Тайны русской души. Дневник гимназистки - Виктор Бердинских

Зина (сестра) чувствует себя со студентами – как рыба в воде. Шутит и разговаривает, как будто давно-давно с ними знакома, а (ведь) видится чуть ли не в первый раз… Почему это я так не могу? Вот уж истинно: «охота смертная, да участь горькая»… Я бы так хотела не быть чужой в этой молодой семье, но, кажется, я для них очень состарилась…

И это чувство отчужденности достигло апогея на спектакле. Не помог журнал, не помогли уговоры Зинаиды Александровны (Куклиной), которую я дожидалась, чтобы увидаться и уйти. Это была такая пытка отчужденностью – ведь я была совершенно одна, никому не нужная, никуда не пригодная!..

И это чувство усилилось еще впечатлением от пьесы (вот гадость!). Мне надо было или разреветься – со скандалом, или уйти. Понятно, что я предпочла последнее – и «удула», не слушая увещаний Зинаиды Александровны. Пробежалась лишние полквартала, глотая влажный воздух, но почти не успокаиваясь, и пришла домой хотя и с пересохшим горлом и болью где-то около сердца, но всё же – с освеженным ночной прохладой лицом…

С тех пор хвораю. Насморк, шум в ушах, сильная слабость…

Вчера (13 августа), впрочем, стало уже лучше, и с Зинаидой Александровной я сидела совсем хорошо. Весело с ней. Она говорит, что не знает слова «тоска», и это – не фраза. Как я ей завидую!.. Она сказала вчера:

– Я знаю, Нина, что многое, что для меня просто и обыкновенно, для вас будет непонятно и совершенно невозможно. Но это зависит от характера и здоровья…

Лучше объяснить она не могла. Надо было только прибавить: и немного – от окружающих обстановки и лиц. Но только – действительно немного, так как не все характеры подчиняются влиянию обстановки и лиц. Зина (сестра), например, – ведь она росла вместе со мной, и разницы между нами не делалось, а она – другая…

Екатерина Александровна Юдина здесь. Приехала вот уже несколько дней (назад) – и не идет…

Тетя спрашивает каждый раз, когда я вхожу в комнату:

– Что у тебя болит?.. Еще что-то есть?..

Как же я ей скажу, что у меня болят сердце и совесть – всё это лето и по временам нестерпимо?!. И это тогда, когда тетя обычно говорит:

– Нинка опять волнуется, а что – не знаю…

Теперь – тоже…

Почему она (Е. А. Юдина) не идет?!.

Господи, Боже!..

У нас каждый день бывают комические разговоры – и всё на одну тему. Дядя как-то отказался от родства с нами:

– У меня нет племянниц. Это всё твои «милые племянницы», – говорит он тете Аничке с ударением на эпитет и местоимение «твои»…

А Зина (сестра) и поддела его:

– Вероятно, у тебя теперь немецкие племяннички нашлись?

– Сама ты немецкая рожа!.. – получила в ответ.

И правда: кой-какие немцы, очевидно, признают ее (Зину) иной раз за свою – она блондиночка. Впрочем, скорее – на датчанку похожа. И разыскала она дяде в племянники препротивного немца, очень недурного по физиономии и мокрую курицу по виду, а в племянницы – «белобрысую немку» с подведенными глазами. Неразлучную пару, можно сказать. И с тех пор по нескольку раз в день происходит – со смехом и комическими ужимками, с более чем натурально выраженными душевными движениями и насмешливыми гримасами – следующий диалог:

– Смотри, смотри скорее в окно!

– А что?

– Да вон – твой племянник идет!

– А ты и обрадовалась?

– Те-те-те-те-те! «Обрадовалась»! А сам уж его давно караулил… С пяти часов встанет: и всё у окна – ждет… Погоди, вот еще племянница скоро пройдет…

– Твоя сестрица, «белобрысая» – такая же, как ты…

– Ну – да-а… Мазаная…

– Да уж всё – лучше тебя!

– Когда не так!.. А уж ты изучил, когда и куда она ходит, а про племянничка и говорить нечего, – подхватывает она (Зина) с самым плутовским видом и язвительным тоном. И оба хохочут – довольны, а у дядьки глазки становятся масляными…

С нами вчера маленькое происшествие случилось, которое очень задело и взволновало Зину, дядю Колю, Катю и тетю Юлю…

О, теперь мне не до описыванья этого неудачного визита к Плёсским – с поздравлением, которое так рассердило Зину (сестру)…

Екатерина Александровна (Юдина) была вчера (17 августа)! И вчерашний вечер принес мне успокоение. Теперь я не буду больше «думать», пока… Пока… Но об этом лучше и не упоминать, ведь тогда снова будет неисходная мýка и тоска, если оно вернется, это ужасное – по своей странности и противоречивости чувствований – время. Но я думаю, что оно не вернется. И совесть не будет больше болеть – как (в) эту зиму, как (в) это лето…

Совесть будет здорова. Боже, вот – счастье! Перед этим все огорченья – пустяки. Я так благодарна Екатерине Александровне! С души такой тяжелый гнет спал! Правда, это очень странное «прощение», но оно – есть, есть!..

