Багровые реки - Жан-Кристоф Гранже

— В склепе захоронен мальчик с весьма оригинальным именем — Жюд Итэро. Он умер в восемьдесят втором году в возрасте десяти лет. Может, вы об этом слышали?

— Нет. Продолжай.

— Ну так вот: украденные классные журналы тоже относятся к восемьдесят первому и восемьдесят второму годам. И я подумал: вдруг малыш Жюд учился в этой школе в те годы и…

— У тебя есть доказательства этой гипотезы?

— Нет.

— Ты проверял другие школы?

— Нет еще.

Крозье продул трубку — ну прямо вылитый комиссар Попей! Карим подошел ближе и заговорил как можно вкрадчивее:

— Разрешите мне заняться этим делом, комиссар. Я нюхом чую: это очень странная история. Тут существует некая связь. Может, это все и ерунда, но я почему-то уверен, что работали настоящие «профи». Они что-то искали. Нужно прежде всего связаться с родителями мальчика, а затем как следует пошарить в склепе. Я… Вы что, не согласны?

Опустив глаза, Крозье усердно набивал табаком жерло трубки. Наконец он пробормотал:

— Это дело рук скинов[13].

— Кого?

Крозье поднял глаза.

— Я говорю, кладбище — это дело рук бритоголовых.

— Каких бритоголовых?

Крозье громко рассмеялся.

— Вот видишь, тебе еще многое предстоит узнать в наших краях. Эти типы — их десятка три — живут в заброшенном ангаре возле Кейлюса. Там раньше был склад минеральных вод. Это километрах в двадцати отсюда.

Карим задумался, не сводя глаз с Крозье. Волосы комиссара ярко блестели на солнце, точно смазанные маслом.

— Мне кажется, вы заблуждаетесь.

— Селье говорил мне, что могила еврейская.

— Да ничего подобного! Я просто сказал ему, что Жюд — имя еврейского происхождения. Но это ровно ничего не означает. На склепе нет никакой иудейской символики, и вообще, евреи предпочитают хоронить покойников среди своих. Комиссар, этот мальчик умер в возрасте десяти лет. В таких случаях на еврейских могилах всегда имеется символ, гравировка, в общем, нечто, объясняющее эту преждевременную кончину. Ну, вроде обрушенной колонны или надломленного деревца. Но это захоронение явно христианское.

— Ишь ты, какой ученый! И откуда ты все знаешь?

— Читал.

Но Крозье упрямо повторил:

— Там орудовали бритоголовые.

— Но это абсурд! Совершенно не типично для расистов. Даже обыкновенным вандализмом не пахнет. Воры явно что-то искали…

— Карим! — прервал его Крозье дружеским тоном, в котором, однако, слышалось легкое раздражение. — Я всегда прислушивался к твоим мнениям и советам. Но здесь командую я. Так вот, поверь старому сыскному псу и займись бритоголовыми. Наведайся к ним, и, я думаю, тебе это кое-что даст.

Карим выпрямился и сглотнул слюну.

— Один?

— Уж не хочешь ли ты сказать, что боишься кучки бритых сопляков?

Карим не ответил. Крозье обожал устраивать своим подчиненным такие испытания. Конечно, с его стороны это была подлость, но вместе с тем и знак уважения. Молодой араб вцепился в край стола. Ладно, если Крозье угодно поиграть, то и он доведет эту игру до конца.

— Комиссар, я предлагаю вам сделку.

— Ишь ты!

— Я съезжу к бритоголовым. Один. Потрясу их как следует и представлю вам рапорт сегодня же, до тринадцати часов. Но за это вы добудете мне разрешение обыскать склеп на законных основаниях. И еще я хочу потолковать с родителями малыша. Тоже сегодня.

— А если это все-таки скины?

— Это не скины.

Крозье раскурил трубку. Табак затрещал, как целый сноп люцерны.

— Ладно, идет, — сказал он со вздохом.

— Значит, после Кейлюса я займусь расследованием?

— Только если успеешь доложиться мне к тринадцати часам. Но все равно, парни из республиканской полиции очень скоро сядут нам на хвост.

Молодой сыщик направился к двери. Он уже взялся за ручку, когда комиссар добавил:

— Я уверен, бритоголовые будут в восторге от твоего стиля работы.

Карим захлопнул за собой дверь под жирный смех старого жандарма.

10

Настоящий сыщик обязан знать своего врага вдоль и поперек. Знать все его сильные и слабые стороны, все его личины. Карим знал скинов как самого себя. Еще во времена Нантера он часто сталкивался с ними в беспощадных уличных разборках. А во время учебы в полицейской школе написал о них подробный доклад. И теперь, мчась на полной скорости в Кейлюс, он мысленно перебирал свои воспоминания. Не вредно было заранее прикинуть шансы на удачу в разговоре с этими подонками.

