Вариант Юг - Василий Сахаров

- Ох, и дурачок, - глядя на раненого мальчишку, которому посекло ноги, сказал Петренко.

- Выкормыш дворянский, не иначе, - сплюнув на тело малолетки, добавил Ловчин.

В доме за садом послышался шум, и на крыльце появились два световых кружка. Кто-то приближался. Моряки приготовили оружие, спрятались за деревьями и затаились. Они были готовы к продолжению боя. Однако оказалось, что к ним, с керосиновыми фонарями в руках, спешили женщины. Две закутанные в белые шали дамочки, которые выглядели как дворянки, и две полноватые сорокалетние бабенки в сарафанах и жакетах, служанки или горничные. Женщины бросились к раненому пареньку, закудахтали над ним словно квочки над цыпленком и, прерывая их суетливые вскрики, из которых становилось понятно, что раненого они знают, появились моряки.

- Ваш щенок? - выходя из-за дерева, строго спросил Ловчин.

Дамочки испуганно вскинулись, а служанки, наоборот, прижались к мальчишке.

- Да, это наш мальчик, - ответила одна из женщин в белой шали. - Это мой сын, Ваня. Вы уж извините его, наверное, он вас за бандитов принял.

- Врешь ты все, паскуда! Он специально стрелял. Это даже дураку ясно. А я не простак и меня на мякине проведешь. Я вашу породу дворянскую сразу чую, и знаю, чего этот звереныш хотел.

Женщина помолчала и тихо произнесла:

- У нас есть деньги и драгоценности. Возьмите все. Только не убивайте Ванечку.

- Ладно, тяните сопляка в дом, там и потолкуем.

Служанки, в окружении дамочек, подхватили раненого на руки и через сад потащили его в жилище. И только моряки хотели последовать за ними, как по улочке затопали тяжелые сапоги, и появились вооруженные мужчины с винтовками, революционный патруль.

- Кто стрелял и гранату взрывал? - услышал Андрей.

- Моряки гуляют, - узнав греков из Балаклавы, Ловчин из тени выступил вперед.

Старший в патруле, носатый темноволосый мужчина с «кольтом» в руке, посветив в лица матросов, тоже их признал, и решил с ними не связываться. Он улыбнулся и спросил:

- Все в порядке?

- Да.

- Если что, мы неподалеку.

- Благодарю за бдительность, товарищи.

Греки покинули улочку, а Ловчин и Петренко прошли в дом и оказались в зале, который был освещен тусклым светом прикрученных керосиновых ламп. На диване в углу, рядом с печкой, лежал бледный мальчишка, над которым суетились служанки. Немного дальше, прижавшись друг к другу, на кушетке, с испугом глядя на окровавленного паренька, тихо сидели две девчушки, семи-восьми лет. А дамочки в это время бегали по комнате и всплескивали руками, но при этом ничего не делали, а только мешали перевязывать Ванечку.

«Белоручки», - с презрением подумал Андрей и присмотрелся к женщинам повнимательней.

Женщины были сестрами-близняшками с миловидными личиками, немного пухленькие, но, тем не менее, не толстые. Хорошие фигурки, большие груди, выпирающие из-под одинаковых дорогих платьев, ладно облегающих тела, ровные округлые бедра и несколько выдающиеся назад попки. Ловчин сам себе ухмыльнулся и подумал, что у него уже давно не было женщины. А затем, посмотрев на насупленного и настороженного Петренко, он наклонился к нему и, кивнув на дамочек, шепотом спросил:

- Хороши дворяночки?

- Ничего так, - облизнув пересохшие губы, ответил Илья. – Есть, за что подержаться.

- Тогда на сегодняшнюю ночь они наши. Тебе тетя, а мне мама.

- А если...

- Никаких если. Сейчас наше время.

- Понял.

Ловчин и Петренко приблизились к женщинам, нависли над ними и Андрей спросил:

- Так что, буржуинки, пойдемте ваши драгоценности смотреть? Где можно поговорить без суеты и дурацких стонов вашего сопляка?

- Сейчас-сейчас, - заторопилась мамаша Ванечки. - Пройдемте в соседнюю комнату.

Дамы и матросы прошли в спальню. Зажглась еще одна керосинка. Женщины бросились потрошить сумки и узлы, стоящие под двумя широкими кроватями вдоль глухих стен. А Ловчин подошел к той, которую выбрал и, обхватив ее спелое сочное тело за талию, прижал его к себе.

- Что вы себе позволяете!? - боясь обернуться, с дрожью в голосе, тихо вскрикнула дамочка.

- Заткнись тварь! А не то всех вас в распыл, как контру пустим. И Ванечку твоего, и девок малых. Сделаете все, что мы захотим, и на время про вас забудем.

