Феникс и ковер - Эдит Несбит

— Послушайте! — сказал Сирил. — Я кажется, придумал. Уважаемый ковер, перенеси нас, пожалуйста, туда, где мы сможем увидеть маму с Ягненком, но никто не сможет увидеть нас.

— Кроме Ягненка! — успела добавить Джейн. В следующее мгновение дети изо всех сил старались побороть дурноту, вызванную ощущением падения вверх тормашками. Они сидели на ковре, разложенном поверх другого ковра — ковра из коричневых сосновых иголок. Над головами у них высились кроны собственно сосен, а рядом с ними весело проистекал зажатый меж двумя высокими берегами ручей. Немного поодаль, на том же сосновоигольчатом ковре, сидела и, сняв шляпу, нежилась в лучах не по-ноябрьски яркого солнца мама. И еще там был Ягненок — блеющий от счастья и совсем не собирающийся кашлять Ягненок.

— Ковер обманул нас, — мрачно произнес Роберт. — Мама увидит нас, как только повернет голову.

Но верный ковер не подвел детей и на этот раз.

Не успел Роберт закончить своего мрачного пророчества, как мама повернула голову, посмотрела на них в упор и ничего не увидела!

— Мы стали невидимками! — прошептал Сирил. — Вот это приключеньице!

Однако девочкам это приключеньице вовсе не понравилось. Им было не по себе от того, что мама смотрела прямо на них и при этом хранила столь безразличное выражение лица, словно их вовсе и не было на свете.

Мне это не нравится, — сказала Джейн. — Мама раньше никогда на нас так не смотрела, * нее такой вид, как будто она нас вовсе не любит… как будто мы не ее милые детки, а чьи-то чужие… как будто ей все равно, есть мы тут или нет!

— Это просто невыносимо! — добавила Антея со слезами в голосе.

Но в этот момент их увидел Ягненок. Он вскочил на ноги и бросился к ковру, вопя что есть мочи:

— Пантерочка, милая Пантерочка! Ой, и Кошечка, и Синичка, и Бобс! Ой, ой!

Антея поймала его на руки и принялась целовать. К ней тут же присоединилась Джейн. Как девочки ни старались, они не могли удержаться от этого — слишком уж обворожительным маленьким утеночком он был! Как в старые добрые времена, его голубая треуголка съехала на одно ухо, а личико было до бровей перепачкано грязью.

— Я люблю мою Пантерочку! — лепетал он. — И тебя, и тебя, и тебя!

Это был поистине замечательный момент. Даже мальчики позволили себе покровительственно похлопать своего маленького братца по спине.

Затем Антея оглянулась на маму и замерла в ужасе. Да и было отчего — за то время, пока дети развлекались с Ягненком, мамино лицо приобрело устойчивый изумрудный оттенок, а в ее глазах появилось настолько странное выражение, что можно было подумать, что она подумала, что Ягненок сошел с ума. На самом деле, именно так она и подумала.

— Ягненочек, дорогой мой! Иди к своей маме! — закричала она и, вскочив на ноги, бросилась к ребенку.

Ее родительский порыв был настолько быстрым и неожиданным, что, не сообрази невидимые дети вовремя отскочить в сторону, она непременно налетела бы на них, а, нужно вам сказать, натыкаться на то, чего не видишь, является наихудшим опытом общения с привидениями. Так или иначе, но мама схватила Ягненка в охапку и со всей доступной ей скоростью бросилась прочь от соснового бора.

— Давайте-ка полетим домой, — сказала Джейн после минуты удрученного молчания. — Еще немного, и я подумаю, что мама и впрямь не любит нас.

Но сначала они проследили за тем, как мама встретила по дороге одну знакомую леди и, таким образом, оказалась в относительной безопасности. В самом деле, нельзя просто так бросать своих зеленолицых мам посреди соснового бора, где даже медведь не может прийти им на помошь, и отправляться домой, как будто ничего не случилось.

Так вот, когда мама очутилась в относительной безопасности, дети забрались на ковер, сказали: «Домой!» и — фьюить! — оказались в своей детской.

— Откровенно говоря, быть невидимкой не так уж и здорово, — сказал Сирил. — По край ней мере, в кругу семьи. Другое дело, если бы ты был принцем, или бандитом, или взлом щиком!

Затем все четверо с нежной грустью вспомнили дорогое зеленоватое лицо мамы.

— Лучше бы она никуда не уезжала, — вздохнула Джейн. — Без нее дом становится какой-то сам не свой.

— Я думаю, нам нужно исполнить то, чего она хотела, — вмешалась Антея. — Недавно я читала в одной книжке, что «желания ушедших от нас священны».

