если подумать, получается, что автор «гирь между ног» и «телки в ванной» не мог в последние дни ни сочинять, ни вывешивать триконки. Зато его пытались прикрыть менее талантливые друзья… – Капрал вернулся за стол. – А если еще подумать, то в последние дни в нашей роте не мог сочинять и вывешивать триконки только один человек. Курсант Кентаринов, лежавший в госпитале после травмы, полученной на имитаторе… – Его дерьмочество виновато развело руками. И вдруг рявкнуло: – Вашу персонкарту, курсант!

Кирилл достал из нагрудного кармана мундира персональную идентификационную карту, протянул ротному. Гмыря вставил ее в ридер-бокс и набрал на клавиатуре команду.

– Я давно подозревал тебя, малыш! Но у меня не было доказательств. Теперь я уверен, что так называемые «гмыровирши» сочинял ты. – Капрал встал и продолжил официальным тоном: – Вы отчислены из тренировочного лагеря Галактического Корпуса, бывший курсант. Однако… – Гмыря устремил в небо указательный палец с аккуратно подпиленным ногтем. – Однако, чтобы вы не могли начать судебное разбирательство, я увольняю вас вовсе не за нарушение дисциплины и подрыв авторитета командира. Нет, все будет законно. Как выражается ваш приятель Спиридонов, комар носа на заточит… Вы уволены в связи с ментальной травмой, полученной при проведении тренировочного занятия на стрелковом имитаторе. Вот так-то, мой друг!

Кирилл вздохнул.

Что ж, ничего не поделаешь! Этот пес дождался-таки своего часа в трехмесячном противостоянии с сочинителем «гмыровиршей». И в этом деле комар и вправду носа не подточит… Ребята говорили, что лагеря покидают девяносто девять из сотни тех бедняг, кто получил ментальную травму на имитаторе. Береженого, как известно, Единый бережет! Кто знает, чего от них, от менталотравматиков, можно ожидать! Кто возьмет на себя ответственность? Травма может никогда не сказаться. А может не сказываться годами и десятилетиями, но… однажды крыша у бойца слетает напрочь, а в руках – оружие. Так что в безмундирники их, голубчиков, прямым курсом! И никогда не подпускать ни к какому даже теоретически опасному оборудованию! Уж лучше выложить страховку да выплачивать постоянную пенсию. Налогоплательщик за свою безопасность и не такие деньги заплатить готов…

Во всяком случае, без помощи непосредственного начальника никому из травматиков удержаться не удается, а от Гмыри помощи… Так что все тут ясно!

– Могу я обратиться к Лёду… к начальнику лагеря?

– Можешь, малыш, можешь. Сколько ливеру угодно! Я уже согласовал с полковником свое решение. Неужели ты рассчитываешь, будто он возьмет ответственность на себя? О эта детская наивность!

Как ни странно, на душе у Кирилла было совершено спокойно.

«Ну и дьявол с вами со всеми, – подумал он. – В конце концов, не очень-то я и рвался в ваш Галактический Корпус. В конце концов, вот у меня где ваш корпус, кол вам в дюзу! В конце концов, есть у людей и другие занятия! Раз не судьба, будем менять жизнь! Айболит, конечно, расстроится, но стоит ли ради спокойствия Айболита лизать жопу этому лысому уроду?»

Он слегка расслабил правую ногу и завел руки за спину, приняв положение «вольно».

– Курсант Кентаринов! – гаркнул Гмыря, вскакивая. – Я еще не давал вам команды «вольно».

– Бывший курсант, – сказал Кирилл, старательно следя за голосом и скрестив руки на груди.

Гмыря хрюкнул:

– Ладно, бывший курсант… – Кабанье хрюканье с легкостью превратилось в змеиное шипение. – Лети за Периметр, сучонок! Страховку получишь в лагерной кассе, перерыв с тринадцати до четырнадцати. А за остальным обращайся в пенсионный отдел по новому месту жительства. Удачи тебе в безмундирной жизни! – Его дерьмочество вернулось в кресло и ухмыльнулось, не скрывая торжества. – У капрала Мити Гмыри между ног большие гири. Эти гири на конец он кладет тебе, юнец… – Гмыря вынул из ридер-бокса персонкарту, толкнул по столу. – Получите, бывший курсант!

Каждое движение его было переполнено удовольствием.

Кирилл положил персонкарту в карман.

– А теперь сдайте казенный персонкодер. И убирайтесь вон!

Кирилл снял с руки персонкодер, хотел было хрястнуть прибор об пол. Но передумал – все равно не разобьется! – и просто положил на стол. Сказал Догу:

– Приветики вашим большим гирям!

И убрался.

18

Жизнь изменилась сразу.

Прежде всего существующие порядки отобрали свободу передвижения по «Ледовому раю» – в капральском предбаннике Кирилла ждал дежурный по взводу, и все дальнейшие передвижения отчисленного курсанта по территории лагеря производились уже под его контролем. Вернее, ее – поскольку оказалось, что сегодня дежурит ефрейтор Сандра Каблукова.

Даже и тут судьба решила поиздеваться над Кириллом – Сандра была последним человеком, которого он хотел бы сейчас видеть. Впрочем, судьбу эту звали ротным капралом Гмырей… И все логично, если капрал знал про Сандру – унизить соперника, так уж по полной программе.

– За что, Кент? – коротко спросила ефрейторша, крепко пожимая руку Кирилла, когда они вышли на улицу.

– Как менталотравматика.

Сандра кивнула:

– Дог на утреннем разводе тоже так объяснил. Но кто ему поверит?.. Это же он мстит тебе за вирши!

– Я вынужден ему поверить, – вздохнул Кирилл. – Даже если не верю.

Сандра понимающе покивала, но промолчала – что тут скажешь?..

– Ты не разболтала ему?

– Про что?

– Про кого… Про меня и тебя.

Сандра будто споткнулась:

– Неужели я похожа на трепливую идиотку?

Уж если на кого она и была похожа, то во всяком случае не на идиотку.

– Ладно, пошли!

– Пошли. – Она повела его к зданию штаба, где, помимо прочих общелагерных подразделений, находилась и касса.

«Ледовый рай» по-прежнему жил своей привычной жизнью: на плацу маршировал взвод новобранцев, прибывших в расположение лагеря сутки назад – они еще с любопытством крутили головами; вдали, левее клуба, штурмовали полосу препятствий курсанты поопытней; а за березовой рощей, возле которой приткнулись флагштоки с трепещущими стягами, пшикало и шпокало – там, на стрельбище, занимались реальной огневой подготовкой те, кому скоро принимать присягу и перебираться на борт десантных барж.