Происхождение тютельки - Борис Бурда

Видите, как распространено в пространстве стремление полакомиться? Так и во времени – то же самое. Еще во времена Третьей Пунической войны в Риме был принят закон против роскоши, запрещающий откорм кур в гурманских целях. Но древнеримские обжоры ухитрялись порадовать себя и обходить этот закон, не подвергаясь наказанию, весьма простым способом – откармливали петухов. Добытые в XIV веке в Китае самим Марко Поло рецепты того, что мы сейчас называем мороженым, порой объявлялись государственной тайной, и кое-кто поплатился головой за ее разглашение.

А у древних греков так ценили инжир, что за его контрабандный вывоз грозили суровыми карами. Эти постановления, как водится, нарушали, причем настолько часто, что возник целый общественный слой сикофантов – доносчиков на тех, кто вывозит из Греции драгоценные фиги (именно так называются ягоды инжира) мимо таможни. Они даже имели тайный знак, который украдкой показывали друг другу, чтобы действовать заодно. Если не поняли, какой – еще раз прочтите чуть выше, как называется ягода инжира. Впрочем, привычная нам античная трактовка кукиша благороднее, чем японская. Когда комендант Порт-Артура генерал Стессель велел нарисовать на японском ультиматуме о сдаче Порт-Артура кукиш и вернуть его в таком виде японцам, лучше знающий обычаи неприятеля генерал Кондратенко отговорил его, объяснив, что именно таким образом некая прослойка японских дам не очень тяжелого поведения подзывает к себе клиентов.

Любимые мои интеллектуальные игры искусство услаждения брюха тоже не обошло. В русских гостиных два века назад играли в слова, но не так, как мы сейчас: играющим подносили коктейль, а тогдашние Друзи и Поташевы пробовали его и глубокомысленно изрекали: «Здесь есть «Московская», «Очищенная», «Совиньон», коньяк, вишневка… а-а-а, еще апельсиновый ликер… понятно – задумано слово «Москва»!» Причем это еще считалось относительно простой задачей, ибо асы этой игры по одному глоточку адской смеси могли распознать слово «Навуходоносор». Я бы, например, не смог…

Интересно заметить, что еда нужна не только для еды. Генерала Вашингтона его повар Бейли пытался отравить помидорами и, не узнав, что легенды о ядовитости помидоров не полностью соответствуют истине, зарезался собственным ножом, чтоб избежать ареста и расстрела. Почти то же самое, по рассказам Мишеля Монтеня, делали знатные француженки, глотая песок и золу – чтоб обзавестись аристократической бледностью, верной спутницей желудочных заболеваний. А для заполнения пустот в ящиках, где перевозят различные приборы, наконец-то нашли замену пенопласту, который потом трудно утилизовать – обыкновенный попкорн, который ничуть не хуже, зато экологически безвреден.

Вообще, связь кулинарии и технологии также несомненна – домохозяйки из Гонолулу стирают осьминогов в стиральных машинах, только без порошка. Не для чистоты, а чтоб как-то отбить жесткое мясо. Впрочем, верно и обратное. Француз Мишель Лотито, известный под кличкой Мсье-Ем-Все, с 1966 года съел десять велосипедов, семь телевизоров, легкий одномоторный самолет и много других столь же вкусных вещей. Но самое удивительное из его «блюд» – предмет, который впервые оказался полностью внутри человека, а не наоборот, как бывает обычно. Так Лотито и попал в Книгу рекордов Гиннесса – как первый человек, съевший гроб.

Но не надо о жутком – хотя бы потому, что желудок просвещенного человека имеет лучшие качества доброго сердца: чувствительность и благодарность. Так сказал великий французский кулинар Брийа-Саварен, а ему виднее. И не надо с этим спорить и требовать доказательств – некоторые вещи в такой священной отрасли, как кулинария, должны быть ясны интуитивно. Не зря ведь Петр Вайль и Александр Генис отказываются отвечать на вопрос, следует ли подавать к ухе водку в хрустальном запотевшем графине, – потому что сам вопрос преступен и бессмыслен, а ответ на него очевиден. Хотя не все в кулинарии очевидно – есть и там свои тайны.

Когда у великого американского физика китайского происхождения Ли, пользующегося огромным уважением среди своих соплеменников, один его американский знакомый попросил совета, что заказывать в китайских ресторанчиках, Ли сказал: «Вы не произнесете, я лучше запишу». По его записке американца действительно во всех китайских ресторанчиках кормили по-царски – но блюдо всегда было другое! Американца замучило любопытство – что же это за блюдо с таким коротким названием, принимающее столь разнообразные формы? Он нашел знатока китайского языка, и тот перевел ему название этого чудесного блюда. Вот он, дословный перевод этой записки: «Это мой друг, накормите его получше. Доктор Ли». По-моему, здесь скрыт весь смысл кулинарии. Кормите получше своих друзей – они этого заслуживают!