— Это если они ушли от нас куда-нибудь очень далеко, — возразил Сирил. — Скажем, к коралловым берегам Индии или ледяным пустыням Гренландии, но уж никак не в Борнмут. Кроме того, мы не знаем, чего мама хотела.

— А вот и неправда! — сказала Антея, с трудом подавляя желание удариться в слезы. — Она сказала: «Нужно достать индийских побрякушек для базара». Только она думала, что нам их никогда не достать, и сказала это в шутку

— Тогда давайте отправимся в Индию и наберем их там побольше! — сказал Роберт. — Вот в субботу и полетим!

Наступила суббота, и они полетели.

Феникс был по-прежнему неуловим, так что они просто уселись на свой прекрасный волшебный ковер и пожелали:

— Нам нужно набрать индийских побрякушек для маминого базара. Не мог ли бы ты перенести пас в такое место, где нам их навалят целые кучи?

Безотказный ковер пару раз кувыркнул детей в воздухе и приземлился на окраине изнывающего от зноя индийского города. Дети сразу же догадались, что город был индийский — достаточно было взглянуть на странной формы купола храмов и крыши домов. Кроме того, мимо них сновали толпы самого невероятного люда, среди которого выделялись человек верхом на слоне и два английских солдата, постоянно цитировавших в своем разговоре фразы, а то и целые пассажи, из книг мистера Киплинга. Одним словом, никаких сомнений относительно места их пребывания у детей не возникло. Они свернули ковер, возложили его на мужественные плечи Роберта и смело вступили в черту города. Было очень жарко, а потому им опять пришлось поснимать свои лондонско-ноябрьские пальтишки и нести их в руках.

Улицы города оказались узкими и до нелепого извилистыми. Они были до отказа забиты людьми в нелепых одеяниях, говорящих на самом нелепом языке, который детям только доводилось слышать в своей нелепой жизни.

— Ни слова не разобрать! — сказал Сирил. — Как теперь, скажите на милость, нам просить всякие штучки для маминого базара?

— Да к тому же они все бедняки, — добавила Джейн. — Это у них на лицах написано. Нам нужно найти раджу или кого-нибудь в этом роде.

Роберт принялся было разворачивать ковер, но остальные уговорили его не тратить желание зря.

— Мы же ясно сказали ковру, что нам нужно в такое место, где нам дадут индийских побрякушек для базара, — сказала Антея. — Будьте уверены, он нас не подведет.

Ее вера была тотчас вознаграждена.

Не успели последние слова слететь с ее уст, как к детям подошел некий темно-коричневый джентльмен в тюрбане и склонился в глубоком поклоне. Затем, к немалому удивлению детей, он заговорил на весьма убедительном подобии английского языка:

— Моя милостивая рани (что, как догадались дети, означало «жена раджи») думать вы очень хороший дети. Она спрашивает вы не заблудиться? Она спрашивает вы хотеть продать ковер? Она увидеть вас из своего паланкина. Вы пойти к ней, да, нет?

Они отправились вслед за незнакомцем, который, улыбаясь во все свои пятьдесят два, а то и пятьдесят четыре зуба, провел их по лабиринту извилистых улиц к дворцу рани. Я не собираюсь описывать вам дворец рани, потому что на самом деле я его в жизни нг видала. Вот мистер Киплинг видел, так что, если хотите, описание дворца рани можете прочитать в его книжках. А я вам только расскажу о том, что там в точности произошло.

Старая рани восседала на горе подушек, а вокруг нее толпилось изрядное количество других важных леди. Все они были в таких просторных штанишках и вуалях, и все они с ног до головы были увешаны блестками, золотом и бриллиантами. А темно-коричневый джентльмен в тюрбане стоял за резной ширмой и переводил все, что бы ни сказали дети и королева. Вот, например, когда королева попросила детей продать ковер, а они дружно ответили «Нет!», он все так и перевел.

— Но почему? — спросила рани.

Джейн кратко объяснила почему, и переводчик также кратко перевел. Тогда королева заговорила вновь, и переводчик сказал:

— Моя госпожа говорит это очень волшебный история. Моя госпожа просит рассказать все подробно и не думать о времени.

Что ж, пришлось рассказать все подробно-

Пол училась очень длинная история, особенно если учесть, что ее пришлось рассказывать дважды — один раз Сирилу, а другой раз переводчику. Да и Сирил на этот раз превзошел самого себя. Кажется, воспоминания о пережитых приключениях не на шутку захватили его самого, и по мере того, как он излагал историю Феникса и ковра, коварной башни и августейшей кухарки, его речь все более напоминала язык «Тысячи и одной ночи». Всякий раз, когда джентльмен в тюрбане заканчивал переводить очередной кусок, рани и ее придворные леди принимались кататься по подушкам от хохота.