Взрыв - Анатолий Полянский

– Что делал? Зачем? – дико заорал Абдулло. – Смерть подписал всем. Кто соглашался умирать? Я – нет…

Пушник, совершенно обессилевший после перенесенного напряжения, негромко позвал:

– Иди к нам, Абдулло. Кто старое помянет…

Слова Пушника не достигли ушей. Абдулло бросился к воротам.

– Куда? Назад, сука!.. – крикнул Полуян. Схватил автомат, выпавший из рук охранника, прицелился. Но выстрелить не дал Связист.

– С ума сошел, паря, – схватил он Полуяна за плечо. – Ты ж сейчас всех святых спугнешь. Быстрее к складу!

Опомнившись, Полуян помчался в кузню, схватил молот и с размаху обрушил его на дверь. Замок на кованых петлях не шелохнулся, зато не выдержали петли. Обе створки с грохотом рухнули внутрь, взметнув столб пыли. В помещении было полутемно. Маленькие оконца под потолком пропускали мало света. Но даже при таком, скудном освещении хорошо просматривались стеллажи с разложенным на них оружием, ящики с гранатами и снарядами, цинки, набитые патронами.

– Ну, вот, а ты сомневался, Колья! – сказал Моряк хрипло.

Ребята вокруг захохотали. Напряжение было столь велико, что разрядка оказалась спасительной.

За крепостной стеной послышались крики, нарастающий топот множества ног. «Значит, все-таки Абдулло! Предал, сволочь, в последний момент!» – подумал Пушник. Он первым вошел в арсенал, с трудом добрался до стены. Стиснув зубы, едва сдержал крик. Боль в пояснице пронзила насквозь – сейчас это было особенно обидно.

В воротах крепости показались духи. И тут опомнился Алексей.

– Разобрать автоматы! – крикнул он. – К бою.

– Командуй, старлей, – рявкнул могучим басом Полуян. – Нету мочи терпеть. Давить хочу гадов!

– Настреляешься, Ян, обещаю. К бою! Огонь!..

Очереди застучали почти одновременно. Два десятка стволов – могучая сила. Духи словно споткнулись о невидимую преграду, остановились и, устилая двор трупами, буквально через минуту с воплями ринулись обратно за ворота.

7

26 апреля 1985 года в 18-00 по местному времени группа советских и афганских военнопленных в количестве до 24 человек, содержащихся в районе центра подготовки афганской контрреволюции Бадабера (24 км южнее Пешавара, СЗПП, Пакистан), совершили вооруженное выступление. Напав на охрану, военнопленные завладели ее оружием, заняли оборону…

Двор крепости давно опустел, а ребята все еще не могли остановиться и продолжали осатанело поливать свинцом плац, вспучивая землю вокруг нескольких продырявленных тел. Опьяненные внезапной свободой, дорвавшиеся до оружия, они остервенели и нмкак не могли остановиться, вкладывая в дрожащие от выстрелов автоматы накопившуюся за время плена ненависть. Алексей понимал ребят и сам готов был бить, душить истязателей до тех пор, пока не захлебнутся собственной кровью. Но он был сейчас не одним из пленных. Он был командиром. Парни сами сделали выбор, вручив ему свои судьбы. И теперь Алексей остро, как никогда прежде, почувствовал ответственность за товарищей по несчастью, волею обстоятельств ставших отныне и, возможно, до смерти его подчиненными.

– Отставить огонь! Сержанту Полуяну остаться у двери и вести йаблюдение за противником! Остальные – ко мне! – крикнул Алексей и с удовлетворением отметил, как четко и быстро было выполнено приказание.

С того момента, когда Ян сказал, что пленные решили выбрать товарища старшего лейтенанта своим командиром, в душе Алексея все перевернулось. Тяжелое беспросветное отчаяние, владевшее последние часы, внезапно отступило, и он почувствовал огромное, ни с чем не сравнимое облегчение. Мысленно после разговора с Жабой Алексей распрощался с жизнью и молил лишь о том, чтобы не подвела воля, чтоб смог достойно, как подобает русскому офицеру-десантнику, встретить мучительную смерть… Теперь же словно родился заново, но уже совсем другим человеком. Прежнее, пацанячье бахвальство, легкомыслие слетело шелухой. Теперь Алексей ощущал себя много повидавшим, еще больше испытавшим в жизни человеком, умудренным горчайшим опытом и потому ставшим трезвым и расчетливым…

Ребята обступили старшего лейтенанта со всех сторон, и Алексей благодарно подумал: какие близкие, родные лица… Но было не до объяснений в любви. Обстоятельства поставили их на грань жизни и смерти – назад пути нет. Теперь они не просто пленные, сведенные волею судьбы под одну крышу, а подразделение Советской Армии, сражающееся в окружении противника. Только железная дисциплина и беспрекословное повиновение могут обеспечить успех в бою. А бой предстоит тяжелый, и кто знает, когда он окончится и чем!

