Укус тени - Карин Жибель

— Тсс!.. Молчи, а не то я отрежу тебе язык… Или яйца…

После такого заявления Бенуа, конечно же, не произносит больше ни слова.

Лидия приставляет лезвие к левой ключице и надрезает кожу, ведя нож в сторону грудной кости, пока две кровавые линии не пересекаются.

Бенуа громко стонет. Ему больно. Даже очень больно. Ему кажется, что по его груди чиркает язычок пламени. Он невольно откидывает голову и ударяется затылком о прутья решетки.

— Не переживай, Бен. Я дезинфицировала лезвие… Я не хочу, чтобы ты умер раньше, чем нужно!

«Замечательно! Огромное спасибо!..» — с горечью думает Бенуа.

Его дыхание становится все более и более быстрым. Он все еще пытается подавить в себе страх.

Лезвие ножа теперь ползет к пупку. Инстинкт самосохранения заставляет Бенуа втянуть живот.

— Какой красивый у тебя брюшной пресс! — говорит Лидия, хихикая.

— Прекрати! — не выдержав, молит ее Бенуа.

Лидия уже не режет кожу. Она довольствуется тем, что сует ему под нос нож, чтобы он посмотрел на свою собственную кровь. Уж лучше бы он сейчас потерял сознание…

— А может, мне заняться твоим лицом?.. Вот возьму и изуродую тебя… И ты тогда никого больше не соблазнишь…

Но она все-таки не трогает его лицо и, опустив нож до уровня груди, проводит кровавую линию от одного плеча до другого. Бенуа кричит от боли, дергая ногами.

— Перестань, Лидия, прошу тебя…

Женщина подносит лезвие ножа к своему рту и вытирает его о губы, словно бы пробуя на вкус кровь несчастной жертвы.

— Хочешь попробовать, Бен?

Он поворачивает голову в сторону.

— Ну и дурак. Это ведь очень вкусно…

Она кладет нож на одеяло и заставляет Бенуа посмотреть на нее — посмотреть своей мучительнице прямо в глаза.

— Я займусь твоей симпатичной мордашкой как-нибудь потом…

— Зачем ты это делаешь? — шепчет Бенуа. — За что мне все это?

Его голос дрожит. Очень сильно дрожит.

— Я тебе уже сказала, Бен…

— Нет! Ничего ты мне не говорила!

— Значит, хотела сказать, но забыла. Однако теперь ты и сам обо всем догадаешься. Спокойной ночи, Бенуа. Завтра продолжим.

Бенуа снова слышит звук удаляющихся шагов — каблуки по бетону.

Этот звук отдается долгим эхом. Он звучит у него в ушах даже после того, как Лидия выходит из подвала.

7

— Вы вся сияете, Лидия… Вы сегодня, похоже, прекрасно себя чувствуете!

— Это верно, доктор. Сегодня я чувствую себя очень хорошо…

Нина Вальдек играет своей авторучкой: она очень быстро вращает ее пальцами, умудряясь при этом ни разу ее не выронить.

— Тогда мы могли бы увеличить интервалы между нашими сеансами, да? Могли бы снова встречаться только один раз в неделю, как раньше… Или даже раз в две недели. Как вы считаете?

— Может, вы и правы…

— Ладно, вернемся к этой теме… уже в новом году! О чем бы вам хотелось мне сегодня рассказать?

— О своем сне… Мне приснилось, что я его нашла…

Психиатр, ерзая в кресле, располагается поудобнее. Ее пальцы слегка сдавливают мягкий подлокотник.

— Но это, насколько мне известно, не в первый раз! — напоминает она своей пациентке.

— Да, не в первый. Но на этот раз все было так реалистично! Гораздо реалистичнее, чем обычно…

— A-а… Хотите прилечь на диван?

— Нет.

— Говорите, я вас слушаю, Лидия…

— Этот сон снится мне каждую ночь, начиная с понедельника.

— С понедельника? — переспрашивает психиатр. — А почему вы тогда ничего не сказали о нем в среду?

— Не знаю… Просто не захотела.

— Продолжайте…

— Я его нашла, я знаю, что это — он… И я… и я ему мщу.

— Каким образом?

— Я… я держу его взаперти, он — полностью в моей власти… Я над ним издеваюсь, я его мучаю… Я хочу заставить его сознаться в совершении преступления, а затем попросить у меня прощения… Но я растягиваю удовольствие. Мне хочется, чтобы он мучился долго-долго.

— А как он выглядит?

— Он красивый.

— Красивый?!

— Да, молодой и красивый… Он — уважаемый человек, которого все окружающие считают нормальным… Никто его ни в чем не подозревает. Никто не знает, на что он способен… А я знаю! Я заперла его в уединенном месте, он мучается там от холода и голода… Я терзаю его, пускаю ему кровь…

Лидия сосредоточенно смотрит на литографию, висящую на стене за спиной Вальдек. Ее глаза свирепо поблескивают.

