Лицом к лицу - Эрнст Бутин

- Ну-ну, послушаю, - Юра всунул руки в карманы брюк, качнулся.

- За комсомольское собрание, когда влепили Владьке выговор, не стыдно?

- А-а, вас Борзенков подослал, - понимающе закивал Юра, но видно было, он растерялся: не ожидал, что пухлый бородач знает такое. - Владька хотел навязать реакционные взгляды...

- Ладно, вижу ты еще не созрел, - перебил Юрий Иванович. - В наше время генетику, о которой догадывался Владька, изучают в школе, а кибернетику уже сейчас, в ваши дни, не считают лженаукой, но... Не о том речь. Как ты бахвалился перед парнями, какую грязь нес о Лидке, рассказать? О Тонечке рассказать?

Юра заерзал, вытянул из карманов руки, отвел глаза; из-под воротника, по шее, заливая лицо, расползалась густая вишневая волна.

- Хорошо, пощажу. Но вот одну пакость я себе, а значит, и тебе, простить не могу. Помнишь, Цыпа со своими шакалами поймал тебя в кинотеатре и приказал не ходить за Лариской? Ты не отворачивайся, не отворачивайся! Юрий Иванович схватил его за подбородок, развернул к себе. - А ты, здоровый, сильный, заюлил, задрожал, наврал зачем-то, что с Лариской дружит Владька, и еще гадостей каких-то насочинял. Помнишь? - стиснул подбородок Юры, тряхнул слегка. - А помнишь, как в душе подленько радовался, когда Цыпа Владьку избил? Ты, народный трибун, обличитель трусости, безнравственности... Мразь! - и, неожиданно для себя, ударил Юрку по щеке.

- Э! Э! Не сметь! - гневно и гортанно раздалось за спиной.

Юрий Иванович оглянулся. Юра вскочил, жалобно улыбнулся.

- Ничего, Саид Хасанович, не беспокойтесь.

- За что вы его ударили? - физрук коршуном налетел на выпрямляющегося Юрия Ивановича, вцепился в руку, заломил ее.

- Не надо, Саид Хасанович, я сам виноват, - Юра втиснулся между ними, попытался плечом оттолкнуть учителя. - Познакомьтесь, Саид Хасанович, это... мой дядя.

- Дядя, не дядя - на имеет значения, - Саид, остывая, разжал пальцы. Бить - не метод.

- Иногда метод. Особенно пощечина мужчине, - деловито возразил Юрий Иванович. - Пусть требует сатисфакции, если я не прав, - потер предплечье. - Ну и хватка у вас. Железная, - покачал восхищенно головой. - Не ожидал... Не ожидал, что вы вступитесь за Юрку, - положил руку на спину вздрогнувшему, съежившемуся Юре, подтолкнул его. - До свидания. Я вас очень уважаю, Саид Хасанович. - Отойдя, оглянулся, сказал весело: - Сбудется ваша мечта: вон там, - показал на торец школы, - построят спортзал. Верьте мне!

Юра, вывернувшись из-под его ладони, прошептал с желчным удовольствием:

- Саид подумает, что вы чокнутый.

Юрий Иванович помолчал, глядя в землю.

- Не исключено. Действительно, нехорошо получилось, - согласился без раскаяния в голосе и переменил тему: - Сейчас заскочишь домой, возьмешь деньги. Они у тебя в "Капитале" Маркса хранятся...

- Откуда вы знаете про "Капитал"? - перебил Юра.

- Ты купил его, когда увидел в магазине Синуса, - начал было спокойно Юрий Иванович и возмутился. - Все время забываешь, что ты - это я! Начинай привыкать... Возьмешь деньги и пойдем в чайную, потому что я зверски хочу есть.

- В чайную не пойду! - решительно заявил Юра. - Там пьют.

- И-э-эх, - протяжно вздохнул Юрий Иванович, - если бы это пугало тебя и в дальнейшем.

4

В почти пустой, с дешевой старомодной роскошью, чайной - плюшевые шторы, копии голландских натюрмортов в бронзированных под золото рамах (тусклое серебро, лимоны, бокалы, дичь) - Юрий Иванович облюбовал дальний столик у окна. Усадил Юру под разлапистую пальму с острыми, жесткими, точно пластмассовыми, листьями.

- На, читай пока. Это все, что осталось от твоего творчества, - вынул из заднего кармана листок сочинения, положил на скатерть. Припечатал ладонью. - Когда дойдешь до строчек, что у нас нет "лишних людей", посмотри внимательно на меня. Но думай о себе.

И отошел к буфету, чтобы Юра мог побыть один. Пока стоял в очереди за двумя мужиками, разглядывал в витрине горки зачерствевших шоколадных конфет, бутерброды с покоробившимся сыром, скользкой на вид красной рыбой, удивлялся богатому набору давно забытых бутылок - "Нежинская рябина", "Спотыкач", "Ерофеич", - нет-нет да и посматривал на Юру. Тот дочитал и глядел в стол, безвольно опустив плечи. Головы не поднимал, и вид у парня был убитый.

