Ксеноцид - Орсон Скотт Кард

– Мы несколько отклонились от гангийского индуизма, – покачала головой Валентина. – И каков должен быть мой ответ? То, о чем ты рассуждаешь, – анимизм в чистом виде. Самый примитивный вид религии. Все есть жизнь. Камни и океаны, горы…

– Нет, – возразил Миро. – Жизнь – это жизнь.

– Жизнь – это жизнь, – вслед за ним повторила компьютерная программа. – Жизнь – это когда крохотный филот имеет силу воли, чтобы связать в одно целое молекулы клетки, сплетая их лучи вместе. Филот, обладающий большой силой, может объединить множество клеток в целый организм. Наиболее мощные филоты в своей основе разумны. Мы вольны размещать наши филотические связи где пожелаем. Филотическая основа разумной жизни более ярко выражена в других известных нам разумных расах. Когда пеквениньо умирает и переходит в третью жизнь, именно заряженный волей филот сохраняет его личность и переносит ее из тела млекопитающего в живое дерево.

– Реинкарнация, – отозвался Джакт. – Филот – душа.

– Во всяком случае, так происходит со свинксами, – подвел итог Миро.

– И с той же Королевой Улья, – добавило изображение. – Не надо забывать, что природу филотических связей мы открыли только тогда, когда увидели, что жукеры умеют общаться друг с другом на скорости, превосходящей скорость света. Только от них мы узнали, что такое вообще возможно. Отдельные жукеры являются придатками Королевы Улья; они ее руки, ее ноги, а она их мозг, один громадный организм с тысячами или даже миллионами тел. И единственная связь между ними – это сплетение их филотических лучей.

Миро нарисовал картину Вселенной, о возможности существования которой Валентина никогда раньше не задумывалась. Разумеется, как историк и биограф она обычно мыслила о вещах применительно к людям и обществу. Не то чтобы она была совсем невежественна в области физики, но и не знала ее хорошо. Возможно, физик сразу бы определил слабые точки этого предположения. Но в то же время каждый физик настолько замкнут в идее своих физических представлений о мире, что ему куда труднее воспринять теорию, которая переворачивала бы все, что он знал, с ног на голову. Даже если бы эта теория оказалась справедливой.

И Валентине настолько пришлась по нраву такая картина мира, что даже захотелось видеть ее воплощенной. Триллионы и триллионы влюбленных шептали бы друг другу: «Мы одно целое». Вдруг кое-кто из них и в самом деле оказался бы прав? Миллиарды семей сжились настолько крепко, что стали как бы одним человеком. Разве не здорово было бы, если бы в основе действительности лежала теория, подтверждающая их чувства?

Джакт, однако, не проникся подобной романтикой.

– Я-то думал, мы должны держать в секрете существование Королевы Улья, – пробормотал он. – Мне казалось, эта тайна принадлежит Эндеру.

– Все в порядке, – ответила Валентина. – Все присутствующие в курсе.

Джакт кинул на нее нетерпеливый взгляд:

– Я считал, мы летим на Лузитанию, чтобы присоединиться к борьбе против Межзвездного Конгресса. При чем тут филоты?

– Может быть, ни при чем, – задумчиво проговорила Валентина. – А может, очень даже при чем.

Джакт на мгновение закрыл лицо ладонями, а когда убрал их, на его лице играла улыбка, в которой не было ни капли веселья.

– Я ни разу не слышал от тебя таких загадочных фраз с того самого дня, как твой брат покинул Трондхейм.

Его слова укололи ее, отчасти потому, что она поняла, что скрывается за ними. После стольких лет, прожитых вместе, неужели Джакт до сих пор ревнует ее к Эндеру?

– Когда он улетел, – промолвила Валентина, – я осталась.

На самом деле она хотела сказать: «Я успешно прошла испытание. Неужели ты и сейчас сомневаешься во мне?»

Джакт смутился. Одной из лучших его черт было то, что, поняв свою неправоту, он сразу признавал ошибку.

– А когда улетала ты, – сказал Джакт, – я полетел с тобой.

Что значило: «Я с тобой, я больше не ревную тебя к Эндеру, извини, что обидел тебя». Чуть погодя, когда они останутся наедине, они снова скажут друг другу то же самое, только в открытую. Ни к чему хорошему не приведет, если с собой на Лузитанию они привезут подозрение и ревность.

Миро, естественно, не заметил, что между Джактом и Валентиной вновь воцарился мир. Он только почувствовал некую натянутость в отношениях между ними и подумал, что причиной послужил он.

