Создана для любви - Конни Мейсон

– Но зачем Чарльзу планомерно губить мою репутацию? – рассуждала Алекса вслух. – Быть может, никто бы не узнал о происшедшем со мной, если бы он не болтал об этом на каждом шагу.

– Узнали бы, миледи, все равно узнали бы, – с горечью сказала Мэдди. – Какой-то лорд, не помню его имени, но он был на вашем балу в тот вечер, так вот, он нагло объявил всем собравшимся, что видел, как вы уехали в экипаже с другим мужчиной, когда Чарльз отбыл на свой корабль.

– О нет! – в смятении выдохнула Алекса.

Адам определенно поработал на совесть.

– Вернувшись, Чарльз принялся вовсю изображать обманутого жениха, жалуясь каждому, кто готов был слушать, как вы сбежали с другим буквально накануне свадьбы. Вскоре его уже утешали все ваши подруги на выданье.

В тот вечер Алекса ужинала у себя в комнате. Отец предельно ясно дал понять: он не нуждается в ее обществе, терпеть которое не намерен. Алекса удрученно гадала, не последуют ли все ее друзья примеру сэра Джона.

На следующий день она решила их проверить. Поднявшись рано и надев свое самое любимое платье, покинула дом вскоре после того, как отец уехал во дворец на ежедневную беседу с королем. До полудня побывала у двух ближайших подруг, и Алексу дважды отказались принять, едва завидев ее визитную карточку.

После обеда дела складывались не лучше. Еще двое знакомых прислали записки, сообщая, что их двери для нее закрыты. А на улице девушку публично отказалась признавать даже Бетси Камминс, с которой они были не разлей вода, когда вместе учились в пансионе благородных девиц мисс Марчанд. Ни одна из так называемых подруг Алексы не сделала ей одолжения и не дала возможности объяснить ситуацию с Адамом Фоксвортом.

Никто не собирался учитывать, что она невинная жертва человека, помешанного на мести. В глазах друзей и семьи Алекса ответственна и даже виновна в том, что ее заставили подчиниться мужчине, который хотел уничтожить ее отца. И, по всей видимости, ему это прекрасно удалось. Мать и дочь, каждая по-своему, стали жертвами Фоксвортов.

Однако Джон Эшли мог думать лишь о себе. Когда дочь стала любовницей Адама Фоксворта, подорванным оказался сам фундамент его жизни. Куда бы он ни шел, ему везде мерещилось, будто друзья смеются и тычут пальцем, потешаясь над человеком, дважды оставшимся в дураках.

Алекса пробыла дома неделю, прежде чем сэр Джон вызвал ее к себе в кабинет. За эти семь дней она ни разу не видела отца и не разговаривала с ним. Еду приносили ей в комнату, и, поскольку все друзья отвернулись от нее, она почти не выходила из спальни, предаваясь печальным размышлениям о положении, в котором оказалась. Алексу безжалостно похитил, а потом бесцеремонно бросил жестокий, расчетливый человек, оставивший в ней свое семя и ни на минуту не задумавшийся о ее будущем. «Что со мной станется, когда я скажу отцу, что беременна? – со страхом думала Алекса. – Неужели он тоже покинет меня, бросит на произвол судьбы, предоставив самой заботиться о себе и ребенке?»

С тех пор как Адам покинул Алексу, она старалась о нем не думать. А когда все-таки думала, боль становилась невыносимой. Она строго запретила себе разбираться в чувствах к злопамятному лорду Пенуэллу, ибо, как это ни странно, не могла должным образом его ненавидеть. Ей вспоминались лишь те дни и ночи в его объятиях, когда она была безмерно счастлива. Но и своей неопытной любви подарить Адаму она не могла. Потому что боль и позор, которые он навлек на нее, оказались невыносимы. Адам был с ней нежен и ласков, однако постоянно напоминал: она в его постели с одной-единственной целью. Больнее всего ранило то, что Адам оставил ее, даже не попрощавшись, и его сердце не дрогнуло, тогда как ее разбилось на осколки.

Алекса вошла в кабинет к отцу и принялась молча ждать, пока он обратит на нее внимание. Сэр Джон наконец поднял глаза и подумал, что никогда не видел дочь столь красивой. Хотя она была в простом платье цвета лютиков, от ее лица исходило какое-то таинственное внутреннее свечение, и от него захватывало дух. Джон Эшли наконец пришел к осознанию: если Алекса и повторила грех матери, она все равно плоть от его плоти и кровь от его крови, и он должен дать ей будущее. Чарльз уже не был женихом Алексы, но сэр Джон не сидел сложа руки с тех пор, как его дочь с позором вернулась домой.

Прочистив горло, он указал Алексе на кресло.

– Что бы ты ни думала, Алекса, я не совсем бессердечен, – великодушно сообщил он. – За прошедшую неделю я пришел в себя, достаточно успокоился и теперь готов поразмыслить о твоем будущем. Это мой долг. Ты носишь гордое имя, и я тебя не покину.

