Летчики - Геннадий Семенихин

— Добрый вечер, — произнес он надтреснутым тенорком. — Вы давно в Энске? Никогда бы не подумал, что у нашего начальника клуба, этого сухаря Палкина, могут появиться такие кадры. Я уверен, что с вашим приходом число читателей в нашем Энске утроится. Давайте знакомиться. Моя фамилия Пальчиков, а это Никита Петрович Карпов.

Наташа поправила тяжелые светлые волосы. Полураспущенные сзади, они ложились волнами на меховой воротник ее шубки. Шубка была расстегнута, на синем шерстяном платье Пальчиков разглядел белую костяную брошку в форме лиры. Наташа встала. На тонко очерченных губах — над верхней темнела родинка — появилась подзадоривающая улыбка.

— Ну что ж, давайте знакомиться, — отозвалась она приветливо. — Я Наташа!

— Чудесное имя! — подмигивая Карпову, воскликнул озорной Пальчиков. — Клянусь клятвой летчика-истребителя, что в субботу на танцах я завоюю вас на все фокстроты.

— Вы не угадали, — усмехнулась Наташа, — я предпочитаю вальс и… хороших кавалеров.

— А разве мы не хорошие?

— Поживем, увидим. Чтобы человека узнать, надо пуд соли съесть.

— К нам в военторговский магазин соль завозят не часто, — вновь заговорил Пальчиков, — может, одним пудом соли весь наш гарнизон живет. Что же это будет, если мы его съедим вдвоем?

— Вы очень самоуверенны. Разве я сказала, что собираюсь этот пуд соли съедать вместе с вами? Избави бог. Я не настолько жестока, — отпарировала Наташа.

Молодые летчики были не такими людьми, чтобы отступать перед первой неудачей. Холодный прием библиотекарши их только раззадорил.

— Мы на ваше внимание рассчитывали, Наташа, — вздергивая плечами, продолжал Пальчиков, уже называя ее по имени, — а вы оказались такой же, как и ваш непосредственный начальник товарищ Палкин.

Наташа улыбнулась, припомнив сухое, равнодушное лицо старшего лейтенанта.

— А какой же он?

— Человек, который вырос и воспитался по инструкции, — засмеялся Пальчиков. — Разве не заметили его самое любимое выражение: «Положено по инструкции», «Не положено по инструкции»? Раз он ехал с женой в отпуск. Времени до поезда было мало, а нужно билет взять, багаж сдать, то да се. Вот жена звонит ему с вокзала: «Ваня, успеем ли мы к поезду, приезжай скорее и помоги». А он со спокойствием древнегреческого оракула отвечает… — Пальчиков вытянул лицо, изображая начальника клуба, изменил голос: — «Ничего, Оля, делай все по железнодорожной инструкции и уехать успеешь». Вот он какой, ваш товарищ Палкин.

Девушка залилась смехом. Она припомнила — еще при первой встрече с ней начальник клуба дважды употребил: «Обязательно по инструкции».

Разговор оживился. Вечер, долгий, по-январски холодный, они скоротали незаметно. А сегодня время, как назло, тянется медленно. Автобиография давно написана. Словно исполнительные часовые, стали к окнам зимние сумерки.

…Над домами Энска то и дело проносятся боевые машины. Как раз над клубом самолеты делали первый разворот. Они раскалывали воздух ревом, переходящим по мере удаления самолета в тонкий свист. Иногда вместо рева с неба низвергался оглушительный треск, от которого позванивали стекла. Это означало, что летчик резко добавил обороты и мотор теперь работает на самую большую мощность.

Полеты в этот день закончились поздно. Наташа уже не думала, что дождется новых посетителей, но в девятом часу в библиотеку заглянул летчик в лохматых меховых унтах с перекинутой через плечо планшеткой. Было видно, возвращался прямо с аэродрома и еще никуда не заходил. Он буквально утопал в теплом меховом комбинезоне. С юношеского округленного лица карие глаза смотрели доверчиво и открыто. Энергичный подбородок и чуть поджатые губы могли бы придать летчику выражение решительности, но вздернутый нос, нарушающий все пропорции, опровергал это. Дойдя до решетчатой деревянной перегородки, лейтенант не спеша снял кожаные перчатки и шлемофон. Короткие курчавые волосы колечками посыпались на лоб. Они как-то сразу изменили лицо офицера, придав ему совершенно иное, чем три минуты назад, выражение.

Отстегнув карман комбинезона, летчик извлек два томика в светло-голубых переплетах.

— Чехова принес, пятый и шестой тома. Прошу заменить на два следующих. — Голос у него громкий, чуть хриплый, видимо, от простуды.

— Ваша фамилия? — деловито осведомилась Наташа, притрагиваясь к ящику с абонементными карточками.

— Спицын Борис Леонтьевич.