Главное — определить, с какой из двух группировок ему придется иметь дело. Не все скины были крайне правыми — кроме них имелись еще «красные скины», примыкавшие к левым экстремистам. Молодые люди разных национальностей, тренированные, накачанные, приверженные своему особому кодексу чести, они были так же опасны, как неонацисты, — если не более. Но с этими Кариму еще удалось бы как-то справиться. Он бегло припомнил атрибуты каждой группировки. «Фаты»[14]носили свои «бомберы» — куртки английских военных летчиков — лицевой стороной, блестящей и зеленой. «Красные», напротив, выворачивали их наизнанку, фосфоресцирующей оранжевой подкладкой наружу. «Фаты» шнуровали бутсы белыми или красными шнурками, «левые» — желтыми.

Около одиннадцати утра Карим остановился возле заброшенного ангара с вывеской «Воды долины». Высокие стены из волнистого пластика сливались с голубизной неба. У дверей стояла черная «DS». Несколько секунд на подготовку, и Карим выскочил из машины. Эти ублюдки наверняка там, внутри, лакают свое любимое пиво.

Он подошел к ангару, стараясь дышать глубоко, размеренно и твердя про себя самое важное: зеленые куртки, белые или красные шнурки — «фаты», оранжевые куртки и желтые шнурки — «красные».

Если он это запомнит, у него будет шанс выпутаться без потерь.

Сделав глубокий вдох, он толкнул в сторону раздвижную дверь. Ему даже не понадобилось смотреть на шнурки, чтобы определить, к кому он попал. Стены были сплошь размалеваны красными свастиками. Нацистские символы соседствовали с увеличенными фотографиями узников концлагерей и замученных пытками алжирцев. Под ними расположилась орда бритоголовых в зеленых куртках; все они смотрели на него. Значит, крайне правые, из самых оголтелых. Карим знал, что у каждого из них на нижней губе, с внутренней стороны, вытатуировано слово «skin».

Полицейский напрягся, как рысь, готовая к прыжку, ища взглядом оружие. Ему был знаком арсенал этих психов — американские кастеты, бейсбольные биты и пистолеты для самозащиты с двойным зарядом дроби. И уж наверняка эти сволочи прятали где-нибудь помповые ружья, заряженные каучуковыми пулями-"вышибалами".

Но то, что он увидел, оказалось много хуже.

Birds. Женщины-скины, тоже обритые, если не считать хохолка надо лбом и двух длинных, спадающих на щеки прядей. Дородные мускулистые девки, пропахшие спиртным и наверняка еще более свирепые, чем их парни. У Карима пересохло в горле. Он надеялся застать здесь компанию изнывающих от безделья бродяг, а столкнулся с настоящей бандой, которая оттягивалась в ожидании очередного заказа на погром. Его шансы на благополучный исход таяли с каждой секундой.

Одна из девиц хлебнула из кружки, разинула рот и звучно рыгнула. Специальный номер для Карима. Остальные загоготали. Все они были ростом не ниже полицейского. Карим сказал, стараясь, чтобы его голос звучал громко и уверенно:

— О'кей, парни. Я из полиции. Хочу задать вам несколько вопросов.

Скины встали и пошли на него стеной. Этот тип, из полиции или еще откуда, был для них прежде всего «мавром»[15]. А чего стоила шкура какого-то «мавра» в ангаре, среди банды таких подонков?! Или даже в глазах Крозье и других полицейских. Молодой араб вздрогнул. На какую-то долю секунды почва ушла у него из-под ног. Ему чудилось, будто на него ополчился весь город, вся страна, а может, и целый мир.

Он выхватил автоматический пистолет и вскинул его к потолку. Этот жест на миг остановил нападавших.

— Повторяю: я из полиции и пришел играть с вами в открытую.

Он медленно положил пистолет на ржавую бочку. Бритоголовые молча смотрели на него.

— Вот, глядите, я оставляю оружие здесь. Но чтобы никто не трогал его, пока мы будем говорить.

Пистолет Карима «глок-21» был суперновой моделью, на семьдесят процентов из сверхлегкого полимера. Пятнадцать пуль в обойме, одна в стволе и фосфоресцирующий прицел. Он знал, что скины такого никогда не видели. Одно очко он уже выиграл.

— Кто вожак?

В ответ — молчание. Карим шагнул вперед и повторил:

— Кто вожак, черт подери? Не будем терять время.

Самый рослый из парней подошел ближе; его напряженная поза выдавала готовность к звериному прыжку. Он спросил с местным гортанным акцентом: