Поездка в Россию - Мирослав Крлежа

Пасхальная ночь

Есть изображение Христа благостного. Религиозные люди и церковники видят в Христе своего защитника, рыцаря, который придет и совершит чудо: низвергнет красных Вельзевулов из Кремля прямо в пекло!

Есть, однако, в московских церквах и изображения Христа отчаявшегося, безнадежного, истекающего кровью, потерявшего всякую надежду, с устремленным в пустоту взглядом проигравшегося картежника или самоубийцы. Такой Христос со страдальческим, покрытым копотью лицом в золотом окладе смотрит из своей черной ниши, подобно индийскому гипнотизеру, на детей, проходящих мимо него цепочкой и хихикающих над заплесневелыми привидениями эпохи Ивана Грозного.

Русские дети сегодня ходят в церкви как в музеи, и они разглядывают все эти святыни с ощущением дистанции, с которой мы, будучи детьми, наблюдали божков и прочий уклад бронзового века или центральноафриканской культуры. Хорошо стоять в московской церкви на Страстной неделе, когда священник читает о муках Господних. Пар изо рта певцов курится в полутьме и леденеет в густом облаке. Где-то в глубине молятся нищие, в зеленоватом мерцании лампадки, вздыхая, вполголоса напевает простуженная старуха. Одновременно через этот музей проходит цепочка детей, посмеиваясь над призраками, нарисованными на стене церкви. Божество становится смешным в глазах свободных детей. Агония, мрак!

Тяжкое, болезненное умирание в пасхальную ночь проявляет свой протест горячечными движениями губ. Православие лихорадочно стремится снова выпрямиться во весь рост, захватить в свои руки хоругвь, победить Антихриста и под победным адмиральским стягом начать в сиянии фейерверка плавание к великим и светлым триумфальным победам.

Постепенно и неприметно звон переходил от лирической пасхальной прелюдии к патриархальной, инквизиторской, жестокой и дерзкой канонаде, к пароксизму пальбы по облакам, по городу, по далекой, бесконечной московской равнине, а отдельные панические, истерические колокола вели мелодию к демонстративному грохоту, к выражению протеста. Все звонницы протестовали! И старый Тихон Аматхунтский у Арбатских ворот, и Стефан Архидьякон, и церковь Рождества Пречистой Богородицы, и Великомученицы Екатерины, и Святого Иоанна Предтечи - все они хором протестовали под воинственный перезвон храма Христа Спасителя, который гремел анафему, звал как на пожар, к контрреволюционному бунту! И с каждой волной этого звона, с огромными и беспокойными кругами этого полуночного наваждения разверзались все гробницы Российский империи, раскрывались могилы, вставали все цари, все патриархи и великомученики в полном облачении, с золотыми крестами и паникадилами, и все они призывали кару на головы антихристов, евреев и большевиков, обесчестивших землю русскую.

Да будут прокляты те, кто в эту святую ночь подвязывали язык колокола Ивана Великого в Кремле! - громыхали триста шестьдесят пудов Спасителя, ударяя всеми своими сорока колоколами по головам православных верующих, точно мельничным камнем.

Проклятие тем, кто выкинул Бога из школ! - вторили им вереницы святых из низины на противоположном берегу Москвы-реки.

Превратили наши церкви в музеи и партийные клубы, детей наших воспитывают в безбожии, а православную веру распяли на кресте. Разорили Россию, опозорили матушку Русь православную!

Сорок сороков московских церквей пятнадцатью тысячами колоколов протестующе гремели в ту ночь от имени Господа Бога, от имени Его Величества Российского императора, от имени их превосходительств Колчака, Деникина и Врангеля! Мы протестуем от имени Его Святейшества Русского Патриарха в Сремски Карловци!

Это уже не был благостный воскресный колокольный звон, это переходило в кровавый бешеный лай, в отравленную канонаду железных проклятий, исполненных ненависти...

В МУЗЕЕ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

...Я не сомневаюсь, что материалы, нагроможденные в Музее русской революции, дождутся своего Данте, и он уложит в стихи эпопею кровавых и безумных дней России, длившихся от Стеньки Разина до Ленина, то есть более двухсот пятидесяти лет. От Пугачева до декабристов, от Радищева до Чаадаева, от Герцена и Чернышевского до Деборина, Бухарина и Бронштейна не было русского человека, который в глубине души не чувствовал бы глубокого отвращения к русской действительности. Русские интеллигенты, поколение за поколением последующие по стопам предыдущих, одни следом за другими уходили по далеким ледяным равнинам, и бесконечные зимние ночи на каторге, последние тяжкие вздохи под виселицей, самоубийства от безнадежности, уход в безумие или в терзания эмиграции - от всего этого накопилось огромное количество энергии, которой сегодня, как электричеством, заряжается Россия.

