Швея из Парижа - Наташа Лестер

– Мы?

– Это такие люди, которые не будут возражать, если я приведу с собой подругу.

Они пересекли Лексингтон-авеню и направились к 63-й Восточной улице. По пути Эстелла рассказала Джейни о Сэме.

– Не сомневаюсь, он будет рад, если ты придешь со мной. – Она подмигнула, намекая на яркую внешность подруги.

– Пф-ф, – фыркнула та. – Пусть я длинноногая блондинка, но ты изумительна, как «Крайслер» в лучах закатного солнца. Если он уже встречается с тобой, у меня нет шанса, сколько ни флиртуй.

– Мы просто друзья. Можешь флиртовать сколько угодно.

Отель для женщин «Барбизон» на углу Лексингтон-авеню и 63-й Восточной улицы оказался красивой постройкой из розового кирпича с вкраплениями изумрудного и черного цвета. Отчасти готика, отчасти ренессанс, он возвышался над соседними зданиями. Эстелла подняла глаза, восхищенно разглядывая верхние этажи отеля.

– Я привыкла к шестиэтажным зданиям, – пояснила она. – Не представляю, как можно жить настолько высоко.

– Привыкнешь, – весело проговорила Джейни, направляясь к парадной двери. – В Австралии все дома одноэтажные. А я теперь стою на балконе восемнадцатого этажа и почти не замечаю, что вокруг небо.

Они вошли в отель. Джейни махнула рукой, указывая на деревянное ограждение наверху.

– Главный холл. Там сцена и концертный зал с органом. Здесь стараются привлечь клиентуру из мира искусства: начинающих актрис, музыкантов, художниц, манекенщиц, ну и секретарш тоже. Есть бассейн, турецкие бани, солярий, гимнастический зал и много всего, чем любая клиентка может пользоваться в любое время. Чтобы тебя пустили в гости, нужен пропуск. Я уболтаю администраторшу, чтобы тебе разрешили пожить в моей комнате. Если рассказать, что ты беженка из Парижа, она проникнется сочувствием.

Джейни на ходу принялась выдумывать историю о подруге, которая бежала от немцев, пережив невообразимые ужасы и которую нельзя оставить на улице и подвергнуть новым страданиям. Пока она умасливала администраторшу, Эстелла смотрела на молодых женщин, так похожих на нее саму, которые пробегали через вестибюль туда и сюда, держа в руках музыкальные инструменты, книги и даже мольберты. Все были чем-то заняты, все стремились к какой-то цели, и, более того, все нуждались в одежде, которая отражает их целеустремленность. Если клиентки отеля имеют в основном артистические профессии, как говорила Джейни, они примут скорее оригинальную одежду, чем копии. А значит, цена моделей должна укладываться в бюджет работающей женщины. У Эстеллы в голове закрутились шестеренки. Она внезапно почувствовала открывающиеся возможности.

Джейни, как и ожидалось, сумела уговорить администраторшу. Собрав вещи Эстеллы и приведя себя в порядок, подруги отправились на метро в дом родителей Сэма. Кларисса заключила Эстеллу в объятия и только отмахнулась, когда та начала извиняться по поводу того, что без приглашения привела с собой гостью. А Сэм и его отец при виде Джейни едва не уронили челюсти.

– Радуйся, она планирует с тобой флиртовать, – украдкой шепнула Эстелла Сэму, когда родители провожали их в гостиную.

– Ну наконец-то! Хоть одна. От тебя я уже отчаялся дождаться, – ухмыльнулся Сэм и переключился на Джейни.

Ужин был бесподобен, и вечер пролетел быстро.

Кларисса велела Эстелле и Джейни действовать решительно и расспросить Сэма о нью-йоркской индустрии моды – какой бы она ни была, – причем не церемониться и не тратить время на вежливые, но бесполезные разговоры.

– Как насчет Тины Лесер? – спросила Джейни. – Я видела в «Лорд энд Тейлор» один из ее повседневных костюмов. Я готова продать свою маму, только бы купить что-нибудь подобное.

