Работа в процессе - Коннор Франта

Я стараюсь смотреть на мир через новую призму. Попробуйте и вы. Оглянитесь вокруг, где бы вы ни находились. Что первое попалось вам на глаза? Из чего это сделано? Хм, интересно, кто выбирал этот материал? Откуда он? Ух ты! А ведь эта вещь издалека. Какой большой путь проделала эта кроха!

Понимаете? Все, что вы видите, обладает историей, которая скрывается за маской простоты. Когда вы смотрите на жизнь таким образом, вы начинаете ценить то, что вас окружает. Такой подход помогает понять, что каждая вещь обладает глубинным смыслом. Возможно, с такой внутренней установкой вы взглянете на мир несколько иначе.

Виноваты шрамы

Как-то ночью, когда мне было восемь лет, я ворочался во сне и случайно упал с кровати. К сожалению, это полуночный полет закончился плачевно, ведь моя кровать стояла в нескольких сантиметрах от комода. Твердого, деревянного комода. С острыми углами. Я ударился об него лбом, и прямо посередине, над бровью, у меня вскочила темно-синяя шишка. Я ненавижу этот шрам, который ношу всю жизнь. Словно вмятина на капоте. Это первое, что я вижу, когда смотрюсь в зеркало. Каждое. Божье. Утро. Конечно, со мной могли произойти вещи и похуже, так что грех жаловаться. И все же я делюсь с вами своими комплексами, которые лишь усугубляются моим родом деятельности, поскольку мое лицо всегда на экране и открыто для осуждения. Иногда мне кажется, что камера – это огромное увеличительное стекло.

У каждого из нас свои шрамы. Конкретно этот снаружи, но у меня есть немало и внутренних, невидимых для остальных. Уверен, у большинства людей есть невидимые шрамы. Шрамы от того, что их не любят. Шрамы оскорблений и надругательств. Шрамы одиночества. Шрамы насмешек на детской площадке. Шрамы от разбитого сердца. Все это – результаты личной борьбы, о которой мало кто отважится говорить.

Поделюсь с вами тайной: я не идеален. Вот так новость! На экране это легко скрыть, но у меня куча комплексов. Мои невидимые шрамы по большей части связаны с желанием всем понравиться и вписаться. Всю жизнь я хотел быть как все и чтобы меня любили. Я хотел, чтобы у меня были друзья. Я хотел общаться с людьми, которые ценят меня. И даже сегодня, как бы я ни старался, порой по выходным я сижу дома один, и никто меня никуда не зовет. А когда я позволяю себе откровенничать с другими, то не чувствую, что мне отвечают взаимностью. Я пытался открыться некоторым «друзьям», но это дорога в один конец, которая не приведет меня туда, куда мне хочется попасть.

Но шрамы – внутренние и внешние – становятся проблемой, только если мы зацикливаемся на них, не замечая все хорошее. Я вовсе не хочу показаться пошлым, ведь у человека могут быть ужасные шрамы, которые он вынужден носить. Но по своему опыту я знаю, что если вы позволите шрамам захватить себя, они это сделают. Не давайте им этой власти. Не позволяйте им остановить ваш рост и развитие.

Я научился жить с внешним шрамом, который видят все, я изменил к нему отношение. Я больше не считаю его таковым, это скорее уникальная черта, часть моей личности. Если ваш шрам невидим, я призываю вас либо принять его, либо бороться с ним. Не закрывайте на него глаза. Шрамы – это ежедневные напоминания о том, что с нами случилось, и, как правило, это нечто важное. Мы должны ценить их присутствие или, по крайней мере, смириться с ними и попытаться взглянуть на них по-другому. Когда кто-то показывает тебе свой шрам и рассказывает историю, связанную с ним, ты понимаешь, что человек принял свой шрам и исцелился. Это очень вдохновляет. Я бы хотел сделать то же самое со всеми своими шрамами. Однажды.

На часах 20:00. Я на свидании. Увлекательная тема? Художественная композиция. Нас окружает искусство, и я с радостью хватаюсь за любую возможность обсудить его бесконечные глубины. Я просто помешан на искусстве.

Посмотрев фильм «Марина Абрамович: в присутствии художника», я был очарован этой идеей. В фильме автор создает композицию, в которой задействована она сама, стол, два стула и открытое приглашение любому человеку присоединиться к ней. И на свидании встал вопрос: «Если бы ты создавал художественную композицию, что бы ты сделал?»

В голове сразу же возникла мысль. Это была бы комната, заполненная людьми всех возрастов, размеров, форм и национальностей. Все бы стояли неподвижно. Полностью обнаженные.

Гостям пришлось бы пробираться к выходу через лабиринт тел (по любой траектории), попутно рассматривая каждый тип личности в его истинной форме, таким образом обнажая естественность человеческой натуры. Не прикрываясь модой и социальными масками, каждый участник был бы самим собой, и мы бы увидели главное – каждый из нас уникален и все мы прекрасны. Спрятаться негде. Все в истинном свете. Это искусство, отражающее жизнь.

Несовершенство

Люди прекрасны. Все, вне зависимости от формы и размера. Просто замечательно само то, что мы – живые, дышащие организмы, счастливые обладатели больших пальцев на руках, позволяющих нам держать телефон и не спускать с него глаз весь день напролет. Но то, что нам повезло быть такими разными, делает нас поистине бесподобными, – и ЭТО своеобразие мы должны принять и ценить.

Мы весьма ограничены внешними данными, полученными при рождении, и, как правило, мы не видим в своей уникальности ничего хорошего. Мы склонны сравнивать наши различия и постоянно оценивать друг друга. Нам сложно принять себя такими, какие мы есть, со всеми несовершенствами, особенно после бесконечного сравнения со своими ровесниками или фотографиями в глянце. Я знаю это чувство, когда смотришься в зеркало и недоволен своим отражением. Я тоже прошел через это. Мы можем быть самыми резкими критиками по отношению к себе.

Мне было лет восемь, когда я впервые заметил в своей внешности что-то, что мне не понравилось.

– Мам? – робко позвал я, вбежав в спальню родителей и утирая слезы со щек.

– Что случилось, милый? – спросила она.

За несколько минут до этого я поругался со старшим братом Дастином. Я уже не помню, в чем было дело – возможно, мы не поделили видеоигру или пульт от телевизора. (О, эта власть, которую в детстве тебе дает пульт от телика.) Вероятно, я выиграл, потому что мой брат применил запрещенный прием: «Ну и ладно, зато я хотя бы не толстый!»

Ох. Я помню, как больно ужалили эти слова – словно получил снежком по лицу. Глаза тут же наполнились слезами, и я побежал наверх, чтобы найти маму.