Touching From a Distance - Дебора Кертис

На панк-рок фестивале в Мон-де-Марсан. Август 1976.

Мы попытались немного поспать, сначала на каменных скамьях, а затем на деревянных, в парке. Едва рассвело, мы двинулись домой, но запутались во множестве выходящих из города дорог. Даже после того как утренний туман рассеялся, мы не могли решить, какая из них ведет в Париж. Наконец мужчина с маленькой дочкой подбросил нас до Аркашона, попутно угостив помидорами.

В Аркашоне белые песчаные пляжи, макушки сосен, даже террасы кафе, где подавались свежайшие морепродукты, — все было раскалено от жары. В хостеле не нашлось мест, и, так как у нас не было палатки, мы решили переправиться в Кап-Ферре, а оттуда добраться до Бордо. Нac везли в крошечной лодчонке, за бортом плескалась морская вода, и Йен опустил туда свои больные руки, стараясь их охладить.

Обратно в Париж мы добрались намного быстрее, чем в Мон-де-Марсан. Распрощавшись с последними тридцатью франками на вокзале Гар-дю-Нор, мы были рады вновь оказаться на английской земле.

На концерте Игги Попа в Манчестере зимой 1976 года Йен познакомил меня с Питером Хуком и Терри Мейсоном — они сидели прямо перед нами и улыбались мне. Я решила, что из этого что-то должно получиться. Они были энергичны, полны воодушевления — наконец кто-то подходящий для группы Йена! «Где Берни?» — спросил Йен. Пит намекнул, что того прибрала к рукам подружка. Это был лучший концерт, на котором я когда-либо бывала. Зрители ждали угара, и Игги — панк номер один — не разочаровал нас. Большинство забралось на спинки сидений (кроме Йена, который и без того был высоким) — нас было так много, что вышибалы со всеми не справились бы. Я стояла, раскачиваясь и пританцовывая в такт, держась для равновесия за голову Йена, совершенно не боясь, что кресла могут опрокинуться: значение имела только музыка. Йен же на протяжении всего концерта был на удивление спокоен, даже несмотря на то, что на клавишах вышел играть Дэвид Боуи. Возможно, он мечтал о том, как скоро сам окажется на сцене.

Наше решение вернуться в Маклсфилд было принято спонтанно, хотя я уже давно думала об этом. Олдем оказался слишком отдаленным городом, и ежедневные утренние поездки до Манчестера угнетали. У нас обоих был гибкий график, и, хотя Йен сам настоял на том, чтобы приезжать на работу как можно раньше, он ненавидел вставать утром. Мне приходилось всякий раз уговаривать его вылезти из постели — обычно впустую. Он отсылал меня на остановку, чтобы я упросила водителя подождать его. Это действо мне приходилось изображать каждое утро. Мы работали в одном здании, хотя и на разных этажах, и по пути в офис успевали разругаться. На эскалаторе мы все еще продев жали ссориться: рано вставать — я виновата, опоздали на автобус — опять я виновата. Но если нам встречался ктск нибудь из коллег Йена, он тут же преображался и улыбался, шутил, излучал благодушие.

Мы продали дом азиатской семье, очень милым и вежливым людям. Правда, они рассчитывали оставить себе наш скудный запас мебели, но в целом продажа прошла гладко.

Йен при желании был сама обходительность, но, пообщавшись с Питером Хуком, я поняла, сколько у него на самом деле предрассудков. Хмель всегда плохо влиял на него: однажды, подвыпив в индийском ресторане, он начал рассказывать разные расистские байки,будто бы одна семья индусов туалет переоборудовала в дополнительную спальню — испражнялись на газету, а потом выкидывали все это в соседский сад. Слушая Йена, все хохотали — кроме меня: я-то до тех пор думала, что Йен разделяет мой взгляд на жизнь: «Живи и дай жить другим».

С переездом получилось столько накладок, что нам опять пришлось какое-то время жить у бабушки Йена, правда, на этот раз недолго. Вместе с дедушкой они каждую субботу навещали родителей Йена, и дом на день оставался в нашем распоряжении. Мне даже удавалось тайком от них постирать! Пропустив белье через отжимной каток на заднем дворике, я развешивала его на раме для сушки. Это была деревянная конструкция, которая поднималась к потолку на маленьком блоке. Весь ритуал стирки неизменно напоминал мне о детстве, проведенном в Ливерпуле. Вращая ручку сушильного катка, я размышляла, как мало изменилась моя жизнь за все эти годы. Я как будто сама крутилась на месте.

Увлечение Йена реггей прошло, начались эксперименты с панком, впрочем, не сказать, чтобы он так уж загорелся. Не в его характере было бросаться на что-то вместе со всеми, сливаться с толпой. Он купил плащ цвета хаки и оранжевой акриловой краской вывел на спине НАТЕ. Надпись сохла долго и оставила отпечаток на сидении в машине Кельвина.

Йен не любил быть как все. На концертах я с наслаждением смешивалась со зрителями, обожала прыгать и танцевать всей толпой — но Йену нравилось самому быть в центре внимания.

Айан Грей зачастил к нам, пока мы жили в Хьюлме; он приходил каждую субботу и стал буквально частью семьи. Однако становилось ясно, что, вместо того чтобы обсуждать будущую группу, он с большим удовольствием просто болтает с Йеном о всякой всячине. Йен по доброте ничего не говорил Айану, но сам только и думал, как бы оказаться в нужном месте и встретиться с нужными людьми. Я ничего не имела против того, чтобы проводить в манчестерских клубах хоть ночи напролет, но поспать с утра никогда не удавалось: Йен не хотел приезжать на работу позже. Нужно было появляться в офисе к восьми утра, независимо оттого, во сколько мы легли накануне.

Однажды, возвращаясь из клуба, мы пропустили свой автобус и поехали на другом, который останавливался значительно дальше от дома. Пришлось идти через заброшенный пустырь: вдоль разбитых дорог высились горы щебня, и не было ни домов, ни фонарей. Йен уверенно шел вперед, а я в страхе цеплялась за его руку; я не имела понятия, где мы находимся. Очень тихо подъехал автомобиль и остановился рядом с нами. Оставив меня поодаль, Йен наклонился к окну и обменялся с водителем парой слов. Машина отъехала. Я спросила Йена, о чем был разговор, и он подтвердил мои худшие опасения: водитель предлагал деньги за мои услуги. Я была зла на него за то, что он поставил меня в такое неловкое положение, но предпочла сдержаться и дать волю возмущению, только когда мы окажемся в безопасности, на кухне его бабушки. Он не ответил ничего. Просто обернулся, протянул свои длинные руки к моей шее и так ее сдавил, что я не могла пошевельнуться. Через некоторое время он отпустил меня. Мы отправились спать; на следующее утро, как обычно, рано проснулись и поехали на работу — о происшествии больше не упоминалось.

Питер Хук, Бернард Самнер и Терри Мэйсон были знакомы с раннего детства. Потом они вместе учились в Салфордской школе и стали хорошими друзьями. С приходом эры панка они собрали группу и начали искать вокалиста. На объявление Бернарда и Терри в Virgin Records откликались одни чудаки: всех перещеголял один хиппи, облаченный в наволочку с кисточками. У Питера был приятель, Дэнни Ли, — говорили, что он круче Билли Айдола, Но Ли так и не сподобился встать к микрофону. Когда Йен позвонил Бернарду Самнеру, тот вспомнил, что они виделись на местных концертах, и сразу принял приглашение. Йена взяли в группу.