Учитель фехтования - Артуро Перес-Риверте

– Это не совсем женская черта.

– Вы бы удивились, узнав, как много женских черт у меня отсутствует.

В дверь постучали, и на лице доньи Аделы мелькнула досада.

– Это, должно быть, Лусия. Я просила ее зайти за мной через час.

Дон Хайме извинился и пошел открывать. Действительно, это была служанка. Когда он вернулся в зал, Адела де Отеро уже скрылась в гардеробной. И опять дверь осталась приотворенной.

Маэстро повесил рапиры на стену и подобрал с пола маски. Когда Адела де Отеро вышла из раздевалки, на ней было прежнее муслиновое платье. Она расчесывала волосы, держа перламутровую заколку в зубах. Волосы у нее были ухоженные, черные, длинные, спадающие намного ниже плеч.

– Когда же вы покажете мне ваш знаменитый укол?

Волей-неволей дону Хайме пришлось признаться: эта женщина была достойна овладеть секретом укола за двести эскудо.

– Послезавтра в это же время, – сказал он. – В мои задачи входит обучение технике самого укола, а также и способам его отразить. Учитывая ваш опыт, думаю, через два или три занятия вы овладеете им в совершенстве.

Она была явно польщена.

– Мне будет очень приятно посещать ваши занятия, дон Хайме, – произнесла она просто, словно внезапно почувствовала к нему доверие. – Это наслаждение – сражаться с таким... восхитительным знатоком классики. Сразу видно, что вы принадлежите к старинной французской школе: прямая осанка, вытянутая нога, атака только в самом крайнем случае... Фехтовальщиков, подобных вам, осталось мало.

– К сожалению, сеньора. К величайшему сожалению.

– И еще я заметила, – добавила она, помолчав, – что вы очень необычный фехтовальщик.. У вас есть то, что знатоки называют... кажется, sentiment du fer 26. Я правильно произнесла? Этим редким качеством владеют лишь особенно одаренные фехтовальщики.

Дон Хайме рассеянно кивнул, давая понять, что ему это безразлично; но в глубине души он был тронут проницательностью доньи Аделы.

– Это всего лишь результат большого труда, – ответил он. – Подобное свойство – нечто вроде шестого чувства; оно словно продлевает чувствительность пальцев, держащих рапиру, до самого острия... Это особый инстинкт, который предупреждает о намерениях противника и иногда всего за долю секунды позволяет предотвратить его укол.

– Я бы тоже хотела этому научиться, – сказала она.

– Невозможно, сеньора. Это приходит с опытом. Здесь нет никакого секрета; ничего, что можно было бы приобрести за деньги. Чтобы развить в себе это умение, нужна целая жизнь. Такая, какую прожил я.

Казалось, она что-то вспомнила.

– Кстати, об оплате, – произнесла она, – я хотела бы знать, что вас больше устраивает: наличные или чек, который у вас примут в любом банке? В Итальянском банке, например. Я хотела бы продолжать заниматься с вами в течение еще некоторого времени после того, как я освою технику укола.

Дон Хайме вежливо запротестовал: для него было бы честью предложить свои услуги даме, в деньгах он не нуждался, посему разговор о них был просто неуместен.

Посмотрев на него холодно, она напомнила ему, что собирается воспользоваться его профессиональными услугами и его занятия с ней должны строиться на тех же условиях, как со всеми другими учениками. Затем, считая разговор завершенным, она ловким и быстрым жестом собрала волосы на затылке и скрепила их заколкой.

Дон Хайме надел куртку и проводил свою новую ученицу в кабинет. Служанка ждала на лестнице, но Ад ела де Отеро, казалось, не торопилась. Она попросила стакан воды, затем довольно долго с откровенным любопытством изучала корешки книг, стоявших на полках.

– Я отдал бы мою лучшую рапиру за то, чтобы узнать, кто обучал вас фехтованию, сеньора де Отеро.

– И что же это за рапира? – спросила она, не оборачиваясь; стоя возле полки, она бережно провела пальцем по корешку «Мемуаров Талейрана».

– Миланский клинок работы самого д'Аркади. Она прикусила губу, словно прикидывая, выгодна ли ей предложенная сделка.

– Заманчивое предложение, но я не могу его принять. Если женщина хочет быть привлекательной, она должна окружать себя тайной. Скажу лишь одно: это был превосходный учитель.

– Я уже имел честь убедиться в этом. А вы оказались способной ученицей.

– Благодарю.

– Это чистая правда. Если вы позволите мне высказать кое-какие догадки, осмелюсь предположить, что ваш учитель – итальянец. Некоторые ваши действия типичны для этой достойнейшей школы.

Адела де Отеро прижала палец к губам.

