ГИТЛЕР, Inc.Как Британия и США создавали Третий рейх - Гвидо Препарата

И вот наконец настал момент нанести последний, мастер­ский штрих плана Парвуса: в апреле 1917 года, по соглашению с германским правительством, он обеспечивает проезд Ленина в запломбированном вагоне через Германию из Швейцарии в Финляндию, а оттуда в Петербург.

Едва успев сойти с поезда, Ленин провозгласил «Апрельские тезисы» (программу большевиков): мир без аннексий; никакой парламентской республики; республика Советов; конфискация всех частных земельных владений и организация «образцовых ферм»; учреждение единого и единственного государственного банка, подконтрольного Советам.

Ленин вернулся с немецкой помощью и на немецкие день­ги — то есть совершил акт государственной измены. Вернулся в Россию и меньшевик Плеханов — этот под охраной британ­ских миноносцев (76). Троцкий, имевший на руках американский паспорт, был схвачен на борту норвежского морского лайнера и задержан в Галифаксе канадскими военно-морскими властями

по вполне оправданному подозрению в измене и подрывной деятельности (то есть в участии в заговоре против нового Времен­ного правительства России, воюющего члена Антанты). Неожиданно, по приказу из Лондона, Троцкого освобождают и в мае

позволяют присоединиться к его товарищам в российской сто­лице (77).

Можно допустить, что это была самая деликатная часть ис­полнения британского плана великой осады и удушения Герма­нии. С 1914 года царский режим оказался ненадежным и слиш­ком слабым партнером для того, чтобы выполнять британские директивы. Перед лицом страшной (для Британии) перспекти­вы сепаратного мира России с Германией царь был успешно уст­ранен со сцены. Таковы были движущие силы Февральской рево­люции. Устранив царя, Британия разработала три возможных сценария развития событий и соответственно своих действий:

1. Продолжение февральского сценария. Согласно его перво­начальной архитектуре, план предусматривал создание либе­рального кабинета, поддержанного Советом (своего рода парламентом) и связанного формальным подчинением цар­ствующему дом); Февральский эксперимент был задуман для введения в России такого же института власти, как в Брита­нии,—то есть конституционной монархии. Очевидно, что та­кая искусственная трансплантация была нереалистичной, но сам ход, предусматривавший привоз в Россию таких наст­роенных продолжать войну марксистов, как Плеханов и дру­гие меньшевики, которые могли узаконить в Совете и при­дать в его глазах легитимность военным усилиям кабинета и сохранение царствующего идола в фигуре Романова, не был лишен блеска и привлекательности. Действительно, союзные державы, начиная с Соединенных Штатов, уже 9 марта быстро укрепили авторитет Временного правитель­ства его официальным дипломатическим признанием. Те­перь оставалось посмотреть, сможет ли Временное прави­тельство, даже лишенное имперских галунов из-за отказа великого князя Михаила взойти на трон, консолидировать народ и заставить его продолжать войну.

2. Если же Временное правительство потерпит неудачу, то мож­но будет разыграть большевистскую карту, за которую Брита­ния могла равным образом благодарить как Парвуса, так и алчность и самовлюбленность германских правителей; воз­никла возможность наблюдать попытку социального экс­перимента на неизведанной почве, ибо никто, несмотря на обнародование «Апрельских тезисов», не мог точно предви­деть, какой режим в реальности установят Ленин и его сорат­ники, если придут к власти.

Этот второй вариант развития событий таил в себе большую степень риска, так как большевики клялись вывести Россию из войны. Однако преимуществом захвата ими власти была врож­денная ненависть к немецкому династическому духу — насквозь капиталистическому и империалистическому.

Полковник Хауз, личный советник президента США Вильсо­на, всегда из прагматических соображений поддерживавший большевизм, в конце 1917 года весьма рационально обосновал необходимость тайной поддержки Западом этого во всех отношениях отвратительного (для западного либерализма) большевистского коммунизма:

Очень часто упускают из вида тот факт, что русская револю­ция, вдохновляемая якобы ненавистью к автократии, несет с собой... серьезную угрозу для немецкого господства: [на­пример], антикапиталистическая направленность револю­ции с равной — а скорее с большей — силой коснется именно германского капитализма... (78)

Несмотря на то что ленинцы собирались заключить мир с 1ер-манией для того, чтобы получить с фронта массу крестьян и ра­бочих — так, во всяком случае, рассуждали британцы,— имперская Германия и большевистская Россия едва ли сольются в тесном союзе. «Договор ничего не значит,— скажет своим со­ратникам Ленин после заключения мира с немцами в марте 1918 года,— гак как не может быть никакого права и справедли­вости в отношениях с классовым врагом» (79).

