Торговцы космосом (Операция - Венера) - Фредерик Поол

Я шел по азимуту, выбирая все новые ориентиры: причудливо торчащий ледяной торос, голубую тень во впадинке на белой равнине. Пеленгатор подтверждал правильность курса. Я не на шутку возгордился своим уменьем ориентироваться в белой пустыне.

Через два часа я почувствовал сильный голод, остановился, присел на корточки и, поставив палатку из силиконовой ткани, забрался в нее. Осторожно высовывая нос, через пять минут я убедился, что температура воздуха в палатке вполне терпима. Я с аппетитом съел саморазогревающееся жаркое, запил его горячим чаем и попытался было выкурить сигарету. Но после того, как я затянулся второй раз, крохотная палатка наполнилась дымом, и я буквально ослеп от слез. С сожалением загасив сигарету о подошву башмака, я опустил лицевое стекло шлема, убрал палатку и с наслаждением распрямил затекшую спину.

Еще раз проверив маршрут по карте, я снова пустился в путь. Черт побери, сказал я себе, вся эта история с Ренстедом - просто из-за разницы в характерах. Очевидно, он не способен видеть широкие горизонты. Здесь нет злого умысла с его стороны. Он считает идею с колонизацией Венеры сумасбродной, - просто не может понять, что есть люди, которых она способна увлечь. Ему надо только объяснить…

Однако надежды, рожденные благодушным настроением, тут же разбились о доводы трезвого разума. Ведь вздумал же Ренстед отправиться на ледник. Если из всех мест на земле он выбрал ледник Старзелиус, значит, он не против широких горизонтов? Что же, ждать осталось недолго. Встреча все объяснит. Бип-би-ип!

Глянув через визир компаса, я заметил прямо по курсу неподвижную точку. Тогда я перешел на скользящий бег, но тут же запыхался и волей-неволей снова умерил шаг. Точка превратилась в человека.

– Мэтт! - крикнул я. - Мэтт Ренстед!

– Ты угадал, Митч, - ехидно ответил он. - Сегодня ты точен.

Я впился в него долгим пристальным взглядом, не зная, как лучше начать разговор. Его сложенные лыжи стояли рядом, воткнутые в снег.

– Как же!.. Как же это ты!.. - наконец начал я, запинаясь.

– Хоть времени у меня достаточно, но ты и так слишком долго морочил мне голову, - бесцеремонно прервал он меня. - Прощай, Митч. - И прежде чем я успел опомниться, он выхватил из снега лыжи и со всего размаха ударил ими меня по голове. Я упал оглушенный; боль, удивление и бессильный гнев душили меня. Я почувствовал, как его руки шарят у меня по груди, и затем потерял сознание.

Когда я пришел в себя, мне показалось, что с меня сползло одеяло и я зябну от раннего осеннего холодка. Но белое небо Арктики больно резануло глаза, а под собой я почувствовал непрочный колючий наст. Значит, это не сон, все это действительно случилось. Голова раскалывалась от боли, и было холодно, ужасно холодно. Я ощупал себя и обнаружил, что батарея исчезла. Тепло больше не поступало в комбинезон, рукавицы и ботинки. Лишен питания передатчик, бесполезно подавать сигнал бедствия.

С трудом поднявшись на ноги, я почувствовал, как холод клещами впился в тело. На снегу виднелись следы, уходившие куда-то в сторону. А вот и моя лыжня. Ноги окоченели, и я с трудом сделал шаг, потом второй, третий.

Я вспомнил о рационе. Можно засунуть пакеты с едой под комбинезон, сорвать термоизоляционную обертку, и благодатное тепло, которое еще сохранила еда, хотя бы на мгновенье согреет закоченевшее тело. Едва волоча ноги, я медленно брел и спорил с собой: остановиться, отдохнуть, пока тепло от пакетов с едой согревает меня, или идти дальше? Отдохни, убеждал я себя. Случилось что-то страшное, от боли трещит голова, но тебе станет легче, если ты присядешь на минутку, вскроешь один-два пакета с едой, чтобы хоть немного согреться, а потом снова пустишься в путь.

Но я не разрешил себе сесть, зная, чем это грозит. Каждый шаг стоил мне невероятных усилий. Отыскав в кармане банку с Кофиестом, я сунул ее под комбинезон. У меня не хватало сил сорвать обертку одеревеневшими, непослушными пальцами. Тогда я приказал себе:

– Сядь, соберись с силами. Но не смей ложиться, даже если очень хочется… - Наконец я сорвал обертку, и горячая жестяная банка обожгла руки.

В голове туманилось. Я открывал еще банки, затем у меня уже не было сил доставать их из карманов. Я сел, но тут же заставил себя встать. Потом снова сел, мучимый чувством вины и стыда за свою слабость, говоря себе, что через секунду я встану - ради Кэти, через две секунды - ради Кэти, через три секунды…

Но я не тронулся с места.

