Фокус с зеркалами - Агата Кристи

– Сама я его не слышала. Я ведь немного глуховата. Но я слышала, как миссис Серроколд сказала, что выстрелили где-то в парке.

– Мистер Гулбрандсен, насколько я понял, удалился сразу после обеда?

– Да. Сказал, что ему надо писать письма.

– Он не собирался совещаться с мистером Серроколдом по какому-либо делу?

– Нет.

Потом мисс Марпл добавила:

– Один разговор у них все же был.

– В самом деле? Когда? Я понял, что мистер Серроколд приехал как раз перед обедом.

– Это верно. Но он прошел к дому через парк. Мистер Гулбрандсен вышел ему навстречу, и они некоторое время прогуливались взад и вперед вдоль террасы.

– Кто-нибудь знает об этом?

– Едва ли, – сказала мисс Марпл. – Разве только мистер Серроколд сообщил об этом своей жене. А я случайно выглянула в то время из окна – посмотреть на птиц.

– На птиц?

– Да. – Помолчав, мисс Марпл добавила: – Мне даже показалось, что это чижи.

Чижи не вызвали у инспектора никакого интереса.

– Может быть, – деликатно осведомился он, – вы случайно… услышали что-либо из их беседы?

На инспектора взглянула пара невинных фарфорово-голубых глаз.

– Боюсь, что только отрывки, – сказала мисс Марпл.

– Что же именно?

После некоторого молчания мисс Марпл сказала:

– Предмет их разговора мне остался неясен, но я поняла, что они хотели что-то скрыть от миссис Серроколд. Пощадить ее – именно так выразился мистер Гулбрандсен, а мистер Серроколд сказал: «Я согласен, что о ней надо подумать прежде всего». Еще они говорили о «слишком большой ответственности» и что надо посоветоваться с посторонним лицом.

Она остановилась.

– Я думаю, вам лучше всего спросить обо всем этом самого мистера Серроколда.

– Мы так и сделаем, мэм. Не заметили ли вы в течение вечера еще чего-либо необычного?

Мисс Марпл подумала.

– Понимаете, необычным было все.

– Понимаю.

Что-то все же мелькнуло в памяти мисс Марпл.

– Вот что было, пожалуй, самым необычным. Мистер Серроколд не дал своей жене принять лекарство. Мисс Беллевер это очень раздосадовало.

Она улыбнулась, пожалуй, чуть-чуть виновато.

– Это, впрочем, такая мелочь…

– Да, конечно. Что ж, благодарю вас, мисс Марпл.

Когда мисс Марпл вышла из комнаты, сержант Лейк сказал:

– Такая старая, а какая наблюдательная…

Глава 10

Войдя в кабинет, Льюис Серроколд тщательно закрыл за собой дверь, создав этим конфиденциальную обстановку. Он сел не на тот стул, где только что сидела мисс Марпл, а в свое собственное кресло за письменным столом. Мисс Беллевер усадила инспектора Карри на один из стульев, стоявших сбоку, бессознательно сохранив для Льюиса Серроколда его привычное место.

Усевшись в кресло, Льюис Серроколд задумчиво посмотрел на обоих полицейских. Его лицо было усталым и осунувшимся. Это было лицо человека, пережившего тяжкое испытание, и это немного удивило инспектора. Хотя смерть Кристиана Гулбрандсена несомненно потрясла Льюиса Серроколда, покойный все же не был ни близким другом, ни родственником, а всего лишь дальним родственником жены.

Роли странным образом переменились. Не похоже было, что Льюис Серроколд пришел отвечать на вопросы полиции. Создавалось впечатление, что он явился с намерением сам проводить расследование. Инспектор Карри почувствовал легкое раздражение.

– Итак, мистер Серроколд… – решительно произнес он.

Льюис Серроколд все еще находился в задумчивости. Он сказал со вздохом:

– Как трудно выбрать правильное направление!..

– Это уж наша забота, мистер Серроколд, – сказал инспектор Карри. – Итак, мистер Гулбрандсен приехал неожиданно?

– Совершенно неожиданно.

– Вы не знали, что он приедет?

– Не имел понятия.

– А о цели его приезда вы тоже не имели понятия?

– Нет, мне известно, почему он приехал, – спокойно сказал Льюис Серроколд. – Он мне сам это сказал.

– Когда?

– Я шел со станции, и он увидел меня из окна и вышел встретить. Тогда он и объяснил мне причину своего приезда.

– Вероятно, дела Института Гулбрандсена?

– О нет, к Институту это не имело никакого отношения.

– Мисс Беллевер думает, что имело.

– Естественно. Так казалось всем. Гулбрандсен хотел, чтобы все так думали. И я тоже ему подыгрывал.

– Почему, мистер Серроколд?