Господи! Вот какие фразы выписываю! Но лучше у меня ничего не выходит, а записать хочется, пользуясь отсутствием ребят. Все – в гимназии. Я почти только что кончила урок музыкальный…

Зоя пришла. Складываюсь…

С понедельника (17 августа) – гости.

Во вторник (18 августа) вечером пришла Маруся Бровкина. Мы встретились с ней у ворот – я возвращалась от Всенощной.

– Я, – говорит, – вроде того, что ругаться с тобой пришла…

– Ну что ж, – отвечаю, – ладно. В чем дело?

– А помнишь, мы встретились с тобой – я с Ленкой шла? Идет себе девица – и не глядит, а когда поравнялись, то поклонилась с таким пренебрежительным видом…

– Очевидно, расстроена была, мне очень тогда нездоровилось, кроме того…

– А мне потом говорят… Не те, кто со мной шел, а другие (но кто мог видеть, кроме Лены, «пренебрежение» в моем поклоне, не встретившись в ту минуту?): «Нина на вас сердится».

– Еще что за мода? Да за что? Ты мне скажи!..

– Так вот я же и пришла спрашивать – за что? Видишь – попросту, чтобы не ломать комедий.

– Да я, слушай, во-первых, не знаю – «за что», а во-вторых – и самое главное, – совсем не сержусь…

Тем дело и кончилось. Но это уже – не в первый раз…

Она (Маруся) у нас посидела до половины одиннадцатого (вечера), а потом мы с Зиной (сестрой) ее провожали…

Вчера (19 августа) Зина, Катя и тетя Юля уехали в Слободской…129

Петроград.

Я здесь уже больше недели. Перед отъездом из Вятки, идя с Зиной (сестрой) откуда-то домой, я говорила ей:

– Я чувствую, что – как приеду в Питер – так и захвораю. Сейчас еще перемогаюсь, а там уж приеду, устроюсь – и обязательно свалюсь…

Я уезжала (из Вятки) совсем больная: голова горела, насморк был ужасный, голосу – не больше, как на два звука из длиннейшего слова. Попрощалась с мамой на вокзале отвратительно… Ничего нет хуже поцелуев при насморке! Мне было до всего всё равно. Хотелось спать…

Не скажу, чтобы подобралась особенно хорошая и приятная для меня компания: ехали Клавдия, Ласточкина, (Фия) Павлова – все особы, несимпатичные мне, но ехала также Вера Зубарева, и ее присутствие поправило всё дело, да еще какая-то Маруся, которая заботилась обо мне всю дорогу. Мне было довольно худо, но ночь, проведенная на верхней полочке (вагона), в тепле, хоть немножко смягчила мой насморк…

И на другой день я уже могла принять участие в чтении рассказов Аверченко130. Мы читали его и накануне – почти все по очереди, а в этот день главным образом – я и Вера (Зубарева).

Это были комичные рассказы, и выходили они у Веры очаровательно…

И вот тут-то… Кажется, в каждом девичьем происшествии бывает «он» – так и тут. Я не знаю, когда он появился – на фоне группы спящих второразрядников – в своей солдатской форме. Я заметила его только тогда, когда он сказал на замечание Веры (Зубаревой) об Аверченко:

– Кстати, господа, Аверченко сам маленького роста, кругленький и читает свои рассказы очень хорошо (в рассказе говорилось о том, что какая-то девица не любит мужчин низенького роста).

– Простите, вы, вероятно, ошиблись: Аверченко высок и читает свои рассказы отвратительно. Вы слышали, по-видимому, его друга, который читает на вечерах его вещи, и читает действительно хорошо…

С этого и пошло. На мой отказ читать после Веры, ибо это уж очень бы резало уши, он просто сказал:

– Давайте я почитаю, так давно не говорил, что мне даже хочется этого…

Он читал хорошо. Гораздо лучше Веры. Потом – говорил с ними о разных разностях, разбивая положения (я не знаю, как это бы лучше выразить) Ласточкиной, которая настолько разошлась, что говорила отчаянно много несуразностей. И при этом хвасталась:

– Мне нисколько не стыдно, что я вот так ошибаюсь и многого не знаю!..