Гарри Поттер и философский камень - Джоан Роулинг

— Так что же такое квиддич?

— Это спорт такой, Гарри. Наш, колдовской. Ну, примерно как… как футбол у муглей. За него все болеют. Играют только вот на помелах, и мячик не один, а четыре… и… ну, в общем, так на пальцах не объяснишь.

— А кто такие Слизерин и Хафлпаф?

— Это колледжи в Хогвартсе. Их всего четыре. Про Хафлпаф всегда говорят, что там одни бездари, но…

— Спорим, я буду в Хафлпафе, — безнадёжно сказал Гарри.

— По мне уж лучше так, чем Слизерин, — сказал Хагрид неожиданно сурово. — Все колдуны, которые в черноту свернули — все, как один, из Слизерина вышли. И Сам-Знаешь-Кто меж ними.

— Воль… ой, то есть Сам-Знаешь-Кто учился в Хогвартсе?!

— Давным-давно, — сказал Хагрид.

Учебники они купили в магазине «Флориш и Блоттс», стены которого были сплошь заставлены высокими, под потолок, полками, набитыми самыми разными книгами: тяжеленными, как булыжники, в кожаных переплётах; малюсенькими, не больше почтовой марки, обёрнутыми шёлком; исписанными непонятными значками; некоторые были и вовсе пустыми, без единой буквы. Даже Дадли, который в жизни своей ничего сам не прочёл, наверняка не отказался бы заиметь себе парочку. Гарри так вцепился в «Сглазы и противосглазы — как приворожить друзей и отомстить врагам при помощи новейших заклинаний: облысение, кисельные коленки, типун на язык и многое, многое другое» профессора Виндиктуса Виридиана, что Хагриду пришлось его оттаскивать.

— Я только хотел посмотреть, как бы мне сглазить Дадли.

— Не то, чтобы я не был двумя руками за, но на муглях колдовство применять запрещается. Если не считать экстренных случаев, конечно, — строго сказал Хагрид. — Да и не получится у тебя, тебе ещё до такого учиться и учиться.

Купить золотой котёл Хагрид тоже не позволил («Сказано же в списке — оловянный!»), зато они приобрели отличные весы для отмеривания составляющих в зелья и складной медный телескоп. Потом они посетили аптеку, в которой было так интересно, что Гарри почти забыл про жуткую вонь, стоявшую внутри — как смесь тухлых яиц и гнилой капусты. На полу стояли бочки чего-то склизкого; полки были заставлены банками с травами, корнями и разноцветными порошками; с потолка свисали связки перьев и гирлянды клыков и когтей. Пока Хагрид получал у продавца незатейливые припасы для первых зелий Гарри, сам Гарри изучал серебристые рога единорогов (двадцать один галеон за штуку) и крохотные, чёрные, блестящие тараканьи глаза (пять кнутсов черпак).

Когда они вышли из аптеки, Хагрид снова сверился со списком.

— Ну, одна палочка осталась… Стой, погоди! Я ж тебе ещё подарок не купил, на день рождения.

Гарри покраснел.

— Хагрид, ты вовсе не должен…

— Мало ли, чего я не должен. Вот что, подарю-ка я тебе зверюшку. Только не жабу, они уж сто лет как из моды вышли, тебя ещё засмеют, чего доброго… А кошек я не выношу, я от них чихаю. Я тебе сову куплю. Всем детишкам сов хочется, да и полезные они — жуть. И письма носят, и вообще.

Через двадцать минут они покидали «Совешник», где было темно, со всех сторон раздавался шорох и хлопанье крыльев и смотрели, подмигивая, ярко светящиеся глаза. Гарри нёс под мышкой большую клетку, в которой сидела чудная снежно-белая полярная сова. Она крепко спала, засунув голову под крыло. Гарри заикался, как профессор Квиррел, пытаясь выразить Хагриду свою благодарность.

— Ну уж ладно тебе, — сказал Хагрид с напускной серьёзностью. — Сдаётся мне, что Дурсли тебя подарками не избаловали. Ну, теперь только к Оливандеру. Он один теперь здесь приличными палочками торгует, Оливандер-то, а палочку тебе надо самую наилучшую.

Волшебная палочка… Вот чего Гарри хотелось больше всех остальных вещей. Последняя лавка выглядела слегка запущенно. На вывеске облупившимися золотыми буквами было написано: «Оливандер. Мастера по волшебным палочкам. Лучшее качество — с 382 г. до н. э.». В витрине, на выцветшей бархатной подушечке, лежала одна-единственная палочка.

Когда они переступили порог, где-то в глубине зазвякал колокольчик. Лавка была крохотная, никакой мебели в ней не было, если не считать одинокого стула с тонкими витыми ножками, на который Хагрид уселся, пока они ждали хозяина. У Гарри было странное чувство, будто они пришли в какую-то библиотеку с очень строгими порядками; он проглотил все новые вопросы, которые просились ему на язык, и занялся рассматриванием тысяч маленьких узких коробочек, аккуратно сложенных в стопки до самого потолка. По коже у него отчего-то побежали мурашки. Даже затхлый воздух и почтительная тишина вокруг, казалось, были пронизаны таинственным волшебством.