Девушка метнула на него быстрый изучающий взгляд. Лейтенанта удивило ее любопытство. Он подумал, что библиотекарша смотрит на кого-то другого, стоящего за его спиной, и даже обернулся. Кроме них, в библиотеке ни души. Спицын недоуменно пожал плечами.

— Седьмой и восьмой тома поскорее.

Не успела Наташа ответить, в дверях показались ее вчерашние знакомые — Карпов и Пальчиков. Они тоже зашли прямо с аэродрома, возбужденные, шумные.

— Здравствуйте, Наташа, — еще с порога провозгласил Пальчиков. — Мое почтение. Намерзлись мы сегодня, как бедные родственнички в гостях у двоюродной тетки. — Он заметил Спицына и тихонько хихикнул в иззябший кулак. — А Боря, оказывается, хитер! Теперь понятно, отчего он торопился уехать со старта с первой машиной. Наташа, что это, измена? — Пальчиков надул щеки, пытаясь придать лицу свирепое выражение. — Да я бы за такое дело бросил к его ногам перчатку, если бы был уверен, что в вещевом отделе мне выдадут новую. Одним словом: быть или не быть.

— Уж лучше не быть, — подхватил Спицын, — по крайней мере здесь, в библиотеке.

Наташа звонко рассмеялась, а Пальчиков нахмурился.

— Значит, говоришь, не быть? А вы что на этот счет думаете?

— Вам виднее, — уклончиво ответила Наташа.

Пальчиков сердито засопел и потянул за собой Карпова.

— Разворот на сто восемьдесят градусов, Никита, разве не видишь, что мы здесь лишние?

Они быстро ушли, Спицын расписался в получении книг и, зябко вздернув плечами, стал натягивать перчатки.

— Холодно, — посочувствовала Наташа. Она стояла в двух шагах от молодого летчика в своей теплой отороченной лисьим мехом шубке. Смешинки в ее глазах пропали. Она с интересом разглядывала Спицына. — Здорово вы его одернули. Мне и вчера этот шутник надоел.

Борис пожал плечами.

— Вы отчасти правы, — сказал он, — но зря так резко. Пальчиков заводила и болтун. Но парень безобидный. — Желая изменить тему разговора, Борис подошел к батарее у окна, потрогал ее: — Едва-едва дышит. Вам тут, небось, холодно?

— Что вы? У меня шуба теплая. Это вы, наверное, намерзлись за день на аэродроме.

— Нам положено. На старте действительно пробирает. Не так мороз, как ветер. Но знаете что? Холодно, пока вылета ждешь, а слетаешь, сразу на весь день разогреешься.

В этот вечер Спицын ушел из библиотеки с каким-то смешанным ощущением радости и недоумения. Час спустя в своей небольшой холостяцкой комнате он раскрыл одну из принесенных книг. От переплета исходил едва уловимый запах Наташиных духов. Отошли в сторону думы о завтрашнем летном дне. Спицын взял со стола небольшое зеркальце, разглядел в нем свое лицо и недовольно подумал: «А ведь я к ней небритым пришел». Он поймал себя на мысли, что хотел бы понравиться Наташе, и от досады нахмурился. Рукой разворошил курчавые волосы и насмешливо самому себе сказал:

— Эх, ты!.. Это же не на построение…

Под вечер старшего техника Скоробогатова вызвали в кабинет командира полка. Земцов в летной кожаной курточке, с поднятой до самого подбородка застежкой и в нахлобученной на лоб теплой шапке расхаживал вдоль стены. На диване сидели командиры эскадрилий капитан Андронников и майор Арамашвили. Скоробогатову сразу бросилось в глаза, что лица у них смущенные. Плотный коренастый Андронников натянуто улыбался, а стройный, как джигит, Арамашвили нервно комкал пальцами давно погасшую папиросу. Только что закончился горячий разговор. Земцов энергично чертил перед собой ладонью короткую прямую и говорил:

— Убеждать меня не рекомендую, товарищи офицеры, берегите время! Как сказал, так и будет, и никаких гвоздей. Эскадрилья Мочалова первая, первой она и новую технику начнет осваивать. А вам расстраиваться нечего, через две недели и вы начнете сложную подготовку. На этом аудиенция закончена.

Командиры эскадрилий встали с дивана.

— Хорошо, товарищ подполковник, — мрачно произнес Арамашвили, — пускай Мочалов получает новую технику первым, а кто кого в сложной подготовке обгонит, так это бабушка еще надвое сказала.

— Ладно, ладно, — проворчал им вдогонку Земцов, — рекомендую и другую пословицу не забывать: «Цыплят по осени считают».

Он остановился и выслушал рапорт вошедшего Скоробогатова.

Когда командир полка бывал в хорошем настроении, он называл своих подчиненных только по имени и отчеству.