Сумасшедший дом, виселица, предсмертная свеча, зачтение смертных приговоров по ночам, при свете керосиновой лампы, заговоры, составлявшиеся в полутьме, террористические акты, бомбы и револьверы - таковы были символы русской жизни, которая сегодня представлена в качестве исторического материала в стеклянных шкафах дьявольского паноптикума революции.

Тысячи и тысячи неизвестных и безымянных мертвецов стали путеводными звездами движения, проявлявшегося в последние сто лет русской истории непрерывным подземным гулом, - и все это в единственном в мире музее увенчано триумфальным залом похорон Ленина...

Развитие русского марксизма отмечено вереницей бунтов, виселиц и погромов. Этот процесс в течение последних четырех десятилетий, в отличие от европейского, не ограничивался ни интеллектуальной схемой, сопровождавшейся парламентскими и оппортунистическими реверансами, ни политическими программами, но перешел в новое фанатичное мировоззрение. Подчеркнутая этическая интонация (характерная черта русской идеологии) придавала ему черты фанатического мессианизма, экзальтированность выражения гуманных принципов и упорной веры в победу, упорной, как все убеждения, рождающиеся в борьбе, в крови, под виселицей...

Кантовская "вещь в себе" с точки зрения русской революции полностью совпадает с их предпосылками; страдания и муки русского человека она делает исходным пунктом и через индивидуальное сознание отдельно взятого страдальца становится коллективным сознанием революционной коллективистской партии, которая хочет взять политическую власть в интересах страдальцев и мучеников. Эта партия как идейно, теоретически, так и с пулеметом в руках боролась за принцип объективной реальности. Если действительность является объективной реальностью, то классовые противоречия являются механикой, несущей в себе все возможности вознести кровавую русскую действительность в высшую категорию происходящего...

Пройдясь по мраморным залам бывшего Английского клуба на Тверской и глядя на отражения огней в полированных стеклах музейных витрин, приходишь в состояние тихого умиротворенного надгробного молчания, какое обычно царит в храмах и мавзолеях. За музейным стеклом, в запахе окровавленных лохмотьев и потрепанных памфлетов, на старом, молью побитом сукне, среди выцветших фотографий хранятся бальзамированные свидетельства человеческой жертвенности и героизма. В красные суконные драпировки заключены воспоминания о целых поколениях последних реально существовавших романтиков. Благородные профили ушедших людей, их бледные лица, взгляды - все это живет за стеклышками или в стеклянных коробочках тихой, торжественной жизнью. У посетителя захватывает дух. Словно слышится шуршание гигантских крыльев - где-то в пространстве реют идеи. Откуда-то издали, с Кавказа, доносится орлиный клекот. Слава Тебе, Прометеевская вечность!

----------------------------------------------------------------------

[1](C) Н. Вагапова. Перевод, вступление, 2004

[2]"Да здравствует наш король!" (новогреч.).

[3] ФраньоМаркович (1845-1914)-хорватский поэт, теоретик литературы и философ. (Здесь и далее прим. перев.)

[4] Стеньевац- известная в Загребе лечебница для умалишенных.

[5] Гимн Королевства Сербов,Хорватов и Словенцев, с 1929 г. Югославии.

[6] Ксавер Шандор Джалски (1854-1935) - хорватский писатель.

[7] Верхняя Илица - улица в Загребе.

[8]Мартин - анекдотический персонаж хорватской пословицы, который везде побывал, но ничего не запомнил.

[9] Салтыков-Щедрин.

[10] "Новое время" - русская эмигрантская газета, издававшаяся в Белграде.

[11] В городе СремскиКарловци находился штаб Врангеля.

[12]"Я - советский гражданин!" (лат.)

[13] Милош Црнянски (1893-1977) - сербский писатель.

[14] Милан Бегович (1871-1948) - хорватский писатель.

[15] Станислав Винавер (1891-1955) - хорватский писатель, эссеист.

[16] Нина Вавра (1879-1942) - хорватская актриса.

[17]Бранимир Визнер-Ливадич (1871-1949)- хорватский литературный критик, один из идеологов хорватского модерна.

[18] Фран Левстик (1831-1887) - словенский писатель, автор популярной юмористической повести "Мартин Крпан из деревни Врх".