Женщина обернулась, и в ее широко раскрытых глазах Андрей увидел животный ужас. Это доставило ему ни с чем несравнимое удовольствие, и он возбудился еще сильней. После чего толкнул женщину на кровать и кивнул на сестру своей жертвы:

- Илья, действуй.

- Ага, - сказал Петренко и навалился на вторую даму.

Андрей скинул оружие на пол, расстегнул боковые клапана брюк, и негнущимися, застывшими на уличном холоде пальцами одной руки начал раздевать жертву.

- Нет! Я не могу! Отпустите! Пожалуйста! - стараясь не сорваться в крик, которым могла напугать детей в соседней комнате, стонала женщина.

- Дура! - прошипел Ловчин и его правая рука ухватилась за обнаженную большую грудь, а затянутая в черную перчатку левая подняла юбку.

- Сжальтесь...

Матрос от стонов женщины распалялся все больше. Он мял ее мягкое тело и срывал с нее одежду. От вожделения порыкивал словно зверь, и вскоре получил что хотел.

Примерно через полтора часа, натешившись, Ловчин и Петренко, забрав все драгоценности буржуинок, какие-то брошки, кольца и ожерелья, оставив дам лежать на измятых простынях, вышли в зал. Все кто был в комнате, посмотрели на них. Девочки непонимающе. Служанки испуганно и одновременно с этим осуждающе. А раненый Ванечка, все же сообразивший, что произошло, с чистой незамутненной ненавистью.

Морякам на это было плевать. С двумя белыми шалями из шерсти ангорской козы, в которые была завернута добыча, они направились в порт. Недобитые контрики все еще огрызались и пытались оказать революционным морякам сопротивление. А значит вскоре «Гаджибей» снова выйдет в море.

Новочеркасск. Январь 1918 года.

В столицу Войска Донского мы добрались без особых приключений. Конечно, если не считать таковым, что в двадцати верстах от родной станицы нас с Яковом догнал неугомонный Мишка, которой решил, что дома он сидеть не может, а должен побороться за правду и свободу. При этом какую правду, и какую свободу, его не волновало. Он усвоил, что большевики зло и хотят отобрать у казаков земли, а как, почему и отчего, парень не задумывался. Отсылать младшего Черноморца домой бесполезно. Он упрямец, такой же, как и мы. И даже если его прогнать, Мишка все равно поступит, как решил и отправится в Новочеркасск. Поэтому дальнейший путь мы продолжили втроем.

Спустя несколько дней, обходя станицы и железнодорожные станции, оказались на окраинах Новочеркасска. Нас остановил казачий дозор и, узнав о цели нашего визита, без всякой проверки и сопровождения, пропустил в город. Нам с Яковом это говорило о многом. В первую очередь о том, что охрана донской столицы находится на очень низком уровне. Мы проехались по городу, у патрульных, трех пластунов и прихрамывающего пожилого урядника, узнали, где сейчас находится ставка атамана Каледина, и прямиком направились в Войсковой штаб.

В резиденции Войскового атамана нас, разумеется, никто не ждал. Но, по крайней мере, здесь был некий порядок, стоял караул и присутствовал дежурный офицер, который сообщил, что Алексея Максимовича нет, и он может вызвать его адъютанта. В тот момент нам было без разницы кого увидеть. И, дождавшись атаманского адъютанта, средних лет есаула, мы передали ему письмо, которое так стремился доставить по назначению штабс-капитан Артемьев, назвали свои фамилии, и вышли на улицу.

Поручение стариков было выполнено, и перед нами вставали два вопроса. Первый - что делать дальше? А второй - где остановиться на постой? Со вторым разобрались быстро, поскольку на Ямской улице проживал один из давних торговых компаньонов нашей семьи, средней руки купец Зуев.

Вскоре мы были сыты, обогреты и сидели за щедрым столом. Хозяина дома, Ерофея Николаевича, в Новочеркасске не оказалось. Купец находился в Таганроге на собрании акционеров и учредителей Таганрогского Металлургического Сообщества, и гостей встретила его дочь Анна, бездетная тридцатилетняя вдова с пышными формами и длинной русой косой. Нас с Мишкой она не знала и видела впервые. А вот Якова, который пятнадцать лет назад, по юности, считался ее женихом, видимо, до сих пор забыть не могла. Поэтому, как только его увидела, залилась румянцем. Старший брат, кстати сказать, тоже несколько засмущался. Видать, этим двоим, было что вспомнить.

Впрочем, все это лирика. По неизвестным мне причинам, свадьба не состоялась. Но хорошие человеческие отношения между нашими семьями остались. Так что встретили нас как родных и близких Зуевым людей.

Анна Ерофеевна была с нами недолго. Приветила, определила на постой, одарила Якова многообещающим взглядом и удалилась. Мы остались за столом, пили чаек и вели разговор о том, что будем делать дальше.