Великие до смешного

Что можно сказать о политике и политиках более обидного, чем то, что говорят они сами? Джон Гэлбрейт считал, что политика – выбор между гибельным и неприятным, Джон Морли, английский политик и публицист, называл ее неустанным выбором из двух зол, а актер Питер Устинов говорил, что политика есть искусство удерживать людей от участия в делах, которые их прямо касаются. Не зря, очевидно, Шарль де Голль утверждал, что политика очень серьезное дело, и поэтому доверять ее политикам нельзя. Ему, французу, виднее – когда его соотечественнику Талейрану кто-то посмел заикнуться, что члены палаты депутатов, конечно, не ахти какие светочи разума, но хоть совесть имеют, тот немедленно подтвердил: «Да, имеют – и не одну». Кстати, о том, кто кого имеет, наиболее четко высказался американский режиссер Мел Брукс, предположив, что президенты делают со своими странами то, что не могут делать со своими женами.

В общем, политика есть занятие само по себе смешное – накануне «пражской весны» чехи доказывали крайнюю непопулярность своего президента тем, что про него даже анекдотов нет. Более того, это занятие не ахти как уважаемое – социологический опрос показал, что 85 % американских матерей не хотели бы, чтоб их сын занимался политикой. А то, что 95 % из них тем не менее хотели бы, чтоб их сын стал президентом США, говорит о женской логике больше, чем куча баек.

Конечно, политиков уважают – например, очень пышно хоронят. Когда мумию Рамзеса II в 1977 году привезли в Париж, в Орли выстроили почетный караул, прибыли послы Франции и Египта, подняли флаги этих государств и исполнили гимны. Правда, строевого смотра мумия не провела – по всей вероятности, ввиду отсутствия во французской армии пращников и колесничих. Так что умирать политикам неплохо, зато жить – так себе. Во-первых, у них воруют. Екатерина II, например, когда видела, как ее слуги несут с дворцовой кухни чуть ли не мешками, всегда говорила одно и то же: «Хоть бы мне что-то оставили!» Правда, она была большая оптимистка и в одном из писем отмечала, что ее обворовывают так же, как и других, но это хороший знак – есть что воровать. У нас же если в скором времени и прекратится коррупция, то исключительно естественным путем, а это еще хуже.

Вот вам и во-вторых: они сами воруют – и потом получают, что положено. А о масштабах этого явления, скажем, в Израиле хорошо говорит лозунг тамошней политической партии русских эмигрантов, руководимой советским диссидентом Натаном Щаранским. «Мы сначала сидели в тюрьме, а потом занимались политикой – но не наоборот!» – говорил он, и избиратели это оценили, потому что деятели прочих партий эту последовательность часто путали. Единственная правильная мера для уменьшения воровства среди власть имущих принадлежит Лжедмитрию I – он не только установил смертную казнь за взятки и казнокрадство, но и резко повысил казенному люду оклады, чтоб воровать было и стыдно, и нецелесообразно. Это так взбесило российский чиновный мир, что его немедленно свергли – отказываться от воровства чиновники не хотели ни за какие деньги.

Не следует забывать и в-третьих – работа вредная. Что сделал некий Джон Хинкли, чтоб доказать третьеразрядной актриске, какой он крутой? Взял пистолет и всадил Рональду Рейгану пулю в легкое. Чуть в сторону – и некому было бы бороться с «империей зла». А Александр II? Как за зайцем охотились, покушение за покушением устраивали, пока не убили. Сколько их было – затрудняюсь сказать, гадалка сказала, что он переживет семь покушений, поэтому бомбу Рысакова некоторые считают седьмым, а убившую царя бомбу Гриневецкого – роковым восьмым. Сказала бы гадалка «десять» – тогда бы каждый выстрел Соловьева отдельным покушением считали, он-то в самодержца целую обойму разрядил, ни разу не попал, дилетант, – а были бы лишние, их бы тоже как-то объяснили.

Это, кстати, еще не весь вред. Хрущев, например, с собой всюду специальную рюмку возил, подаренную, кстати, супругой американского посла Джейн Томпсон. Вид у нее был весьма внушительный, но на самом деле все в ней было залито стеклом и места для алкоголя оставалось чуть-чуть, хотя и казалось, что налито немало. Слава богу, а то Хрущев и трезвым такое мог, что до сих пор в музее ООН хранится сломанный молоточек – председатель пытался урезонить Хрущева, в знак протеста колошматящего собственной туфлей по трибуне, уже и молоток сломал, а Никите Сергеичу хоть бы что. Правда, Хрущев личность неоднозначная, были у него и достоинства. Сам он, например, считал самым большим своим плюсом то, что снимали его простым голосованием – это после Сталина-то! А лично мне запомнилось другое – как после публикации мемуаров Никиты Сергеевича за рубежом Кириленко стал ему угрожать, что отберут машину и дачу. Хрущев ответил: «Тогда я пойду по стране с протянутой рукой, и мне подадут – хотя бы родственники тех, которым я вернул доброе имя. А кто тебе подаст?»