Алексей вскинул правую руку, скомандовал:

– В две шеренги становись!

Люди бросились выполнять команду. Афганцы пристроились на левом фланге. Алексей спросил:

– Кто понимает по-русски?

– Я немного умей, – отозвался пожилой человек с выправкой, выдающей в нем военного.

– Имя, звание?

– Туран[5] Лкар Барат, Рафик[6], – ответил афганец.

– Будешь переводить мои распоряжения, товарищ Барат. Понятно?

– Совсем понятно, рафик старший лейтенант. Разреши занять оборону на крыше. Мои люди миномет умеют, пушка знают.

Предложение афганца взять плац под перекрестный огонь было дельным, тактически грамотным и, главное, своевременным. Духи, очухавшись, могли в любую минуту полезть снова. Жаба наверняка рвет и мечет, прекрасно понимая, что за такое ЧП в его владениях можно поплатиться головой. Глава «Исламского общества Афганистана» Раббани, внешне обходительный, на расправу был крут.

Едва Алексей успел расставить людей по местам, как духи с криками «Аллах акбар!» ринулись скопом в ворота крепости. На первый взгляд могло показаться, что действовали они хаотично, неорганизованно. Но только на первый взгляд. Просочившись в узкий проход, моджахеды рассыпались в цепь и, петляя, стреляя на ходу, ринулись через плац. Две группы, прижимаясь к стенам, устремились в атаку с флангов.

Вариант рассыпного строя с двусторонним охватом Алексей предвидел – в спецлагере перед отправкой в Афганистан он изучал методы действий противника. Многослойная система огня, перекрывающая обозримое пространство, сработала – благо оружия в избытке. Винтовок, пулеметов, пистолетов, автоматов, ракетных установок, гранатометов хватило бы, наверное, на целую дивизию. Помимо патронов, снарядов, гранат и ракет, лежавших в упаковках штабелями, они обнаружили в подвалах склада сотни мин и ящиков со взрывчаткой.

– Командир, пора! – нетерпеливо крикнул Полуян, сжимая гашетку станкача, установленного в проеме сорванной с петель двери.

Алексей, лежавший рядом, промолчал. Духам нужно было сразу преподать хороший урок. И хотя нервы у командира после допросов с избиениями были напряжены до предела, он выжидал. После пережитого образовался как бы двойной запас прочности. Сжав кровоточащие беззубые десны, старший лейтенант хладнокровно смотрел на приближающихся моджахедов. Сейчас его выдержке позавидовал бы даже батя, всегда считавший сына капризным, избалованным матерью ребенком. Отец был кадровым военным, человеком суровым, замкнутым, прошедшим Отечественную. Он вечно пропадал на службе, сыном занимался мало. Каково же было удивление, когда Алексей, окончивший математическую школу с отличием, пошел вдруг не в университет, а в военное училище, да еще десантное…

Духи между тем, не встречая сопротивления, осмелели. Теперь они бежали не пригибаясь, в полный рост. Возмущенный молчанием старлея, Полуян повернулся к нему с перекошенным от страха лицом и заорал:

– Ты что, мать твою, ждешь?!

– Огонь! – крикнул Алексей. Голос его потонул в оглушительном треске станкача.

По передней шеренге духов словно коса прошлась. Цепь дрогнула, остановилась и, разрежаемая пулеметным огнем, хлынула назад. Пронзительно завыли мины. Разрывы один за одним брызнули у крепостных стен, накрывая бегущих. Кверху взметнулись камни, лохмотья одежды, послышались вопли раненых.

Молодец туран, мысленно отметил Алексей. Среди афганцев оказались четыре минометчика, а в арсенале обнаружились минометы западногерманского производства. Барат приказал установить их за складом, куда не доставали пули моджахедов. Таким образом, можно было вести навесной огонь через крышу.

Пулеметы смолкли, едва духи скрылись за воротами. Еще две запоздалые мины разорвались на плацу, и все смолкло. Дымилась покореженная взрывами земля, медленно опадали вздыбленные тучи пыли, мешавшиеся с пороховой гарью. В наступившей тишине послышались жуткие стоны.

– Пусть теперь они поскулят, – мрачно произнес Связист, устроившийся с ручником на ящике у оконца под крышей. – Нашей-то кровушки напились…

– А я заметил: стрелять-то они побаиваются, – вставил слово Выркович дрожащим тенорком. – По крыше палили, а гранаты не бросили ни одной…