Льюис Серроколд медленно произнес:

– Потому что оба мы считали важным, чтобы об истинной цели его приезда никто не догадался.

– Какова же была эта истинная цель?

Некоторое время Льюис Серроколд хранил молчание. Потом вздохнул и заговорил:

– Гулбрандсен регулярно приезжал сюда дважды в год, на заседания попечителей. В последний раз это было всего месяц назад. Следовательно, его можно было ждать только через пять месяцев. Поэтому все и подумали, что на этот раз дело было срочное, но что опять-таки оно касается Фонда. Насколько я знаю, Гулбрандсен ничего не сделал для того, чтобы рассеять это заблуждение, или ему так казалось. Да, верно, ему так казалось.

– Боюсь, мистер Серроколд, что я не вполне вас понимаю.

Льюис Серроколд ответил не сразу. Потом сказал очень серьезно:

– Из-за смерти Гулбрандсена – а это несомненно убийство – я вынужден все вам открыть. Но меня заботит счастье и душевный покой моей жены. Я не вправе что-либо вам диктовать, инспектор, но, если есть возможность кое-что скрыть от нее, я буду вам очень признателен. Видите ли, инспектор, Кристиан Гулбрандсен приехал специально, чтобы сообщить мне, что, по его мнению, мою жену методично и хладнокровно отравляют.

– Что? – Инспектор Карри наклонился к нему поближе.

Серроколд утвердительно кивнул.

– Представляете, как это меня потрясло. Сам я не подозревал ничего подобного, но после слов Кристиана я понял, что некоторые симптомы, на которые моя жена жаловалась в последнее время, вполне подтверждают такое подозрение. То, что она принимала за ревматизм – судороги в ногах, боли, иногда тошнота. Все это очень похоже на симптомы отравления мышьяком.[39]

– Мисс Марпл сказала нам, что Кристиан Гулбрандсен спрашивал ее о состоянии сердца миссис Серроколд.

– Вот как? Это интересно. Он, вероятно, думал, что это какой-то яд, который действует на сердце и ведет к внезапной, не вызывающей подозрений смерти. Но я склонен думать, что это мышьяк.

– Значит, вы уверены, что подозрения Кристиана Гулбрандсена имеют под собой основания?

– Да, я так думаю. Хотя бы потому, что Гулбрандсен едва ли высказал бы мне такие подозрения, если бы не имел оснований. Это был человек осторожный и трезвый. Его трудно было убедить в чем-либо, но сам он был очень проницателен.

– Какие же доказательства он приводил?

– Мы не успели поговорить подробно. Только раз, да и то как-то на ходу. Он успел только сообщить причину своего приезда, и мы условились ничего не говорить моей жене, пока не будем вполне уверены.

– И кто же, по его мнению, это делал?

– Он не сказал, а я думаю, что и не знал. Может, кого-то только подозревал… Сейчас я думаю, что подозревал, – иначе почему его убили? Мы договорились все тщательно проверить. Он предложил просить совета и помощи доктора Голбрейта, епископа Кромерского. Доктор Голбрейт очень давний друг Гулбрандсенов и тоже является одним из попечителей Фонда. Это человек мудрый и опытный. Он очень поддержал бы мою жену, если бы мы сочли необходимым открыть ей наши подозрения. Мы хотели посоветоваться с ним, следует ли сообщать о наших предположениях полиции.

– Неординарный подход, – сказал Карри.

– После обеда Гулбрандсен ушел к себе, чтобы написать письмо доктору Голбрейту. Он как раз печатал его, когда был убит.

– Откуда вам это известно?

– Потому что я вынул это письмо из машинки, – спокойно сказал Льюис. – Вот оно.

Он извлек из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист и протянул его Карри.

Последний сказал резко:

– Вы не должны были вынимать его и вообще что-либо трогать в комнате.

– Ничего другого я не трогал. Знаю, что, на ваш взгляд, я совершил непростительный проступок, но у меня была очень серьезная причина. Я был уверен, что моя жена непременно захочет войти в комнату, и боялся, что она может увидеть его и прочесть. Я знаю, что поступил неправильно, но если бы снова оказался в подобной ситуации, то поступил бы так же. Я готов на все – на все, чтобы избавить мою жену от огорчений.

Инспектор Карри ничего на это не сказал. Он читал отпечатанное на машинке письмо.

«Дорогой доктор Голбрейт!

Если вы имеете хоть какую-то возможность, прошу вас приехать в Стоунигейтс сразу же, как получите это письмо. Здесь происходит нечто чрезвычайно серьезное, и я не знаю, как мне действовать. Но я знаю, как сильна ваша привязанность к нашей дорогой Керри-Луизе и как вас заботит все, что ее касается. Что она должна знать? Что мы можем скрыть от нее? Вот вопросы, на которые мне так трудно найти ответ.