Еще бы! Он только что услышал о бывшей - а для себя будущей - жизни Юрия Ивановича: о том, что в этом году не поступит на факультет журналистики и в институт вообще - тут Юра испытал первое потрясение, - так как требования о двухгодичном производственном стаже будут соблюдаться строго, поэтому пойдет на стройку разнорабочим... Но с работы его выгонят за прогулы, и он поступит на завод учеником слесаря. "Не может быть!.." выкрикнул Юра. Оттуда его тоже чуть не попросят, несмотря на то, что он будет активистом, стен-газетчиком, штатным выступальщиком на собраниях. В институт опять не поступит, так как за весь год ни разу не откроет учебников, ведь заниматься-то не привык, в школе все давалось само собой, а в большом городе тем более не до самообучения: девочки, танцы, треп в кафе, узкие брюки - "за которые, кстати, ты в школе чуть ли не из комсомола исключал", - бесцельное шастанье по центральной улице. "Если бы у вас были хоть какие-нибудь газетные публикации, пусть даже в многотиражке", посочувствуют в приемной комиссии, и Юра учтет это в армии: завалит окружную газету заметками, станет чуть ли не собкором по части. "Я и в армию пойду?" - почти взвыл Юра. "Да, и на первом году едва не загремишь в дисбат: дисциплина и труд тебе окажутся не по вкусу и не по силам". Домой он вернется старшим сержантом, поступит, наконец, на журфак, "...где станешь самым ярым демагогом", но чуть не расстанется с университетом, вынужден будет жениться на девушке, которую обманул, а к четвертому курсу с ней разведется. "Девочка она была славная, красивая, - Юрий Иванович вздохнул, - но для тебя - простушка, из деревни. Сейчас редактор районки..."

Бросив ее, Юра расчетливо обольстит дочь главного редактора областной газеты. К тому времени студент Бодров нахватает выговоров, академических задолженностей, тучи над головой сгустятся, и он уйдет на заочный. Тесть устроит зятя к себе, в отдел культуры, но Юра долго не продержится, потому что писать ленился, редактировать - тем более. В итоге вскоре совсем перестанет работать и даже ходить на службу. Тесть рассвирепеет, теща перестанет разговаривать, жена примется плакать. Юра уйдет из газеты на радио, потом на телевидение, потом в киностудию - "Ты, бездарь, надеялся, что сумеешь протолкнуть свои халтурные сценарии", - потом в отдел информации НИИ, потом в другой НИИ, потом - от жены. Познакомится с перезрелой женщиной, которая будет заглядывать ему в рот, станет жить у нее, женится на ней, несмотря на всю мелочность и вздорность новой супруги, что-то напечатает, что-то издаст, постепенно его начнут считать литератором, станут приглашать на какие-то совещания, собрания, заседания. "И ты, дурак, будешь твердо уверен, что стал значительной фигурой в российской изящной словесности. Почувствуешь себя этаким авторитетом, вещать начнешь, поганец, поучать, пальчиком грозить, брови хмурить". Год назад Юрий Иванович оставит и третью жену - "которую, как ни странно, ты любил", - оставит, чтобы "целиком посвятить себя литературе" и написать роман, достойный таланта автора...

- Чего вам? - широколицая нарумяненная буфетчица с сытым равнодушием смотрела на Юрия Ивановича.

Он попросил графин пива и баночку консервированных крабов, пирамиды которых уныло розовели выцветшими этикетками на полках резного буфета.

- Этих, что ли? - удивилась женщина. Пренебрежительно швырнула консервы на прилавок. Накачала ручным насосом пиво из огромное бочки. Юрий Иванович сунул консервы в карман пиджака и вернулся к столу. Около него уже стояла молоденькая официантка в стеклярусном кокошнике, в несвежем переднике и выстукивала карандашиком по блокноту.

- Что будете есть? - она повернула к Юрию Ивановичу сразу ставшее воплощением неумело скрытого любопытства лицо. - Ваш... этот клиент не знает, что заказывать.

- Неопытный еще. Все у него впереди, - Юрий Иванович поставил на стол графин, заметил, как высокомерно и презрительно дрогнули губы Юрия. Попросил: - Принесите нам, милая барышня, мяса. На ваш вкус, четыре порции. И стакан компоту.

- Что-нибудь более существенное пить не будете?

- Я же с ребенком, - Юрий Иванович укоризненно покачал головой.

Девушка глянула на Юру, усмехнулась еле заметно, повела плечиками и с достоинством удалилась от стола.

- Я возьму себе этот листок? - с требовательной интонацией спросил Юра, показал вчетверо сложенную бумажку. - Все-таки пока я написал только это, а не те горы халтуры, которые наворочали вы, - он язвительно улыбнулся.

- Дерзишь? - удивленно поднял брови Юрий Иванович. - Ну-ну, валяй.

Он налил в стакан пива, пригубил смакуя. Увидел, что по лицу Юры легкой судорогой, тенью скользнуло презрение.