— Я буду мучить его до тех пор, пока он не расскажет мне… не расскажет о преступлении, которое совершил.

— А откуда вы знаете, что это преступление совершил именно он?

— Дело в том, что… кое-кто сообщил мне об этом. Кое-кто выдал его…

— А-а… И кто это?

— Я не знаю. По-моему, я получила письмо… Я уже и сама толком не помню…

— А когда он сознается, вы сдадите его в полицию?

— Нет! Вы что, шутите?! Он ведь полицейский!..

— В самом деле? Он полицейский?

— Да… И что толку сдавать его в полицию? В нашей стране все равно нет никакого правосудия!.. Как только он признается и станет ненужным, я убью его. Я заморю его голодом… Я буду смотреть, как он подыхает… Даже если он будет ползать передо мной на коленях и умолять о прощении, его это не спасет. Он должен поплатиться за то, что совершил…

— От подобных снов вам становится легче, Лидия?

— Да, мне от них становится хорошо. Даже очень хорошо…

— А вас не мучают угрызения совести? Я имею в виду, в вашем сне…

Лидия слегка вытягивает ноги вперед. Она чувствует себя раскованно.

— Нет, не мучают. Он ведь получает по заслугам, разве не так, доктор?

— Хм…

— Он, конечно, пока что отнекивается… Говорит, что не понимает, за что я его мучаю, делает вид, что ни в чем не виноват… Но я-то все знаю. Я знаю, что это был он… Я знаю… знаю…

— Раньше в ваших кошмарных снах он выглядел совсем по-другому… Вы говорили мне, что он уродливый… Омерзительный.

— Да, так оно и было. Но теперь все изменилось…

— Как вы думаете, почему?

— Наверное, я сама придумала, что тот, кто способен на такое жуткое преступление, должен иметь уродливое лицо. Однако это ведь совсем не обязательно… В действительности он очень симпатичный. Шатен, со светлыми глазами, довольно высокий… У него приятный голос…

— А вы случайно не влюбились в него, Лидия?

Лицо пациентки расплывается в широкой улыбке, и она смотрит своим невероятно пристальным взглядом прямо в глаза психиатра.

— Вы описываете его таким образом, что мне невольно пришла в голову эта мысль! — поспешно добавляет психиатр.

Улыбка Лидии становится еще шире. Вальдек опускает глаза и пишет несколько слов на своем — до сего момента все еще чистом — листке бумаги.

— Я никогда не влюбляюсь, доктор… Разве вы этого не знаете?

— Так утверждаете вы. А я, признаться, не уверена. Надеюсь, что когда-нибудь услышу от вас прямо противоположное заявление!

— Вы считаете, что я могу влюбиться в человека, который… который сломал мне жизнь?

Ладони Лидии резко сжимают лежащую у нее на коленях сумочку. Ее пальцы впиваются в эту сумочку, как в перезрелый фрукт.

— Это всего лишь сон, Лидия… Хотя, конечно, он может иметь глубокий смысл…

— Да, это не более чем сон, доктор. К сожалению…

В кабинете воцаряется тишина.

— Да, он действительно мне нравится, — неожиданно признается Лидия. — Я имею в виду, что он мне нравится физически… Мне даже снилось, что я с ним переспала…

— Это было приятно?

— Да. Во всяком случае, лучше, чем с другими мужчинами…

— То есть?

— Лучше, чем в реальной жизни… Я заставила его переспать со мной… в том положении, в котором он…

Лидия останавливается на полуслове и некоторое время сидит молча. Психиатр ждет, играя своей авторучкой.

— В конце концов он во всем признается. Я буду мучить его, и он обо всем расскажет мне…

Вальдек хмурит брови.

— В моем сне, — поспешно добавляет Лидия. — Я уверена, что следующей ночью он опять приснится мне и на этот раз признается в своем преступлении. Он расскажет о нем очень подробно.

— Вам от этого станет легче?

— Да.

— И тогда вы снова заставите его переспать с вами и это будет для вас приятно, да? — снова задает вопрос психиатр.

— Да. Особенно в самом конце.

— В самом конце? Что вы имеете в виду?

— Ну, когда я отрежу ему его мужской орган, — холодно поясняет Лидия.

Он настолько ослаб, что ему кажется, что его сердце уже не выдерживает.

Скоро оно просто перестанет биться — только и всего. Сразу, без всякого предупреждения.

Но тогда он по крайней мере перестанет мучиться.

Бенуа уже не чувствует своих рук: они очень сильно затекли.

А вот что он очень хорошо чувствует — так это боль в порезах на своем теле.