– Тина Лесер живет и работает на Гавайях, и ты не сможешь демонстрировать для нее модели. Разве что планируешь отпуск на островах, – сказал Сэм.

– От Гавайев я бы не отказалась, – вздохнула Джейни.

– Ты просто создана для них. – Сэм со знанием дела обвел взглядом ее фигуру.

– Прекратите! – простонала Эстелла.

– Дорогая, мне порой приходится напоминать себе, что ты француженка, – покачала головой Кларисса. – Твое произношение безупречно.

– Мой отец американец. – Эстелла решила попробовать на вкус эти слова, пожертвовав привычным объяснением своими уроками английского с американским преподавателем. Однако утверждение звучало фальшиво, словно она на самом деле едва знала язык. Лучше вернуться к разговору с Сэмом. – Можешь флиртовать с Джейни сколько угодно, но после того, как мы закончим с делами.

– Где твоя романтичность?

– Осталась в Париже. – Эстелла шутила лишь отчасти.

– Извини, – покаялся Сэм. – Ты видела сегодняшние газеты?

– Нет.

Кларисса встала и принесла «Нью-Йорк таймс». На первой странице была фотография Эйфелевой башни с развевающейся на стальном стержне свастикой.

– Франция подписала с Германией соглашение о перемирии. Страну разделили на две зоны. Свободную зону, ниже вот этой линии, – Кларисса указала на карту, – и оккупированную, которая включает в себя Париж.

– Моя мама осталась в Париже, – тихо произнесла Эстелла.

– Мне очень жаль. – Кларисса коснулась ее руки.

Эстелла уставилась на фотографии: свастика, водруженная над Могилой Неизвестного Солдата и над Триумфальной аркой, четыре артиллерийских орудия, целящихся в направлении Пляс д’Этуаль с каждой из основных улиц… Она отбросила газету и попыталась представить, как мама работает в мастерской вместе с Наннетт и Мари, но без месье Омона, и делает цветы, которые украсят платья немецких женщин. И тут ее словно током ударило. Ведь Мари – еврейка! После всех рассказов, которые Эстелле приходилось слышать, сердце сжалось от одной мысли, что может случиться с женщинами из мастерской. А что будет с мамой, если она продолжит помогать людям наперекор немцам?

– Как думаете, они выживут?

– Я надеюсь, – ответила Кларисса.

Надежда. Снова надежда. А много ли надежды осталось сейчас в мире? Меньше, чем нужно? Или все же достаточно?

– С чего мне начать? – Эстелла увела разговор в сторону от больной темы, переключившись с прошлого на будущее. Мама дала ей жизнь, и она должна с этой жизнью что-то сделать. – Думаю, с поиска работы, – добавила она на случай, если покажется, что слишком быстро сменила тему.

– Не имеет значения, с чего ты начнешь. Главное, к чему придешь в конце концов, – изрек Сэм.

– Верно, – согласилась Эстелла. И в голове вспыхнула мысль, которая начала зарождаться в «Барбизоне», едва сформированная, нелепая. Хотя почему бы и нет? – Конструирование одежды – это платья и костюмы для конкретных людей. А вот копии делают для всех и ни для кого; просто потому, что так заведено. Что, если я буду создавать одежду для таких женщин, как я? Или как ты. – Она повернулась к Джейни. – И наши модели позволят нам чувствовать себя уникальными, потому что это будут не подделки. Мы могли бы работать вместе, втроем. Сами на себя.

Эстелла запнулась. Наверняка над ней только посмеются. Давно ли они знакомы? В лучшем случае сочтут ее неумной и излишне самоуверенной. Однако она вновь открыла рот в порыве азарта, который так выводил из себя Мари в парижской мастерской, – азарта, который всегда заставлял ее высказывать свое мнение вслух, передавать смертельно опасные карты и танцевать танго с рулоном золотого атласа.

– Когда-нибудь