– Ах, отец! – вскричала Алекса, сердце которой запело от радости. Но стоило ей услышать следующие слова сэра Джона, как внутри у нее все оборвалось.

– Я нашел тебе мужа. Непростая задача, учитывая, что весь Лондон только и обсуждает, как ты делила постель с новоявленным графом, о котором никто ничего не слышал. Но сэр Генри нуждается в наследнике, поэтому готов закрыть глаза на твои промахи. Его жена и взрослые дети погибли от мора, и если он не произведет на свет наследника, род сэра Генри вымрет. Это отличный брак, Алекса. Когда муж умрет, ты будешь сказочно богата, – добавил он, заметив, что лицо дочери затуманилось испугом.

– Но… сэр Генри – старик! Он мне в деды годится! Я хорошо его помню. Он вечно смотрел на меня так, будто хотел проглотить.

Сэр Джон грубо усмехнулся.

– Сомневаюсь, будто сэру Генри хватит здоровья съесть тебя, не говоря уже о том, чтобы спать с тобой. Но ты права, говоря о том, что он преклонных лет. Принимая во внимание… э‑э… обстоятельства, я нахожу этот брак весьма привлекательным. А если сэр Генри докажет, что мы с тобой ошибаемся, и ты подаришь ему наследника, тем лучше.

Лицо Алексы сделалось неподвижным и бледным, начисто лишенным красок, в то время как ее мысль напряженно работала. «Выгодно ли мне в самом деле выйти за такого старика, как сэр Генри? – спрашивала она себя, думая о ребенке, которого носила под сердцем. – Трудно ли будет навязать ребенка Адама сэру Генри, если тот настолько отчаянно нуждается в наследнике, что не придаст значения преждевременным родам?» Но, чтобы добиться своего, ей придется спать с этим человеком, лежать под ним и покорно сносить интимные прикосновения стареющей, вялой плоти. Разве стерпит она это после волнующих ласк Адама? «Ради ребенка, может, и стерплю», – безмолвно ответила Алекса.

– Алекса, ты меня слышишь? Я задал тебе вопрос.

Она снова переключила внимание на отца.

– Что вы сказали, отец? Я не расслышала.

– Я спросил, не оставил ли тебя твой любовник с ребенком. Это, знаешь ли, не исключено. Ты три месяца делила постель с тем подонком.

Вопрос ошеломил Алексу. Отец никогда не разговаривал с ней настолько жестко и откровенно.

– Так что? Только не лги. Или мне поручить Мэдди найти повитуху, которая тебя осмотрит?

– В этом нет необходимости, отец. Я не собираюсь лгать вам, – ответила Алекса, понимая, что ее откровение раз и навсегда положит конец всем попыткам отца выдать ее замуж. Сказать правду было почти облегчением. – Да, я беременна, – призналась она с напускным спокойствием. – Я узнала об этом, когда у меня уже не было возможности сообщить Адаму.

– Великолепно! – воскликнул сэр Джон, ошеломив Алексу так, что она потеряла дар речи. – Сэр Генри будет счастлив, если наследник родится так скоро после свадьбы. А ты уж сама постарайся, чтобы он поверил, будто это его ребенок. Ты наверняка многому научилась за те три месяца, проведенных в постели Фоксворта, и свою роль исполнишь без труда.

– Отец, – сдавленно прошептала Алекса, – я не могу выйти за сэра Генри, несмотря ни на какие ваши доводы. Он… он мне отвратителен.

– Но как же твой ребенок, Алекса? Ты ведь не ждешь, что я приму ублюдка Фоксворта у себя в доме? А тем более поддержу? Почему ты упорно пятнаешь наше имя, в то время как я изо всех сил пытаюсь восстановить твою репутацию? Я настаиваю, чтобы ты встретилась с сэром Генри и дала ему шанс.

Алекса не нашла слов для возражения отцу. Возможно, он в самом деле предлагает выход из ситуации.

– Хорошо, отец, – устало согласилась она, – я встречусь с сэром Генри, но ничего не обещаю.

– Он приедет сегодня вечером, будь готова встретить его, – сказал сэр Джон, отпуская дочь коротким кивком. – Пройдут годы, и ты будешь благодарить меня за то, что я побеспокоился о твоем будущем, хотя должен был заклеймить тебя позором.

После ужина слуга позвал Алексу в гостиную, где ее ждали отец и сэр Генри. Невысокий, коренастый, с редкими седыми волосами, зачесанными набок, чтобы прикрыть залысину, сэр Генри выглядел самым настоящим стариком. Когда Алекса вошла в комнату, в нее впились близорукие голубые глаза, лицо сэра Генри было жутко сморщенным. Как уже отмечала Алекса в утреннем разговоре с отцом, этот старик смотрел на нее так, будто хотел проглотить.