7

Уснул я на ледяном холме, а проснулся в многоголосом, пульсирующем пекле с пылающей печью и свирепого вида чертями. Именно в такое пекло мне всегда хотелось отправить писак из рекламного агентства "Таунтон". Как же я сам здесь очутился? Меня это порядком обескуражило. Но удивляться долго не пришлось. Один из чертей грубо тряхнул меня за плечо и сказал:

– Хватит дрыхнуть! Помоги-ка убрать койку.

В голове немного прояснилось, и я начал соображать, что передо мной не черт, а всего лишь представитель самого низшего класса потребителей, наверное, санитар из госпиталя.

– Где мы? - спросил я. - Опять в Литтл-Америке?

– Эй, чтоб тебя! Что ты мелешь? - заорал тот, кого я принял вначале за черта, а потом за санитара. - А ну-ка, подсоби, слышишь!

– Еще чего не хватало! - уже обозлился я. - Это я-то - литературный работник высшей категории?!

Он с явным сожалением посмотрел на меня и, обронив: - Как есть свихнулся! - убежал куда-то в гулкую, пронизанную красными вспышками темноту.

Я поднялся, пошатываясь, и невольно ухватился за чей-то локоть.

– Простите, где я? Это госпиталь?

На этот раз мне попался потребитель с нравом похлеще, чем у первого.

– Отпусти к черту руку! - рявкнул он. - Нужен тебе госпиталь, - подождешь до высадки.

– Какой высадки?

– Вот такой. Послушай, чокнутый, ты что, запамятовал, как подписывал контракт?

– Какой еще контракт? Ничего я не подписывал. Да как ты смеешь так разговаривать со мной? Знаешь ли ты, кто я? Я литературный работник высшей…

Выражение его лица смягчилось.

– Ага, ясно, - понимающе кивнул он. - Сейчас я тебе помогу. Одну минутку, полоумный, я вмиг соображу кое-что.

Через минуту он действительно вернулся и протянул мне на ладони маленькую зеленоватую таблетку.

– Всего пять сотен, - угодливо зашептал он. - Может, последняя на пароходе. Хочешь, организуем припадочек. Не хочешь? Ну, тогда этой пилюльки тебе хватит перед высадкой.

– Перед какой высадкой? - завопил я уже в отчаянии. - Что все это значит? Я ничего не понимаю. Не надо мне твоей отравы! Только скажи мне, где я и что это за чертов контракт, а дальше я уж сам разберусь.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Здорово же тебя отделали. Должно быть, треснули по башке. Ну так вот, чокнутый, ты в шестом трюме грузового судна "Томас Мальтус". Ветер или шторм - неважно, курс 273 градуса, скорость 300 узлов, пункт назначения Коста-Рика, везет таких вот олухов, как ты да я, на плантации "Хлорелла".

Поначалу я решил, что это грубая и неуместная шутка подвыпившего матроса.

– А сам-то ты?.. - начал было я и умолк.

– Вот, скатился к чертовой матери, - докончил он с ожесточением и впился взглядом в зеленую таблетку на ладони. Затем, бросив ее в рот, продолжал: - Но я еще вернусь домой. - Глаза у него заблестели. - Я покажу им, как надо работать на плантациях. Через неделю меня уже назначат мастером, через месяц - управляющим, через год - директором компании. Я куплю пассажирскую линию "Кювард" и все ракетопланы отделаю чистым золотом. Только высший класс обслуживания пассажиров, все самое лучшее. Когда-то я сам водил суда по Атлантике. У себя на флагмане я отделаю твою каюту чистым золотом. Ничего не пожалею для друга, чокнутого. Не хочешь золотом, могу платиной. Не хочешь платиной, могу…

Я осторожно отодвинулся от него, но он даже не заметил этого, продолжая нести уже явный вздор. Какое счастье, что я не пристрастился к наркотикам. Отойдя подальше, с чувством полной безнадежности я опустился на пол и прислонился к перегородке трюма.

Кто-то сел рядом со мной:

– Хелло, - послышался вкрадчивый голос.

– Хелло, - ответил я. - Послушайте, мы действительно идем в Коста-Рику? Как мне повидать капитана? Произошла ужасная ошибка.

– О, стоит ли огорчаться! - воскликнул мой сосед. - Живи и жить давай другим. Мой девиз - ешь, пей и веселись.

– Убери свей грязные лапы! - завопил я.

Мой сосед разразился отборной бранью.

Я вскочил и поспешно отошел, натыкаясь на ноги и тела спящих на полу.

Мне вдруг пришло в голову, что, пожалуй я, никого да по-настоящему не знал массового потребителя, встречаясь с ним только тогда, когда пользовался его услугами, всегда принимал как неизбежное его слабости и пороки и лишь старался использовать их, не задумываясь, к чему это может привести. Мне вдруг страстно захотелось выбраться из шестого трюма, вернуться в Нью-Йорк, выяснить, какую злую шутку сыграл со мной Ренстед и почему он сделал это. Я хотел вернуться к Кэти, к дружбе с Джеком О'Ши, к своей большой работе у Фаулера Шокена. Ведь мне нужно было столько сделать!