– Это я виноват, – начал было Миро. – Я не хотел…

– Все нормально, – перебил Джакт. – Я отвлекся.

– Неужели? – улыбнулась Валентина мужу.

Джакт улыбнулся в ответ. Миро успокоился.

– Продолжай, – обратилась к нему Валентина.

– Примите все вышесказанное как данность, – сказал Миро.

Здесь Валентина не сдержалась – она громко расхохоталась. Отчасти она смеялась потому, что эта отдающая мистицизмом гангийская теория «филот есть душа» оказалась чересчур большим куском, чтобы заглотить целиком. Отчасти смех ее был вызван желанием сгладить последствия их с Джактом размолвки.

– Извини меня, – наконец произнесла она. – Ничего себе «данность»! И если это всего лишь преамбула, я жду не дождусь, когда же наступит развязка.

Миро, поняв истинные причины ее смеха, тоже улыбнулся ей.

– У меня было достаточно времени, чтобы все хорошенько обдумать, – сказал он. – И я представил на ваш суд свои выводы: свое определение жизни и идею, что все во Вселенной зависит от проявления человеческой воли. Но есть кое-что еще, чем мы хотели бы с вами поделиться. – Он повернулся к Джакту. – И это кое-что непосредственно связано с флотом на Лузитанию.

Джакт добродушно усмехнулся и кивнул:

– Приятно, когда тебе время от времени подбрасывают хорошую косточку.

Валентина улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой:

– Что ж, тебя ждет еще немало добрых костей.

Джакт расхохотался.

– Давай дальше, Миро, – обратилась к юноше Валентина.

Ответил ей Миро-компьютер:

– Если все существующее действительно находится в непосредственной зависимости от поведения филотов, тогда, очевидно, большинство филотов разумно лишь в пределах мезона или нейтрона. Лишь немногие из них обладают достаточной силой воли, чтобы начать жить, то есть освоить организм. И только единицы способны управлять – нет, быть – разумным организмом. Но все же наиболее сложное и разумное создание, Королева Улья к примеру, по сути своей всего лишь филот, как и все остальное. Она обретает личность и оживает в результате той особой роли, которую филот вдруг на себя принял, но при всем при этом она остается прежним филотом.

– Моя личность – моя воля – субатомная частица? – переспросила Валентина. Джакт, улыбаясь, кивнул.

– Забавная мысль, – заметил он. – Я и мой ботинок – близнецы-братья.

Миро устало усмехнулся. Но изображение Миро на экране компьютера ответило:

– Если атом водорода и звезда – брат и сестра, тогда да, между вами и филотами, которые создают такие неодушевленные предметы, как ваш ботинок, существуют определенные родственные связи.

Валентина заметила, что на этот раз Миро ничего не шептал перед тем, как ответила его компьютерная версия. Но как компьютер смог мгновенно выдать аналогию насчет звезд и атомов водорода, если Миро не заложил ответ на вопрос заранее? Валентина никогда не слышала о такой программе, которая была бы способна сама по себе вести разумный диалог на отвлеченные темы.

– И может быть, во Вселенной существуют и другие родственные связи, о которых до настоящего момента вы даже не слышали, – продолжал Миро-компьютер. – Может статься, существует такой вид жизни, с которым вы никогда раньше не сталкивались.

Валентина, наблюдая за Миро, заметила, что он забеспокоился. Словно чем-то был встревожен. Как будто ему не совсем нравилось, как начало вести себя компьютерное изображение.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Джакт.

– Во Вселенной существует один физический феномен, известный всем, который так и не объяснен, однако каждый воспринимает его как должное, и никто еще ни разу не задумался, почему и каким образом это действует. Я имею в виду, что ни одна из линий ансибля за все время существования прибора ни разу не прервалась.

– Ерунда, – ответил Джакт. – В прошлом году один из ансиблей на Трондхейме вышел из строя на целых шесть месяцев. Такое происходит нечасто, но все же случается.

Снова губы и нижняя челюсть Миро остались неподвижными, тогда как изображение ответило немедленно. Совершенно очевидно, теперь он уже не контролировал компьютер.

– Я не говорил, что ансибли никогда не ломаются. Я сказал, что линия – филотическая связь между частями расщепленного мезона – никогда не прерывалась. Механическая начинка ансибля может выходить из строя, компьютеры могут ломаться, но ни разу частица мезона, помещенная внутрь ансибля, не попробовала связать свой филотический луч с другим мезоном или же с находящейся рядом планетой.