– Поговорим об этом в другой раз, маэстро, – произнесла она вполголоса тоном заговорщика. Она осмотрелась и кивнула на диван. – Я могу сесть?

– Прошу вас.

Она опустилась на вытертую, табачного цвета, кожу софы, и ее юбки мягко зашелестели. Дон Хайме стоял перед ней, чувствуя некоторую неловкость.

– А где вы, маэстро, обучались фехтованию? Дон Хайме посмотрел на нее удивленно.

– Ваша наивность очаровательна, сеньора: вы отказываетесь рассказать мне о вашей юности, а в следующий миг задаете мне тот же самый вопрос... Разве это справедливо?

Она мягко улыбнулась.

– По отношению к мужчинам все справедливо, дон Хайме.

– Звучит жестоко, сеньора!

– И искренне.

Дон Хайме посмотрел на нее задумчиво.

– Донья Адела, – произнес он неожиданно серьезно, с такой обезоруживающей простотой, что его слова прозвучали без малейшего оттенка светскости. – Я отдал бы все на свете, чтобы иметь возможность собственной рукой написать вызов и отправить секундантов к тому человеку, который вложил в ваши уста столь горькие слова.

Она взглянула на него сперва растерянно, потом, когда поняла, что ее собеседник не шутит, – удивленно и благодарно. Она хотела что-то сказать, но замерла с приоткрытым ртом, словно услышанные только что слова доставили ей невыразимое наслаждение.

– Это, – произнесла она, – самый изысканный комплимент, какой мне когда-либо доводилось слышать.

Дон Хайме облокотился о спинку кресла. Он был слегка обескуражен и хмурился. Ему вовсе не хотелось заигрывать с ней, он просто выразил вслух свое чувство. А что, если он выглядит в ее глазах смешно? В его-то годы!

Она почувствовала его замешательство и, желая исправить положение, как ни в чем не бывало вернулась к исходной теме разговора.

– Вы собирались рассказать мне, дон Хайме, когда вы начали заниматься фехтованием.

Маэстро благодарно улыбнулся.

– Когда служил в армии, – ответил он с готовностью.

Она посмотрела на него с интересом.

– Вы были военным?

– Совсем недолго.

– Наверное, форма вам очень шла. У вас и сейчас превосходная фигура.

– Сеньора, прошу вас, не надо тешить мое тщеславие. Мы, старики, очень чувствительны, и такие вещи, особенно когда их произносит хорошенькая молодая женщина, чей муж, без сомнения...

Он умолк, внимательно наблюдая за ее реакцией: она вот-вот должна была проговориться. Но Адела де Отеро спокойно смотрела на него, ожидая, чем закончится фраза. В следующий миг она достала из сумки веер, но так и не раскрыла его. Когда же она заговорила, взгляд ее снова стал холодным.

– Значит, вы считаете меня хорошенькой женщиной?

Дон Хайме смутился.

– Разумеется, – проговорил он со всей искренностью, на какую был способен.

– Такой вы собираетесь описать меня вашим друзьям в казино?

– Видите ли, сеньора де Отеро... Вероятно, мой долг сообщить вам, что я не хожу в казино и у меня нет друзей. Однако даже в том предполагаемом случае, если бы оба эти обстоятельства имели место в моей жизни, я никогда бы не опустился до того, чтобы упоминать имя дамы.

Она задумчиво посмотрела на него, как будто размышляя, насколько искренни его слова.

– Так или иначе, – добавил дон Хайме, – всего мгновение назад вы изволили назвать мою фигуру превосходной и тем не менее не обидели меня. И я не спросил вас, употребите ли вы это слово, рассказывая обо мне вашим подругам за чаем.

Адела де Отеро весело рассмеялась, и дону Хайме не оставалось ничего другого, как последовать ее примеру. Веер соскользнул на ковер, и маэстро поспешно поднял его и протянул ей, все еще стоя на одном колене; в этот миг их лица сблизились почти вплотную.

– У меня нет подруг, и я не пью чай, – ответила она, и дон Хайме, замирая от восторга, заглянул в глаза фиалкового цвета, которые он никогда раньше не видел так близко. – А у вас были когда-нибудь друзья, я хочу сказать, настоящие друзья, люди, которым вы могли бы доверить вашу жизнь?..

Он неторопливо поднялся. Чтобы ответить на этот вопрос, ему не требовалось напрягать память.

– Это была не совсем дружба... Я имел честь провести несколько лет в обществе маэстро Лусьена де Монтеспана. Он обучил меня всему, что я знаю.

Адела де Отеро шепотом повторила это имя; было очевидно, что она слышит его впервые. Дон Хайме улыбнулся.