— Добрый день, — негромко произнёс кто-то.

Гарри подскочил на месте. Хагрид, похоже, тоже подскочил — раздался громкий хруст, и он поспешно слез с хлипкого стула.

Перед ними стоял пожилой человек; его широкие, белесоватые глаза горели в полутьме лавки, как две полных луны.

— Здравствуйте, — неловко вымолвил Гарри.

— Ах да, — продолжал человек, — да. Конечно. Я так и думал, что вскорости вас увижу. Гарри Поттер, — это был не вопрос, а утверждение. — У вас глаза Вашей матери. Я помню, как она пришла ко мне за своей первой палочкой, словно это было вчера. Десять дюймов с четвертью, мягкая, ивовая. Отличная палочка для наговорной работы.

Он придвинулся ближе к Гарри. Гарри захотелось, чтобы он наконец моргнул — эти серебристые немигающие глаза нагоняли на него страх.

— Отец Ваш, напротив, предпочёл палочку красного дерева. Одиннадцать дюймов, пластичная. Помощнее, и незаменима для превращений. Это я так говорю — он предпочёл, на деле же, конечно, палочка колдуна выбирает.

Мистер Оливандер подходил всё ближе и ближе, пока он и Гарри не очутились нос к носу. На Гарри глядели два его двойника, отражавшихся в туманных глазах хозяина.

— А вот сюда…

Мистер Оливандер ощупал своим длинным белым пальцем шрам-молнию.

— Сожалею, но именно я продал ту палочку, которая это сделала, — сказал он мягко. — Тринадцать с половиной дюймов. Тис. Очень сильная палочка, очень, а если попадёт не в те руки… ну, да если б знать, что та палочка натворит…

Он некоторое время молча качал головой, а потом, к облегчению Гарри, заметил Хагрида.

— Рубеус! Рубеус Хагрид! Какая приятная встреча… Дуб, шестнадцать дюймов, довольно изгибистая, не так ли?

— Что так, то так, сэр, — сказал Хагрид.

— Хорошая была палочка, хорошая. Однако, я полагаю, её сломали, когда вас выгнали из школы? — с неожиданной строгостью спросил мистер Оливандер.

— Э-э… Так точно, сэр, сломали, ага, — ответил Хагрид, переминаясь. — Половинки-то у меня остались, — добавил он радостно.

— Но вы её, конечно, больше не используете? — резко осведомился мистер Оливандер.

— О, нет, нет, сэр, как можно, — быстро ответил Хагрид.

Гарри заметил, как при этом он покрепче ухватил ручку розового зонтика.

— Хм-м-м, — сказал мистер Оливандер, устремив на Хагрида пронзительный взор. — Ну, что ж — мистер Поттер. Поглядим, — он вытащил из кармана складной аршин с делениями, обозначенными серебром. — Вы какой рукой колдуете?

— Э-э… Я вообще-то правша, — сказал Гарри.

— Вытяните руку. Вот так.

Он измерил Гарри сначала от плеча до кончиков пальцев, потом от запястья до локтя, от плеча до пола, от колена до подмышки и вокруг головы. При этом он приговаривал:

— Внутри каждой палочки от Оливандера содержится сильное волшебное вещество, мистер Поттер. Мы используем волосы единорогов, хвостовые перья фениксов и драконьи жилы. Как нет на свете двух одинаковых единорогов, фениксов или драконов, так же нет и двух одинаковых волшебных палочек Оливандера. И уж само собой, если взять палочку другого колдуна, то результат будет совсем не тот.

Гарри вдруг понял, что аршин, который уже мерил между его ноздрями, работает сам по себе. Мистер Оливандер порхал меж полок, снимая с них коробки.

— Довольно, — сказал он, и аршин свалился на пол. — Ну-с, мистер Поттер. Попробуем-ка вот эту. Бук, жила дракона. Девять дюймов. Удобная, гибкая. Возьмите в руку и просто взмахните.

Гарри взял палочку и (чувствуя себя очень глупо) помахал ею, но мистер Оливандер тотчас же выхватил её из его руки.

— Клён, фениксово перо. Семь дюймов. С приятной отдачей. Попробуйте…

Гарри едва успел поднять руку, как и эта палочка оказалась у мистера Оливандера.

— Нет, нет, нет… Вот. Эбонитовое дерево, волос единорога, восемь с половиной дюймов, пружинистая. Не бойтесь, пробуйте.

Гарри пробовал. И пробовал. И пробовал. Он понятия не имел, чего дожидался мистер Оливандер. Груда перепробованных палочек росла всё выше на витом стуле, но странное дело — чем больше палочек мистер Оливандер доставал, тем более счастливое выражение появлялось у него на лице.

— А, значит, сложный заказчик? Не извольте беспокоиться, подберём в точности то, что нужно… Интересно… А впрочем, почему бы и нет… необычное сочетание… Остролист и перо феникса, одиннадцать дюймов, послушная, упругая.