В ближайшие годы можно было надеяться путем финансо­вых манипуляций — особенно в плане военной помощи и дипломатическими маневрами натравить огромное коммунистическое государство на германский рейх; этот путь был чреват смертельной опасностью, но риск был в целом оправ­данным.

3. Можно было также ожидать, что в случае падения Временно­го правительства коалиция белых — монархисты и контрре­волюционные генералы — развяжут в стране гражданскую войну и усмирят страну. Облегченное духовным и классовым родством сближение одинаково настроенных белых генера­лов и генералов рейхсвера со временем должно было вы­литься в тесный союз.

Из трех возможных вариантов последний был для Британии на­именее желательным. Если бы он осуществился на деле, то у морских держав не оставалось бы иного выхода, кроме попыт­ки подкупить белых, удержав их от сближения с немцами, а это было чревато гораздо большим риском, чем приход к власти большевиков.

В течение восьми месяцев своего существования Временное правительство издало множество законов, но успехов добилось весьма скромных. Роль первого министра взял на себя Керен­ский — популист, в прошлом адвокат. Став во главе кабинета, он ринулся на фронт воодушевлять дрогнувшую духом армию. В июне русская армия, словно очнувшись от спячки, совершила последнее наступление на австрийские войска, которые немед­ленно получили подкрепление в виде нескольких немецких ди­визий. При виде немецкой серой формы русские обратились в бегство. В июле большевики подняли путч. Временное прави­тельство отреагировало на него весьма жестко. Ленину при­шлось бежать в Финляндию (имеется в виду шалаш в Разливе.— Примеч. ред.), а Троцкий и другие коммунистические главари оказались за решеткой. Осведомленный о махинациях Парвуса, Керенский собирался привлечь ленинскую клику к суду по обви­нению в государственной измене и заговоре как «немецких агентов», но поскольку во многих местах России зашевелились белые контрреволюционеры (оставшиеся верными царю мо­нархисты), он удержался от преследования большевиков и вы­пустил их из тюрем. Логика отчаяния заставила Керенского во­образить, что он сможет использовать красных агитаторов как союзников в борьбе с монархической контрреволюцией.

Между тем морские державы решили, что настало время сме­нить программу действий и перейти ко второму (большевист­скому) варианту Германия и «силы, стоявшие за Гельфандом», платили им на Западе, и есть убедительные доказательства того, что Уолл-стрит им платил на Востоке: скрываясь за гуманитарным фасадом «Военного Совета Красного Креста», американские капиталисты переводили значительные суммы на поддержку русской револю­ции. Организация Дж. П. Моргана и круги, связанные с Федеральным резервным комитетом Ныо-Йорка, представляли Со­вет, плативший Керенскому после мая 1917 года, а потом, если верить статье в газете «Вашингтон пост» (2 февраля 1918 года), начали платить большевикам (80). В сентябре 1917 года британ­ский посол в России Бьюкенен доложил своему правительству, что одни только большевики «выступают с отчетливо опреде­ленной политической программой и представляют собой ком­пактное и хорошо организованное меньшинство... Если у прави­тельства не хватит сил подавить большевиков и оно лишится поддержки в Советах, то единственной альтернативой станет большевистское правительство» (81).

Месяцем позже большевики — маргинальное движение, не пользовавшееся никакой народной поддержкой и составляв­шие «какую-то треть социалистических партий» (82), — без еди­ного выстрела захватили власть.

В тот день, когда произошла революция, по Невскому про­спекту, как обычно, гуляли хорошо одетые люди и, смеясь, говорили, что власть большевиков не продержится и трех дней. Богатые люди, проезжая в экипажах, бранили солдат, а те, «вяло оправдываясь, смущенно улыбались в ответ» (83).

Впереди были пять лет опустошительной гражданской войны.

В марте 1918 года большевистская Россия подписала в Бре­сте тяжелый и унизительный мир с германскими генералами. Уступая жадности немцев, Россия пожертвовала Украиной и Прибалтикой, а также согласилась выплачивать репарации золотом. На Восточном фронте наступило затишье, и дивизии рейха можно было теперь без помех перебрасывать обратно во Францию... но морские державы не дремали.